[indent]Было уже далеко за полночь, когда профессор Анаксагор, гроза всех ленивых недоучек и любителей повторять за преподавателями прописные истины, отложил наконец свои записи, в которых, увы, приблизился к истине не более, чем вчера или неделю назад. Впрочем, отрицательный результат - тоже результат, но хотелось уже продвинуться хоть куда-нибудь. Не то, чтобы ему недоставало терпения, хотя Анаксагор был из тех, у кого внутри полыхает неугасимое пламя - у кого-то это любовь, у других зов справедливости, а у него стремление к истине. И это пламя пожирало его изнутри, требуя, чтобы он постоянно подпитывал его - и ответы нужны сегодня, а лучше вчера. Но... он не был дураком, что бы про него ни говорили остальные, и прекрасно понимал - нельзя получить всё и сразу, и лишь долгие годы кропотливого и порой неблагодарного труда могут окупиться.
[indent]Правда, неизвестно, есть ли у него ещё эти годы. А, рассуждая шире - есть ли они у всего Амфореуса. Чем больше он исследовал - тем глубже складка пролегала у него на лбу, а в уголках глаз - морщинки. Многие знания - многие печали, а печали весьма старят.
[indent]Он утомлённо потёр переносицу и в очередной раз сказал себе, что мебель хорошо бы поменять. А то такими темпами его спина не выдержит, и он погибнет не от чего-нибудь, не от превратностей судьбы или чёрного течения, а очень глупо и нелепо.
[indent]Анаксагор уже вышел и даже начал наслаждаться видом ночной Рощи, избавленной от постоянного шума, производимого теми бездарностями, что называли себя учёными и учениками, тихой и поэтически прекрасной - сама великолепная Мнестия бы оценила. И отошёл уже достаточно далеко, чтобы мастерская пропала из виду. Можно было, пожалуй, отправляться спать, но перед этим он решил ещё раз перечитать записи, приготовленные для завтрашних дебатов. Конечно, он во многом любил импровизировать, так как идеи приходят в процессе обсуждения, и, кроме того, не зря говорится, что "мысль изречённая есть ложь", а бумага лишает силы живое слово ещё вернее. Да и в памяти привык удерживать большие объёмы информации. Но против него будет несколько оппонентов, двоих из которых Анаксагор считал достаточно образованными, чтобы заслуживать внимания. Поэтому он составил план и исписал несколько свитков наметками.
[indent]Забрать их, однако, не получилось. Внутри кто-то уже был. Кто-то, кого не приглашали.
[indent]Тонкие, но на удивление сильные пальцы профессора сомкнулись на девичьем запястье, бережно, однако, не давая возможности легко вырваться. Он не хотел её пугать и не собирался причинять вред. От него не исходило никакой угрозы - по крайней мере пока что.
[indent]- Какая замечательная сегодня ночь, не правда ли? - улыбнулся Анаксагор, как самой дорогой гостье. - Но для чего же приходить ко мне в столь поздний час и красться, будто вор? - безмятежно продолжал он. - Если вы скажете, что же именно ищете у меня, может быть, я смогу вам помочь.
[indent]Ему хотелось послушать, как именно она будет выкручиваться из сложившейся ситуации. Кроме того, многие предметы, за обладание которыми иные мудрецы отдали бы руку, ничего не стоили для него после того, как он изучил их или извлёк всю пользу, возможную лично для него. Он запросто мог бы подарить любую из подобных вещиц. Если, конечно, она не слишком опасна для того, к кому попадёт.

Желание - Ржавый - Семнадцать - Рассвет - Печь - Девять - Добросердечный - Возвращение на Родину - Один - Товарный вагон.
Хорошо, что это больше не имеет никакого смысла. Свобода, которую я  смог наконец выбрать.
Пусть даже, не имел на неё в каком-то смысле права. После всего, что сделал. После каждого имени в моём блокноте, что было вбито в подкорку мозга.
Конечно психиатр, беседы с которой были обязательными, весьма деструктивна, по природе своей, но она была права. Если я хочу обрести успокоение, то мне нужно заслужить прощение людей. Или, хотя бы знать, что я всё для того сделал. Выйдет или нет. Попробовать себя простить, зацепившись хоть за что-нибудь.
Всё, что я знал всегда, так это как быть солдатом. Не призраком, называли которого с приставкой "Зимний" - легендой, не имевшей права на существование. Просто сержантом Барнсом из 107-го пехотного. Тем, кто наивно верил в лучший мир и готов был погибнуть за это. Просто паренёк из Бруклина, который вряд ли поверить смог бы, что проживёт больше сотни лет.
А ещё - станет монстром с искалеченным мозгом, подчиняющимся набору глупых слов. Мир Ад напоминал в далёком 1943-ем, каждый день был предвестником чего-то, гораздо более худшего, чем то, что уже случилось.
Но хуже оказалось, когда я наконец смог вернуться. В мир, в котором ориентировался неплохо, нужно когда было выполнять задания. Тот самый, который не мог узнать после.
Каждый раз после того, как мозги мои вновь прожаривали, обливали соусом и засовывали в холодильник, чтобы это всё пропиталось.
Жизнь без приказов, со свободой личного выбора и ответственностью за неё. Нечто, гораздо большее, чем бесконечная война за чужие идеи. Что-то, что придаёт всему хоть какой-нибудь смысл.
Дружба. Любовь. Дом. Преданность. Ответственность.
Только этот набор слов имеет для меня сейчас значение.
Я стараюсь найти искупление после всего, что сделал. Меня не успокаивают слова  о том, что это не был я, в классическом смысле. И даже прощение, подаренное мне слишком быстро, не помогает. Конечно, помилование после всего, что натворил и доверие людей, что позволили быть мне конгрессменом вселяют оптимизм. Но остальное...Остальное никогда не задвинуть куда-то подальше и сделать вид, что оставили прежние владельцы, а ты всё ждёшь, когда заберут. Это - ты. Это всегда твоё.
Тьма в душе, на самом деле, только разрастается, если не стараться, пустить на самотёк. Нет пределов ограничения. Есть лишь плотина, которую однажды снесёт этим потоком. Вот и всё.
Воспоминания лишают сна и доводят до безумия, как иногда кажется. Хотя, я никогда не был от него достаточно далеко. До. В процессе. После. С этим приходится бороться, ни на мгновение не забывая, кем именно могу быть. В кого был превращён когда-то.
Белый Волк заменил Зимнего Солдата. Вроде бы, это больше не мои официальные отметки, в личное дело внесли изменения. Отслеживают всё, что происходит в моей жизни. Вечно проверяют, хожу ли к психологу.
Говорят, имя определяет судьбу человека. И то, что даровано мне было в Ваканде, после исцеления, заставляет поверить в нечто подобное. Как минимум, я готов на многое ради этого.
Исправление собственных ошибок - тот самый минимум, что я должен миру. Особенно, когда они становятся чем-то невыносимо личным.
Во мне и без того слишком много вины для того, чтобы обрастать новой. Барон Земо не был главным злодеем в  моей жизни - даже после того, как я был обвинён в том, чего не совершал. И всё же, я взял на себя полную ответственность, когда позволил ему покинуть место заключения. Он был нужен, потому  что мы не справлялись, а с его ресурсами и планами, глупо отрицать пользу, принесённую им в Мадрипуре. Угроза, которую представляли из себя Разрушители Флагов вряд ли могла быть недооценённой. Мир заразился идеями, несущими насилие с собой попутным ветром. А Сэм верил, что сможет достучаться до девчонки, одержимой демонами несправедливости, потому что видел в этом аналогию своей семьи в том. Дрался не за ту, что убила уже десятки людей, а за что-то, что защитит тысячи.
Собственно, я даже уважал его за это. Просто понимал, что ничего хорошего не случится в конце концов. Не с моей историей обманываться в том, что применение силы, создание суперсолдат и насилие могут привести к тому, что всё закончится хорошо. Может быть, Соколу было жаль девчонку, что просто хотела лучшего для мира.
Но мне давно приходится выбирать стороны и финал, в котором хочу оказаться. Суперсолдаты, убивающие ради чьих-то идей не должны были существовать. Я не стал играть фальшивых похорон Зимнего Солдата, как советуют современные  психологи. И та, моя, которой трудно быть благодарным, но общение с которой было обязательным. Тот, кого называли так когда-то, никогда не будет закопан достаточно глубоко для того, чтобы просто уйти в историю, наполненную чужой кровью. Не стоило и пытаться излишне, так полагаю.
Спасают совершенно другие вещи. И ими я стараюсь наполнить сейчас собственную жизнь.
Ну, часть её, по крайней мере. Не для того стал конгрессменом, чтобы получать наконец внимание в положительном ключе или доказать, что помилование моё было не зря. Игра в политику никогда не была моей сильной стороной, но я научился со временем понимать, как всё работает. Не всегда тот решает, в чьих руках сейчас находится оружие. Так что, в желании сделать больше хорошего, избавиться от тех, кто не пачкает руки сам, но творит ужасное зло, мне пришлось ступить и на этот путь.
И даже почувствовать почему-то, что я неплохо себя чувствую в костюмах и на светских вечерах. Не так, как в форме американского солдата или тем, кого Стив называл "Баки". Ну, или просто Джеймс для всех остальных. И всё же.
Но я всегда буду сержант Барнс, которому приходится принимать решения. И я знаю, что должен идти за врагом. Чего бы не стоило.
Не отказываюсь от должности конгрессмена - беру вполне официальный отпуск. Не приходится объяснять собственное решение. Так что, буквально волен делать то, что считаю нужным.
Потому отправляюсь в небольшую страну, неподалёку от разрушенной Заковии, не известив об этом никого больше. У всех сейчас множество своих проблем - не могу назвать времена, что настали, такими уж спокойными. Не готов привлекать Громовержцев к чему-то, за что отвечаю только я сам. Или того, кого теперь называют Капитан. Моим решением было позволить Барону Земо сбежать, потому  что знал, что смогу присмотреть за ним. И с тем же спокойствием передал его вакандцам. Они спасли меня, стёрли вирус из моего мозга, дав возможность жизнь подчинить себе.
Уверенность. Осознание. Здравый смысл.
Сейчас эти слова подходят мне гораздо больше.
Не знаю, какую роль вновь Валентина сыграла во всём этом, но уверен, что дело не обошлось без неё. Пусть даже изображает в очередной раз перед общественностью, что наша сложившаяся команда - её идея. Официально опроверг всё это - все знают, что я целиком и полностью поддерживал выдвинутые против неё обвинения и импичмент.
Но она умеет выкручиваться, словно ящерица, которой не страшно потерять свой хвост ради того, чтобы выжить. Каждый раз, когда ей прищемляют его, мы наблюдаем за одним и тем же. И это надоело. Всерьёз готов разобраться с происходящим, как только решу одну старую проблему. Барон должен понести ответственность за все свои преступления. Мир не должен встретиться с ним снова. Понятия не имею, как он сумел сбежать от великих воительниц, но теперь это в любом случае, моя проблема.
Я благодарен Ваканде не только за новую руку, но и за путь, по которому они провели меня. Зимний Солдат больше не существует. Белый Волк - тот, кому предоставлено было право нового рождения. И я должен воспользоваться этим правильно.
Моя  миссия закончится лишь тогда, когда  я надену наручники на старого неприятеля. Или убью. Не столь принципиален в подобных вопросах, как мой лучший друг. И знаю, что порой лишь кардинальные способы иногда помогают решить проблемы.
Но я должен и всегда буду Ваканде за отдых, что они дали мне. За надежду, что подарили, когда излечили. Они жаждут справедливости во имя своего короля и тех, кто должен был Барона доставить до ямы. Подарить эту возможность - самое немногое, чем я могу отплатить им.
Так что, надену наручники, спеленаю по возможности во все саваны, существующие на свете и вызову старых друзей. Или разберусь кардинально. Как пойдёт. Мне нет нужды обманываться тем, что Земо помог нам, когда была необходимость, уничтожил сыворотки суперсолдат. Это всё эго, в котором он сам себя считает героем. Мир практически сцепился, потому  что он жаждал мести за своё утраченное положение.
Но он всё ещё отказывается себя признавать классическим злодеем. Ведь у него есть мотивы, боль и драма, а не только ярость и желание уничтожить ближнего. Вроде бы, это должно всё объяснять.
Конечно, мне известна эта злость, сама по себе. Просто, она никогда не оправдывает совершённого. В конечном итоге. Это понимаешь под конец.
И я почти на финишной прямой в охоте, веду которую. Пришлось быть гораздо меньше политиком из другой страны и гораздо больше солдатом. У меня всё равно это всегда получалось гораздо лучше. Знаю, что Земо где-то рядом. Каждый, кто не хотел терпеть боль, давал мне новую крошку, из которой я выкладывал обратный путь к собственному дому. Тот, в котором я наконец могу зашторить окна, закрыть дверь и почувствовать себя спокойно.
Там, где не буду виновен в будущих разрушениях. А значит - хотя бы постараюсь сделать всё правильно.
Натягиваю капюшон на голову  и надеваю тёмные очки, выходя из ничем непримечательного здания. Внутри было много людей, когда я вошёл туда, в поисках ответов. Все были довольно импульсивны, агрессивны и неуступчивы. Теперь тихи и лежат, но не могу сказать, что узнал много особенно.  Имя, что прозвучало угрозой не внушает оптимизм. Я не знаю местных реалий и никого здесь. А что ещё хуже - в одной из угроз прозвучало, что мне не добраться до того, кто нужен. Люди предпочитают смерть, но не то, что с ними будет, если раскроют пасти.
Не могу сказать, что не понимаю - Гидра всегда действовала также. Любая смерть гораздо более приятный вариант, чем всё то, что способны сделать с тобой. Конечно, я никогда не умирал.
С другой стороны - мне никто не давал и возможности выбора.
И вне зависимости от всего этого, всё равно нужны ответы. Знаю, что Земо где-то рядом. И уже устал тратить много сил, не получая практически ничего. Одно только зубоскальство и желание закончить плохо, а не ужасно. Дай мне кто выбор однажды, упасть всё же вниз, с того поезда, разбиться о камни или стать Зимним Солдатом...Я сделал бы такой же, не раздумывая. Лучше плохо в моменте, чем ужасно без конца.
Стараюсь не привлекать внимание толпы ничем, двигаясь расслабленно, стараясь не задерживать ни на чём и ни на ком взгляд.
Хотя, срабатывают реакции и инстинкты. Меня учили мгновенно вычислять лица в толпе, в любой ситуации. Реагировать на всех, в ком могу быть заинтересован. Не думал, что эта встреча может случиться здесь.
- Ванда? Произношу тихо, хоть в голосе моём нет неуверенности.  Я никогда не ошибаюсь в лицах, что вижу, даже если сменить образ. Или не видеться множество лет.
Преграждаю дорогу девушке, что очевидно спешит куда-то по своим делам.  Понимаю, что может не узнать меня в первые секунды - не были никогда близки особенно, а я всё сделал, чтобы не привлекать внимания. У меня не такое примелькавшееся лицо, как у Сокола или Роджерса. Но вся эта шумиха последних дней, с нашей миссией по поводу анархистов, может создать проблемы. У меня непримечательное довольно лицо для толпы  - полезно, когда узнают, если только у меня есть вопросы.
Не ожидал встретить здесь Алую Ведьму. Или ту, что больше себя не называет так. Она пропала с радаров Мстителей, после своего возвращения. Заслужив, очевидно, себе право на спокойную жизнь без всего этого.
И было бы лучшим вариантом сейчас пройти мимо. Сделать вид, что мы не знакомы и не было раскола, когда нам всем пришлось выбирать сторону.
Но мысль случайная, пусть и совсем не справедливая по отношению к той, что имела право на свою спокойную жизнь. Она нужна мне, когда все молчат. Её власть над чужим разумом, вполне возможно - единственное, что поможет решить ситуацию с Бароном.
К тому же, глупо вид делать, что можно спустя столько лет пройти мимо и не показать, что мы знакомы. Вроде, некий акт вежливости. После всего пережитого.
- Странная встреча. Клянусь, я здесь не из-за тебя и понятия не имел, что ты находишься тут, но думаю, сейчас это на пользу. Поговоришь со мной? Прекрасно знаю, что представляет из себя Алая Ведьма. Опасная. Сильная. Преданная своим близким.
Просто, я никогда не относился к ним. Конечно, она не должна испытывать желания помогать мне.
Только, она в темнице оказалась из-за того, кто подставил меня, а соответственно и половину Мстителей. Все те разрушения, что случились, были ответственностью Земо, убившего короля Ваканды.
А теперь он здесь, в этом городе и сомневаться в том не приходится. Рядом с Максимофф и той спокойной жизнью, что она искала себе. Их связывает общая история. Разрушенная Заковия. Гнев, наполняющий сердца. Потери.
Мне неизвестно, случайность это или продуманный план, но Ванда может быть вовлечена, против своей воли. Я не могу просто сделать вид сейчас, что не встречал её.
К тому же, больше буквально, никого нет рядом из тех, кому бы я мог довериться.
- Стой. У нас не было никогда общения особенно, но ты же понимаешь, что если я здесь, то по какой-то причине. Прекрасно вижу, что Ведьма собирается уйти. Могу понять. Вполне возможно, на её месте поступил бы точно также.
Я - не самая значительная, но часть её проклятой, болезненной истории.
А она, как могу предположить, ушла для того, чтобы всё стало лучше.
Потеря любимых ударяет сильнее, чем может представить тот, кто не испытывал этого. Боль иногда достигает таких пределов, что не хочется уже ни мести, ни ярости. Только спокойствия, что обрести можно лишь в иллюзии. То, что вырывает твое сердце обычно не забывается, сколько бы времени не прошло, какие бы мантры не читал для успокоения. Недостающая часть тебя  - не то, что так уж легко не замечать.
Я понимаю, почему Ванда ушла и думаю, лишь сильнее стал уважать её за этот поступок. Оставить всё, чтоб спастись - лучшее, что наверное, каждый из нас мог бы себе позволить.
Просто, большинство из нас совершенно не может. У кого-то из нас и нет в общем ничего, кроме того, чтобы быть ради остальных.
- Прошу тебя. Это не ловушка и не план, как с тобой пересечься. Я правда не ожидал, что встретимся так далеко, но сейчас думаю...Что это к лучшему. Знаю, что не имею права втягивать Максимофф во всё это, снова. Барон Земо, так  или иначе  - моя головная боль. Он был под стражей. Я дал ему план и все возможности выбраться. Теперь всё пора обернуть в обратную сторону.
Ванда...Алая Ведьма. Название эффективности, точно также, как Зимний Солдат. И всё тот же признак разрушения. Наши имена, данные за силу, оказались проклятием, в конечном итоге.
Конечно, мы оба способны на многое, в своём роде. Просто идеальны в худшей своей форме. На пике ненависти и страха, боли, саморазрушения.  Всего того, от чего оба пытались уйти. И будем всю оставшуюся жизнь, так полагаю. Потому  что в нас это всё взрастили в константу.
Киваю Максимофф за угол, не смотря больше на неё.  Я изучил ближайшие места для возможного отступления прежде, чем предпринял что-то. Знаю, что там тупик - за нами никто не идёт, но услышать никто не сможет. И я не верю, что Ванда сможет отнестись к этому равнодушно. К появлению кого-то из прошлой жизни так рядом, так близко. Без всякого предупреждения.
Но даже если, спасая и защищая себя откажется и завернёт за другой угол - я пойму. Не стану выяснять, где живёт и даже вновь просить о помощи.
Все и правда всегда имеют право на выбор, что им делать с собственной жизнью. Мне ли отрицать это.

- И вот так вот Вайз оставил меня на хозяйстве, а сам укатил в город. Вроде как, даже на шампанское. Причём хорошее, - Белль меланхолично накрутила прядь волос на палец. Круглые глаза Восемнадцатого мигнули диодами, под «эн-на», выражающие, безусловно, сочувствие Белль, но не осуждение Вайза. «Хоть кто-то», - вздохнула она про себя, в тоске обводя взглядом потолок и стены видеопроката. Нет, всё справедливо, работать же кто-то должен, но… шампанского-то ей тоже хочется.

День обычный – будний, ясный и тихий. Поток посетителей в прокате ожидается к вечеру, где-то после семи, а пока что что? – горожане на работе, на учёбе, и просто заняты своими делами, и пока ещё не придумали, какое кинцо захотят посмотреть вечером. Так что – скука смертная, - Белль зевнула, прикрыв рот ладошкой, и обречённо полезла в Интернот. Хоть так отвлечься, что ли, - может, найдётся какой-нибудь заказ, который она шустренько выполнит в перерыве. Хотя какой ещё «перерыв»? она сама себе хозяйка, правда, Восемнадцатый? – разумеется, «эн-не».

… Разумеется, голову от клавиатуры Белль подняла даже не час и не два спустя. Бедный, бедный Восемнадцатый, как же не повезло ему с хозяйкой – замотался там, поди, с покупателями. Пошевелив уставшими плечами, и смаргивая остатки бликов перед глазами-имплантами, Белль бегло глянула в отчёт по кассе проката, что там Восемнадцатый настарался, пока она была на перерыве?.. М-да, если дела и дальше будут так складываться (никак), то без миски лапши они всё равно не останутся, весело усмехнулась Белль про себя, одним глазом посматривая на приятные нули капнувшей на счёт суммы. А всего-то раз заказик, два заказик – и вот, пожалуйста. День прожит не зря.

Телефон тихонько загудел, отдавая вибрацию столешнице. Ого, нам пишут! И кто бы это мог быть? Сам Харумасамаса? Ну надо же, - Белль привыкла прятать беспокойство за улыбкой, но сейчас, кроме Шестого, видеть её было некому – и она резко нахмурилась.

Брат рассказал ей о недавней встрече с Харумасой в каверне, и им обоим (да пожалуй, всем троим) это не особо понравилось. Однако паниковать Белль не спешила, потому что такие случаи обычно имеют свойство объясняться сами собой. Главное, как говорится – чтобы все были здоровы. «Даже ты, Харумасамаса», - она быстренько тапнула по экрану.

«О’кей», - а чего рассусоливать. У Белль своих забот хватает – главным образом потому, что она не помнила, куда задевала тот реально классный блеск для губ, который ей подарила Николь… хотя как - «подарила», известное дело, что в счёт долга подсунула, хитрая задница, но да ладно. Нико превосходно разбирается минимум в двух вещах – слухах и косметике.

- Обычно, это ведь я первая пишу, мол, давай погуляем? – уточнила Белль своему отражению. То согласно кивнуло, приподнимая бровь, по которой легонько прошёлся карандаш. – А тут Харумасе… что, впрямь грустно стало? Ну, я бы поверила, если бы не всякие разные предшествующие обстоятельства, - отражение скептически поджало мягко поблескивающие губы. Нет, правда – блеск просто пушка-бомба, нужно заказать себе ещё таких. Хотя… один и тот же оттенок может ведь и надоесть, так? Ладно, посмотрим, вроде бы у этой фирмы ещё и лаки для ногтей были крутые…

- Эн-не!

- Ой! Восемнадцатый! Что такое? Ох, время… - она опаздывала уже минут на пятнадцать. «Но ведь не на полчаса!» - весело улыбнулась Белль, закрыла корзину на маркетплейсе и с сожалением вздохнула. Ну что за внутренние самоограничения, почему нельзя спустить всю плату за сегодняшние заказы на косметику и те штуки для ванны? – потому и нельзя, что братишка проест всю плешь, напоминая, что за электричество в этом месяце опять набежало что-то безумное. Эх, нет в жизни счастья.

- Я скоро вернусь, Восемнадцатый. Не скучай! – колокольчик над дверью брякнул на прощание.

---

- Привет! – зайдя в кафе, Белль помахала Харумасе ладошкой. – Прости, что опоздала – я с дделами замоталась, сегодня за главную в прокате, брат меня бросил-покинул, - округлив слегка подкрашенные глаза, она села за столик.

- Тебя с улицы не разглядят? Если хочешь, можем поменяться местами, - это буквально удивительно, что ни в самом кафе, ни под его окнами ещё не набилось фанатов Харумасы обоих полов и всех возрастов.

Железный Кофевар поставил перед Белль заказ, которого она не делала – и Харумасе досталась самая лучезарная улыбка.

- Какой милый банбу, - и мармелад вкусный, какой-то фруктовый. Обхватив ложечку с мармеладкой губами, Белль глянула на Асабу чуть снизу вверх – и по щекам её проскочили ямочки.

- Ты о чём-то хотел поговорить? Или только посмотреть на меня?

Ей часто снятся кошмары после всего пережитого в том особняке. После поиска отряда «Браво», предательства Вескера, смерти Джозефа. После этих живых мертвецов, часть которых носила их отличительные знаки. Лица, виденные каждый день в участке. Имена, что засели в голове.
Пустые взгляды, нечленораздельные звуки и протянутые вперед руки. Они уже мертвы, но их тела продолжают двигаться, а единственный инстинкт — голод.
Джилл не колебалась, когда давила указательным пальцем на спусковой крючок, загоняя пули им между глаз.
Это лучшее, что она могла сделать для бывших товарищей и сослуживцев. Как и для себя в такой ситуации, потому что умирать в ее планы совсем не входило.

Ей часто снится сон — она просыпается, подходит к зеркалу и видит, как бледнеет ее кожа, черные нити расходятся по всему лицу. Она гниет заживо и уже начинает чувствовать голод, но с последними остатками разума тянется к пистолету, чтобы не стать такой, как члены отряда «Браво» и множество невинных людей.
Она видит во сне, как Барри или Крис обращаются подобным образом, умоляют ее стрелять.

Джилл каждый раз просыпается в холодном поту, ее трясет и тяжело возвращаться в реальность. Смотрит в сторону телефона, вспоминает, что звонить между странами дорого, а у нее нет лишних денег.
Уверяет себя — это все ебучий стресс после пережитого и чудо, что она до сих пор не в психушке. Пьет воду и крепкий кофе, с сожалением глядя на остатки виски — Джилл нужна трезвая голова, чтобы не попасться и копать под «Амбреллу» дальше.

Теперь один из ее кошмаров стал реальностью, но воплотился ни в ней самой, ни в ком-то из близких, а в маленькой девочке. Ни в чем не повинной дочери оружейника, которая уже вот-вот должна была пойти в школу, вырасти и стать кем-нибудь для этого мира.
Эмма рано потеряла мать, и Роберт растил ее в одиночку, а теперь…

Эту картину она тоже будет видеть снова и снова беспокойными ночами. Эмма, уже почти лишенная разума. Роберт, со злостью и отчаянием в глазах.
«Амбрелла» ответит за все, в том числе и за эту маленькую семью, разрушенную их поганым вирусом, как и весь город.

Из оцепенения ее выводит голос ее временного спутника, Леона. Тот забирает у Джилл ключ и первым идет к выходу. Уверенно и твердо.
Она невольно чувствует легкую нотку восхищения. Несмотря на растерянность во взгляде от происходящего, свой специфичный «первый рабочий день», Леон смог взять себя в руки в нужный момент — в отличие от нее.
Стыдно ли Джилл за этот маленький акт слабости? Разве что чуть-чуть. Она не имеет право на эти минуты, и будь она здесь одна… Возможно, Эмма бы на нее набросилась, а Роберт бы просто стоял и смотрел?

От этой мысли Джилл нервно ведет плечами и украдкой, глядя в спину новичку, вытирает кончиками пальцев набежавшие слезы, не оставляя даже следов.
Это она точно не готова показывать кому-то из посторонних.
Однако кое-что в ее голове откладывается и кажется очень важным. Леон тоже не стал стрелять в ребенка, несмотря на заражение.

Когда они оказываются на улице, Джилл судорожно вдыхает воздух. Легкий и неприятный душок от мусорных баков, если стоять к ним слишком близко, все еще пепел и гарь, доносимые ветром.
Наверное, было бы неплохо, если бы пошел дождь. Смыл бы эти следы разрушения, мог бы хоть чуть-чуть развеять огонь и тлен. Джилл почему-то кажется, что именно так и пахнет в крематории после того, как сжигают чье-нибудь тело. Как будто бы они стоят в печи и чья-то невидимая рука уже заливает уголь горючей жидкостью.
Блядская ночь.

— Я пока не знаю, — она отзывается, дергая молнию на одной из своих поясных сумок. Кажется, там у нее лежали сигареты. Если их вдруг не решил стащить Карлос в качестве платы за добытую для нее вакцину, раз уж его фантазиям не суждено стать реальностью. — Возможно, за пять минут я найду ответ на этот во…

В тот самый момент, когда Джилл достает искомое (осталась еще примерно половина пачки, да и зажигалка должна работать) и пытается закончить фразу, за ее спиной — за той самой дверью, из которой они только что вышли, раздается выстрел.
А секунд через десять — второй.
— Блять… — ругательства срываются с ее губ тихим шепотом. — Сука…
Ей не нужно оборачиваться или возвращаться в магазин, чтобы убедиться. Она и так знает и понимает — Роберт избавил Эмму от страданий, а для себя не увидел причин больше жить.
Она смотрит в лицо Леона — он тоже догадался.

На пару секунд в переулке повисает мертвая тишина. Кажется, стих даже ветер. Никаких шагов и стонов за его пределами — эта улица без зараженных, оружейник был прав. Только они вдвоем.

Тишину нарушает едва слышный щелчок зажигалки и треск тлеющей с первой затяжки папиросной бумаги. Джилл пропускает сквозь свои легкие дым, на языке остается привкус вишневого табака. Сигареты достаточно крепкие. Порция дыма растворяется в тусклом свете фонаря, когда она выдыхает.
— А тебе куда нужно? Я хорошо знаю город, могу показать короткий и безопасный путь. Здесь есть свои нюансы, не отмеченные на карте, — уголки губ Джилл слегка дергаются, но улыбка умирает, даже не родившись. Лучше говорить что угодно, чем то, что только что произошло, но тем не менее…

— Этой ночью мне просто необходимо кому-нибудь помочь. Позволишь? — вместо улыбки рождается легкая усмешка. Несмотря на скорбь и шок, на небольшой всплеск эмоций, Джилл снова берет себя в руки. Не без помощи сигареты, впрочем.
На Леона Кеннеди сейчас смотрит молодая женщина, которая только что потерпела поражение, но не собирается сдаваться и решительно хочет отменить его хотя бы задним числом маленькой победой.

[indent]Кубики не укрылись от его внимания, как и необходимость потолковать с их настоящим владельцем, но это - потом. Определённо подождёт, мир не рухнет, даже если "Мин И" сейчас беспокоится - поделом ему, осторожнее быть надо.
[indent]- Это - Дом Блаженства, а там, снаружи - Призрачный город. Мой Призрачный город, - Хуа Чэн так и не представился, посчитав, что этого упоминания достаточно, не отводя внимательного взгляда от лица Цинсюаня.
[indent]Дом Блаженства, такой же прихотливый, как и его хозяин, казалось, менялся в зависимости от его настроения. Золото и жемчуг никуда не девались, роскошные залы оставались роскошными, но подробности, украшающие их и наполняющие эти своды, каждый раз отличались. Иногда он почти что напоминал публичный дом, иногда - покои императора, а иногда - вот как сейчас, - оставался тихим, мирным, спокойным и почти пустым, показывая истинное состояние души Хуа Чэна, когда он был лишён возможности видеть Его Высочество хотя бы издали. Шумные толпы последователей и богатые яства не были нужны ему, когда он оставался наедине с собой и хотел отдохнуть от всей этой суеты и гомона всех, кому было что-то нужно от Князя Демонов - порой случалось, что к нему обращались даже с чем-то таким, что выполнить было бы с его стороны нелепо и смешно. Или же - он мог бы, да, но с какой стати? Хуа Чэн - не доброе божество, обязанное одарить каждого по запросам. Перемены его характера случались чаще, чем капризы погоды или вкусы красавицы, слишком хорошо осведомлённой о своей неотразимости. Оттого никто и не мог толком описать, каков же он на самом деле, этот непостижимый и загадочный Князь Демонов. Не то, чтобы он нарочно стремился сбить всех с толку, но ему определённо нравилось, что другие путались от его никогда не прекращающихся выходок.
[indent]- Я сегодня не собирался приглашать гостей, но так уж вышло, что генерал Мингуан любезно согласился составить мне компанию, - промолвил Хуа Чэн не вполне обычным для него мягким тоном, напоминающим пока ещё сытого и довольного, но по-прежнему опасного кота, которого больше донимает скука, поэтому он решил поиграть с неосторожно заплутавшими на его территории храбрыми и самонадеянными мышками. - Однако, господин Повелитель Ветров, вы правы, - чуть склонив голову, он с нескрываемым и вполне настоящим любопытством рассматривал Цинсюаня, намекая тем самым, что прекрасно видит сквозь его маскировку. - Встречать столь высокопоставленных лиц в такой тишине - неприлично.
[indent]Хуа Чэн непринуждённо рассмеялся, как будто в его глазах более чем нормальной выглядела сама ситуация, когда двое небожителей совершенно спокойно расположились в компании Собирателя Цветов под кровавым дождём, притчи во языцех всех вознесённых за последнюю сотню лет, того, кто мог запросто убить любого, кто вторгся на его территорию, просто потому что так захотел - никто ведь так и не узнал истинной причины вызова, брошенного тем тридцати пяти богам, из числа которых уцелели лишь двое, потому что избежали встречи с ним.
[indent]Повелитель Призрачного города снова требовательно щёлкнул пальцами - и помещение преобразилось так быстро, словно он использовал магию. Волны музыки накатили властной волной прибоя, способного сбить с ног неподготовленного. Прекрасные юные девушки - и не скажешь, что демоницы, - в таких тонких полупрозрачных одеяниях, что те, скорее, подчёркивали, чем скрывали их достоинства, закружили в вихре танца.
[indent]- Генерал Пэй Мин, вы сами пригласите эту очаровательную юную леди? Если не успеете - предупреждаю, я её у вас уведу на правах хозяина, - шутливо и вместе с тем донельзя дерзко поинтересовался Хуа Чэн.
[indent]Не отделяя слова от дела, он сразу же галантно, будто получил лучшее воспитание в самых куртуазных слоях общества, подал руку Цинсюаню. Как и полагается пребывающим среди демонов - достаточно лишь коснуться его холодной ладони, как безумный вихрь увеселений повлечёт тебя, беспощадно и сладостно закружив, заставив позабыть даже собственное имя среди пёстрых красок, ароматов, летящих рукавов и воздушных подолов, улыбок, вина, радости, граничащей с грехом, но в такой беспечной обстановке его поистине невозможно осознать и принять близко к сердцу, всё кажется слишком замечательным и вполне простительным.