Смертные слишком много о себе возомнили. Считают, что достигли неимоверных высот в развитии своих технологий и оружия, которым они с удовольствием уничтожают друг друга, продвинулись в изучении различных болезней и сократили смертность среди своих соплеменников, а поэтому теперь совершенно неуязвимы. Вот только все их так называемые "прорывы" не более, чем прихоть различных древних божеств. Люди всегда меня забавляли: во время эпидемий, без разбора выкашивающих не менее трети населения, они были готовы на все, в поисках исцеления, но стоило подсказать им решение проблемы или же подтолкнуть в верном направлении, явившись во снах, мгновенно забывают все обещания, приписывая все достижения себе. Ладно, не все такие, но большинство. Никакой благодарности. Они считают себя вершиной эволюции, лишь потому, что их популяция является самой многочисленной.

Глупые. Слабые. Никчемные. Примитивные. Никто из них не стоит нашего внимания.

И никто из них не заслуживает нашей милости. Мы вполне способны существовать и без их подношений и слепой веры. Гордыня уже однажды погубила их род, погубит и снова. Им уже давно стоит задуматься - природа сама ополчилась против них. Извержения вулканов, стирающие с лица земли и погребающие под тоннами пепла целые города. Цунами, которые буквально стирают привычные границы материков. Землетрясения, в ходе которых с лица земли исчезают кварталы. Их история сохранила наиболее яркие примеры - Атлантида, Помпеи, Александрия. Сколько еще надо, чтобы до них наконец дошло? Они не учатся на ошибках своих предков, забывают древние легенды и сказания, считая их не более чем сказками. И откровенно говоря, такое положение вещей очень выгодно для всех существ, живущих в тени. Смертные слишком скучные и слишком нелепые, чтобы тратить время на войны с ними. Да и к тому же, они являются довольно важным звеном пищевой цени. Ведьмы, вампиры, оборотни и прочие - они зависят от смертных в той или иной степени. Но в любой момент готовы объединиться и изменить положение сил на земле. Возможно, им только необходим толчок в нужном направлении.

Боги готовы закрыть глаза на многие богохульства, которые позволяют себе смертные в последние столетия, в конце концов, в этом есть и доля нашей собственной вины - мы обленились, отошли от дел. Иногда я с ностальгией вспоминаю времена, когда Ра нуждался во мне, чтобы напомнить смертным про нас. И видят все известные боги, я никогда не отлынивала от своих обязанностей. Ведь кровь людей так сладка. В основном боги сторонились меня, лишь немногие находили в себе силы выступать против меня. И лишь единицы могли по-настоящему остановить меня, не боясь последствий. Но я знала, в чем мое предназначение. Защищать Египет всеми силами. Вне зависимости от того, кто мой враг. Времена фараонов давно прошли, но наши святыни все еще нетронуты.

Были. До недавнего времени. Не знаю, кто виновен в том, что внимание археологов сфокусировалось на Египте, возможно, нам стоило обеспечить более серьезную защиту, мне не стоило самой отвлекаться на несущественные мелочи или же стоило изначально размещать наши храмы в более недоступных местах - сделанного не воротишь. Теперь наше существование под угрозой. В руках смертных оказался один из сильнейших артефактов.

Его след привел меня в небольшой городок в, кажется, они называют это Западной Европой. Солнце еще не встало, когда моя нога ступила на эти земли. Глубоко вдыхаю местный воздух, чуть расправляю плечи, выгибаюсь в позвоночнике, чувствуя текущую по венам силу. Близко, я очень близко. Я отстаю буквально на сутки. Поднимаю немигающий взгляд на восходящее светило, обещая Ра, что не подведу его и в этот раз. Я всегда была ему верной. Ногти заостряются в когти, а вместо привычных прежде резцов выдвигаются клыки, я также знаю, что черты моего лица становятся более хищными_ львиными. Слишком давно меня не спускали с цепи - ошибка, фатальная ошибка. Но я быстро ее исправлю. Оглушающе громкий рык будит мирно спящих жителей, и пока они растерянно озираются по сторонам, я атакую, врываясь в ближайшее строение. По любопытному совпадению это оказывается церковь. Лишь одеяние вышедшего мне навстречу человека останавливает меня - я просто вырываю ему сердце. Быстрая, милосердная смерть. Его Бог не обещает ему того же. Как не обещает и покоя после смерти. Осирис уже ждет его - и лишь груз сердца решит, что ждет дальше этого священника. А у меня еще много дел.

Я не знаю жалости, но мне знакомо милосердие. Эти люди не виноваты в том, что натворили их соотечественники, поэтому они не должны страдать. Смерть приходит к ним быстро и практически безболезненно. Я ищу лишь виновных - воров, которые посмели обесчестить власть Египта. Я остановлюсь, как только в моих руках окажется "око Ра". И хотя я сама ношу это гордое звание - существует и вполне реальный артефакт, чья сила невероятна. И должна принадлежать только царской династии. Сейчас очередь Гора владеть им. И я не могу подвести Верховного. Мой путь легко проследить по кровавому следу. Мои прежде белоснежные одежды приобрели алый оттенок, а с губ стекают струйки багровой крови. Меня бы стошнило от запаха гнили, которой смердит кровь неверных, но страсть и желание мести сильнее.

- Мы не... пони.. маем о чем вы, - едва слышно хрипит мужчина, а с его губ срываются кровавые пузырьки. Его легкие наполняются его собственной же кровью из-за переломанных ребер, но он продолжает мне врать. Это видно по его глазам. Когти распарывают его живот, и я откидываю его внутренности назад, стараясь игнорировать появление нового действующего лица. Время Гермес выбрал на удивление неподходящее. Мои глаза застилает только красный, я как никогда близка к цели, так что сейчас совершенно не в состоянии вести с ним великосветские беседы. Надеюсь, что он умеет понимать тонкие намеки, поэтому вновь возвращаю свое внимание одному из воришек, чей запах я учуяла в гробнице. Но он лишь несвязно мычит и слишком сильно дергается, видимо воодушевившись появлением нового действующего лица. Поэтому, прекращая его страдания, я вырываю его сердце из груди и откидываю уже бездыханное тело в сторону, полностью обращая свое внимание на Меркурия, который видимо даже не представляет, насколько не вовремя решил повидаться.

- Гермес, глаза бы мои тебя не видели - голос звучит хрипло и едва слышно, я подношу к губам сердце и обхватываю губами легочную артерию, используя ее как своеобразную трубочку, с интересом наблюдая за манипуляциями с деревом. Все же не лишился чувства самосохранения. Постепенно, гнев и ярость в моей груди утихали. Не буду греха таить, именно таким влиянием на меня обладал этот засранец. Но свою миссию я не забыла, просто решила сделать небольшой перерыв. Им в любом случае от меня не уйти.

- Переходи сразу к делу, сегодня у меня нет времени на твой бессмысленный треп, - негромко рычу, чуть подбрасывая опустошенное сердце на ладони, прежде чем метко запустить его в нагло ухмыляющуюся морду бога воров. Вот знает ведь, что я ненавижу долгие прелюдии, и в принципе, когда меня отвлекают. С удовлетворением отмечаю, что увернуться он не успел. Мелочь, а приятно. А тем временем, из дверей соседнего здания выскочил угловатый паренек, который надеялся избежать предначертанной участи. Через полминуты, я сжимала его шею до хруста, совершенно не поморщившись, продолжая поддерживать вежливый разговор с Гермесом, стараясь не выдавать, что сильнее всего мне сейчас хотелось сжать в ладонях шею бога. Я пропускаю мимо ушей и его нелепые комплименты. Не то место и не то время. Впрочем, у нас никогда не были отношения для подобных слов. Гермес, что-то от меня скрывает. И возможно, боится мне сказать, осталось узнать, что именно. Хотя, откровенно говоря, я догадываюсь. Он ведь в первую очередь бог-гонец. Но все же интересно, как он преподнесет подобную новость.

- Тебе ли не знать, что гонцов с удовольствием убивают, - не сдерживаю негромкого смеха, качая головой, даже не глядя перехватывая мужчину, который предпринял попытку сбежать за моей спиной. Пальцы медленно сжимаются вокруг его шеи, но я уделяю ему не больше внимания, чем докучающей мошке - всем телом повернута к Гермесу. И его слова непомерно веселят меня. Нажимаю чуть сильнее, чтобы мужчина в моих руках потерял сознание, а после приближаюсь ближе к Меркурию - я никогда не видела разницы между ними.

- Хочешь, отправлю тебя к Осирису, чтобы ты передал ему мой привет? А то вдруг он начнет переживать, что его послание не было доставлено, - слегка прищуриваюсь, не сводя взгляда с лица бога, прекрасно осознавая, что он откровенно мне лжет, не отпуская тело смертного в моих руках, после не сдерживая громкого смеха, даже несколько отходя от Гермеса. Мне действительно смешно. Угрожать мне? Серьезно? Да еще и Осириса упоминать. Он кем меня считает?

- А Зевс может гарантировать, что сокровища Египта будут возвращены и не тронуты? Я подчиняюсь только одному богу, - в моем голосе звучит настоящий огонь, когда моя рука насквозь протыкает уже бездыханное тело в моих руках. Он не страдал, как будут страдать его соплеменники, если наши требования не будут удовлетворены. Я вырываю сердце парня, и после бросаю его на пол, негромко рыча. Мы с Гермесом всегда неплохо ладили, но сейчас речь идет о моем родном пантеоне. И я не собираюсь предавать его.

[float=right][/float]Я прихожу в отведенную тебе палату каждый вечер, перед сном. Стараюсь по-крайней мере. Сижу, практически утопаю, в слишком мягком, светло бежевом кресле, поджав под себя ноги. В спокойные дни у меня на коленях одна из бесчисленных книг по магии, которые для меня без устали достает Клинт или Капитан, а на столике рядом стоит чашка с ароматным какао, заботливо приготовленным Наташей. Иногда я лишь заглядываю на пару минуток, буквально таки валясь с ног от усталости, от напряженных тренировок, шипя сквозь стиснутые зубы проклятия. Это все, ради моего блага, ради спасения жизни невинных, ради благой цели. Но ты остаешься недвижимым и холодным, а у меня опускаются руки. Впрочем, не в моих правилах сдаваться, и я знаю, что ты никогда не простишь меня. Поэтому я слегка сжимаю твои пальцы на прощание, иногда оставляю невесомые поцелуи на твоей щеке или губах, а после решительно отправляюсь на тренировку/очередное задание. Стив, хоть и относится ко мне, как к ребенку, все же не щадит меня. Мои тренировки с Сэмом и Наташей иногда задерживаются далеко за полночь. Я считаю, что мне повезло, если я урвала хотя бы пять часов крепкого сна. А хотя, кого я пытаюсь обмануть, я толком и не спала с того самого "происшествия". Доходит до абсурда, я пью снотворное ночами, а по утрам пытаюсь перебить его действие кофе и энергетиками. Вполне возможно, что последние месяцы я существую исключительно за счет своей магии и улучшенному метаболизму мутанта.

Я провожу в твоей палате, нет, комнате, все свободное время, только здесь способная немного расслабиться, слушая равномерный писк и шуршание приборов, которые обеспечивают твое жизнеобеспечение. Только так мне удается убедить себя, что ты все еще жив, только здесь липкие нити страха уже не так сильно опутывают мое сердце. Иногда я даже ловлю случайные мыслеобразы, мелькающие в твоем подсознании, но они все слишком расплывчатые, эфемерные, смазанные, чтобы понять, о чем ты действительно думаешь и что тебе снится. Ты всегда был слишком быстрым для меня, но после пребывания в камерах Г.И.Д.Р.'ы все словно в сотни раз ухудшилось. Временами я и вовсе практически теряла нашу связь. Красно-серебряная нить с каждым днем все больше истончалась. Но я не отпускаю тебя, Пьетро. Ты обещал. Впрочем, использовать свои способности на тебе я все же не рискую. Медицинский персонал, ежедневно проверяющий показания приборов, дает позитивные прогнозы и даже выглядят вполне искренними и убедительными. Твое тело способно самостоятельно излечить раны, вот только что-то тебя сдерживает, регенерация не запускается. Почему ты решил оставить меня, брат? Ты ведь знаешь, что я не могу без тебя. Штрукер обещал, что я буду всесильной. Он убеждал меня, что никто никогда не встанет у меня на пути. Он обещал силу, равную силе богов. Вот только, в конечном итоге, он обманул меня, я так и не смогла сделать главное - я не спасла тебя. Твой лечащий доктор, Хелен Чо, ты ведь помнишь её, взвалившая на себя ответственность за возвращение тебя к жизни, подбадривает меня, не смотря на причиненный мною вред ей и ее сотрудницам. Мне до отчаяния, до боли хочется верить ее словам. Пьетро жив, его организм выдержал более десятка пулевых ранений, вот только что-то продолжает удерживать его сознание, он все еще в коме, я ничего не могу сделать, прости, Ванда. Она еще находит в себе силы извиниться передо мной, а я лишь морщусь, отворачиваясь и перечисляя мысленно свои грехи. Мне хочется оказаться как можно дальше от людей, вот только проблема в том, что меня, как магнитом тянет к тебе, к твоей палате.

Пьетро, пожалуйста, проснись.

И я боюсь, боюсь, что никогда больше не увижу твою немного кривоватую улыбку, не услышу твой насмешливый голос. Так никогда и не скажу тебе, как сильно я тебя люблю. Больше никогда не почувствую вкус твоих губ. Это невыносимо больно. Ты не имеешь право так со мной поступить. Ты обещал. Сдержи свое обещание, слышишь? На моих плечах теперь тяжесть смертей жителей Ваканды, которые оказались не в том месте, не в то время. Кэп пытался внушить мне мысль, что я не виновата - если бы не я, количество жертв было бы гораздо большим, он и сам теперь обязан мне жизнью. Но я раз за разом вспоминаю твое бездыханное тело и не соглашаюсь с Роджерсом. В нашем деле любые невинные жертвы неприемлемы.

[float=right][/float]Я до сих пор просыпаюсь в слезах от того сосущего ощущения пустоты в сердце. Непривычной тишины твоего полного отсутствия. Боль разрывает меня на куски. Мне страшно. Мне хочется прижаться к твоей теплой груди, услышать биение твоего сердца и поверить, что все будет хорошо. Но нас разделяет океан, и я даже не уверена в твоей дальнейшей судьбе. Мы с тобой наивно полагали, что уже давно расправились с Г.И.Д.Р.'ой, вот только недооценили силу и власть этой организации - Щ.И.Т. был дискредитирован с самого основания, а ты вместе с саркофагом и прочим оборудованием официально считался его собственностью. Я едва не сошла с ума, полагая, что потеряла тебя навеки, пока тихий, но уверенный шепот Капитана не возродил надежду. Пьетро в безопасности, мы успели. У Кэпа нет времени посвящать меня в подробности, но в необходимую информацию я узнаю, ужом скользнув в его сознание, убеждаясь, что он не врёт мне, боясь причинить ещё большую боль.   

Дни в этой клетке тянутся бесконечно долго. Охранники меня заметно боятся, обходят камеру, избегают даже смотреть в мониторы. Я слышу их мысли, буквально чувствую на языке горький привкус их страха и от этого мне хочется смеяться, громко безумно хохотать, запрокинув голову. Но я бессильна, ничего не могу им сделать, и от этого ещё веселее. Вот только они не знают того, чего знаю я.

Он придёт за мной. За нами. Капитан не бросит своих солдат, пока дышит.

Глаза Стивена Роджерса темнеют от ярости, когда он видит ошейник на моей шее, контролирующий мою магию, и мне непривычно и странно, что кому-то действительно не все равно. Когда покореженный металл оказывается на полу, Стив позволяет мне не сдерживаться, понимая, какие именно воспоминания пробудились во мне за время заключения. Вот только в этот раз твоего успокаивающего незримого присутствия за стенкой не было. Отчаяние разрывало меня. Впрочем, переступить грань я так и не смогла, только вывела из строя, вызывая самые страшные из их кошмаров и страхов, не тратя на них особо много времени.

У меня назначена встреча, на которую я не хочу опаздывать. Неприятное чувство стягивало грудную клетку тугим обручем, мешая дышать.

[float=right][/float]В Ваканду мы прибыли на закате. Атмосфера в куинджете была, мягко говоря, тревожная и натянутая. Никто не решался нарушить гнетущую тишину, каждый был погружен в свои мысли. Мы не только теперь государственные преступники, мы беглецы, лишенные родного дома. Сижу, привалившись к плечу Клинта, а он несколько рассеянно гладит меня по плечу, обнимая и поддерживая. Мой взгляд расфокусирован, губы поджаты. Тепло помогает мне не скатиться окончательно в пучину отчаяния. Неизвестность изводит меня, ломает, выкручивает суставы. Магия плещется внутри меня, плотина вот-вот грозит прорваться. Хочется кричать до срывающегося голоса. Бартон, словно чувствуя мое состояние, лишь сильнее прижимает меня к своему боку, и я более спокойно выдыхаю.

Мы мягко приземляемся на площадке перед дворцом, где собралась небольшая группа людей. На мне, да и на остальных, все еще тюремные одежды, времени переодеваться просто не было. Король Ваканды мягко улыбается, пожимая руку Капитану, а после окидывая каждого внимательным изучающим взглядом. Свои глаза я опускаю в пол, вспоминая нашу прошлую с ним встречу. Впрочем, кажется он не держит на меня обид и лишь делает знак кому-то из своей личной стражи. Все обсуждения и переговоры оставлены на утро, он отдает приказ разместить нас в отдельных покоях и с легким кивком головы, разворачивается и уходит. Нахожу руку Клинта и слегка сжимаю его пальцы, пока нас ведут по казалось бы бесконечным шикарно обставленным коридорам. Сердце сбивается с ритма, когда до боли и ужаса знакомое тепло едва ли касается моего сознания. Красивая темнокожая женщина кивает на дверь, покрытую причудливой резьбой. Благодарственно киваю и выдавливаю из себя улыбку, уже заходя в комнату, мечтая только о том, чтобы провалиться в сон, но прежде, мне кажется, что я замечаю на ее лице какую-то знающую и даже немного предвкушающую улыбку. Словно ей известен какой-то секрет, но проникнуть в ее мысли не успеваю. У меня буквально таки перехватывает дыхание, когда я вижу напротив окна знакомый и родной силуэт.

- Пьетро, - шепчу я одними губами, не веря своим глазам. С негромким щелчком закрывается дверь за мной спиной. Кажется, я окончательно сошла с ума.

Смертные слишком много о себе возомнили. Считают, что достигли неимоверных высот в развитии своих технологий и оружия, которым они с удовольствием уничтожают друг друга, продвинулись в изучении различных болезней и сократили смертность среди своих соплеменников, а поэтому теперь совершенно неуязвимы. Вот только все их так называемые "прорывы" не более, чем прихоть различных древних божеств. Люди всегда меня забавляли: во время эпидемий, без разбора выкашивающих не менее трети населения, они были готовы на все, в поисках исцеления, но стоило подсказать им решение проблемы или же подтолкнуть в верном направлении, явившись во снах, мгновенно забывают все обещания, приписывая все достижения себе. Ладно, не все такие, но большинство. Никакой благодарности. Они считают себя вершиной эволюции, лишь потому, что их популяция является самой многочисленной.

Глупые. Слабые. Никчемные. Примитивные. Никто из них не стоит нашего внимания.

И никто из них не заслуживает нашей милости. Мы вполне способны существовать и без их подношений и слепой веры. Гордыня уже однажды погубила их род, погубит и снова. Им уже давно стоит задуматься - природа сама ополчилась против них. Извержения вулканов, стирающие с лица земли и погребающие под тоннами пепла целые города. Цунами, которые буквально стирают привычные границы материков. Землетрясения, в ходе которых с лица земли исчезают кварталы. Их история сохранила наиболее яркие примеры - Атлантида, Помпеи, Александрия. Сколько еще надо, чтобы до них наконец дошло? Они не учатся на ошибках своих предков, забывают древние легенды и сказания, считая их не более чем сказками. И откровенно говоря, такое положение вещей очень выгодно для всех существ, живущих в тени. Смертные слишком скучные и слишком нелепые, чтобы тратить время на войны с ними. Да и к тому же, они являются довольно важным звеном пищевой цени. Ведьмы, вампиры, оборотни и прочие - они зависят от смертных в той или иной степени. Но в любой момент готовы объединиться и изменить положение сил на земле. Возможно, им только необходим толчок в нужном направлении.

Боги готовы закрыть глаза на многие богохульства, которые позволяют себе смертные в последние столетия, в конце концов, в этом есть и доля нашей собственной вины - мы обленились, отошли от дел. Иногда я с ностальгией вспоминаю времена, когда Ра нуждался во мне, чтобы напомнить смертным про нас. И видят все известные боги, я никогда не отлынивала от своих обязанностей. Ведь кровь людей так сладка. В основном боги сторонились меня, лишь немногие находили в себе силы выступать против меня. И лишь единицы могли по-настоящему остановить меня, не боясь последствий. Но я знала, в чем мое предназначение. Защищать Египет всеми силами. Вне зависимости от того, кто мой враг. Времена фараонов давно прошли, но наши святыни все еще нетронуты.

Были. До недавнего времени. Не знаю, кто виновен в том, что внимание археологов сфокусировалось на Египте, возможно, нам стоило обеспечить более серьезную защиту, мне не стоило самой отвлекаться на несущественные мелочи или же стоило изначально размещать наши храмы в более недоступных местах - сделанного не воротишь. Теперь наше существование под угрозой. В руках смертных оказался один из сильнейших артефактов.

Его след привел меня в небольшой городок в, кажется, они называют это Западной Европой. Солнце еще не встало, когда моя нога ступила на эти земли. Глубоко вдыхаю местный воздух, чуть расправляю плечи, выгибаюсь в позвоночнике, чувствуя текущую по венам силу. Близко, я очень близко. Я отстаю буквально на сутки. Поднимаю немигающий взгляд на восходящее светило, обещая Ра, что не подведу его и в этот раз. Я всегда была ему верной. Ногти заостряются в когти, а вместо привычных прежде резцов выдвигаются клыки, я также знаю, что черты моего лица становятся более хищными_ львиными. Слишком давно меня не спускали с цепи - ошибка, фатальная ошибка. Но я быстро ее исправлю. Оглушающе громкий рык будит мирно спящих жителей, и пока они растерянно озираются по сторонам, я атакую, врываясь в ближайшее строение. По любопытному совпадению это оказывается церковь. Лишь одеяние вышедшего мне навстречу человека останавливает меня - я просто вырываю ему сердце. Быстрая, милосердная смерть. Его Бог не обещает ему того же. Как не обещает и покоя после смерти. Осирис уже ждет его - и лишь груз сердца решит, что ждет дальше этого священника. А у меня еще много дел.

Я не знаю жалости, но мне знакомо милосердие. Эти люди не виноваты в том, что натворили их соотечественники, поэтому они не должны страдать. Смерть приходит к ним быстро и практически безболезненно. Я ищу лишь виновных - воров, которые посмели обесчестить власть Египта. Я остановлюсь, как только в моих руках окажется "око Ра". И хотя я сама ношу это гордое звание - существует и вполне реальный артефакт, чья сила невероятна. И должна принадлежать только царской династии. Сейчас очередь Гора владеть им. И я не могу подвести Верховного. Мой путь легко проследить по кровавому следу. Мои прежде белоснежные одежды приобрели алый оттенок, а с губ стекают струйки багровой крови. Меня бы стошнило от запаха гнили, которой смердит кровь неверных, но страсть и желание мести сильнее.

- Мы не... пони.. маем о чем вы, - едва слышно хрипит мужчина, а с его губ срываются кровавые пузырьки. Его легкие наполняются его собственной же кровью из-за переломанных ребер, но он продолжает мне врать. Это видно по его глазам. Когти распарывают его живот, и я откидываю его внутренности назад, стараясь игнорировать появление нового действующего лица. Время Гермес выбрал на удивление неподходящее. Мои глаза застилает только красный, я как никогда близка к цели, так что сейчас совершенно не в состоянии вести с ним великосветские беседы. Надеюсь, что он умеет понимать тонкие намеки, поэтому вновь возвращаю свое внимание одному из воришек, чей запах я учуяла в гробнице. Но он лишь несвязно мычит и слишком сильно дергается, видимо воодушевившись появлением нового действующего лица. Поэтому, прекращая его страдания, я вырываю его сердце из груди и откидываю уже бездыханное тело в сторону, полностью обращая свое внимание на Меркурия, который видимо даже не представляет, насколько не вовремя решил повидаться.

- Гермес, глаза бы мои тебя не видели - голос звучит хрипло и едва слышно, я подношу к губам сердце и обхватываю губами легочную артерию, используя ее как своеобразную трубочку, с интересом наблюдая за манипуляциями с деревом. Все же не лишился чувства самосохранения. Постепенно, гнев и ярость в моей груди утихали. Не буду греха таить, именно таким влиянием на меня обладал этот засранец. Но свою миссию я не забыла, просто решила сделать небольшой перерыв. Им в любом случае от меня не уйти.

- Переходи сразу к делу, сегодня у меня нет времени на твой бессмысленный треп, - негромко рычу, чуть подбрасывая опустошенное сердце на ладони, прежде чем метко запустить его в нагло ухмыляющуюся морду бога воров. Вот знает ведь, что я ненавижу долгие прелюдии, и в принципе, когда меня отвлекают. С удовлетворением отмечаю, что увернуться он не успел. Мелочь, а приятно. А тем временем, из дверей соседнего здания выскочил угловатый паренек, который надеялся избежать предначертанной участи. Через полминуты, я сжимала его шею до хруста, совершенно не поморщившись, продолжая поддерживать вежливый разговор с Гермесом, стараясь не выдавать, что сильнее всего мне сейчас хотелось сжать в ладонях шею бога. Я пропускаю мимо ушей и его нелепые комплименты. Не то место и не то время. Впрочем, у нас никогда не были отношения для подобных слов. Гермес, что-то от меня скрывает. И возможно, боится мне сказать, осталось узнать, что именно. Хотя, откровенно говоря, я догадываюсь. Он ведь в первую очередь бог-гонец. Но все же интересно, как он преподнесет подобную новость.

- Тебе ли не знать, что гонцов с удовольствием убивают, - не сдерживаю негромкого смеха, качая головой, даже не глядя перехватывая мужчину, который предпринял попытку сбежать за моей спиной. Пальцы медленно сжимаются вокруг его шеи, но я уделяю ему не больше внимания, чем докучающей мошке - всем телом повернута к Гермесу. И его слова непомерно веселят меня. Нажимаю чуть сильнее, чтобы мужчина в моих руках потерял сознание, а после приближаюсь ближе к Меркурию - я никогда не видела разницы между ними.

- Хочешь, отправлю тебя к Осирису, чтобы ты передал ему мой привет? А то вдруг он начнет переживать, что его послание не было доставлено, - слегка прищуриваюсь, не сводя взгляда с лица бога, прекрасно осознавая, что он откровенно мне лжет, не отпуская тело смертного в моих руках, после не сдерживая громкого смеха, даже несколько отходя от Гермеса. Мне действительно смешно. Угрожать мне? Серьезно? Да еще и Осириса упоминать. Он кем меня считает?

- А Зевс может гарантировать, что сокровища Египта будут возвращены и не тронуты? Я подчиняюсь только одному богу, - в моем голосе звучит настоящий огонь, когда моя рука насквозь протыкает уже бездыханное тело в моих руках. Он не страдал, как будут страдать его соплеменники, если наши требования не будут удовлетворены. Я вырываю сердце парня, и после бросаю его на пол, негромко рыча. Мы с Гермесом всегда неплохо ладили, но сейчас речь идет о моем родном пантеоне. И я не собираюсь предавать его.

OST: Breaking Benjamin – I Will Not Bow
Существование – изолированный остров.  Балтийское море. 2008 год.

Все вокруг было серым. Кто-то определенно постарался над тем, чтобы ни у кого не возникло желания подобраться к этому острову ближе, чем на пару километров. По сути это была огромная гора по центру, выросшая прямиком из вод Балтийского моря. Если к нему когда-то, кто-то и собирался прокладывать мосты, то на это ушли бы десятки лет. Остров был так удален от прочих мест обитания людей, что его попросту не было видно с другого берега. А всем кто выходил в море, приходилось обнаруживать самую верхушку этого монстра совсем неожиданно для себя на третий или даже четвертый день странствований в водных пространствах, причем непременно в ночное время.  Остров не имел маяка, если такое строение когда-либо и присутствовало на нем, то оно было разрушено очень и очень давно. Но имелась радиовышка, которая время от времени посылала сигналы на ближайшие судна, на повторе требуя разворачиваться назад.  Последний такой сигнал суднам был послан  несколько лет назад, после чего остров по праву стал считаться заброшенным и забытым местом.   Его местоположение и исследования выпали на долю СССР, а позже он был заселен,  не смотря на далеко не южный климат и хорошие условия для проживания.  Все, чем  остров мог к себе привлечь внимание со стороны – угольные ресурсы. Их-то какое-то время и добывали здесь в выстроенных за десятилетия шахтах советские рабочие.   Было время, когда  остров процветал благодаря шахтам, и это не смотря на всю свою изолированность.  Однако уголь имелся в недрах земли данного острова в ограниченном количестве и настал тот день, когда запас угля был полностью исчерпан, а местные жители погрузились в состояние нищеты. 
В 2008 году в качестве контракта, возможность детально исследовать остров  выпадает на долю дядюшки Сэма и его солдат удачи.  В старых бумагах, хранившихся в архивах, сохранились некоторые описания острова, но они слишком неточны и расплывчаты, чтобы полагаясь на них можно было выстроить точный маршрут продвижения.  Общим решением становится выбраться на берег как можно менее заметно и лучшим способом это сделать подойти к острову на расстояние улавливания первого нечеткого сигнала, посланного в последний раз с радиовышки, и уже с борта собственного судна вплавь добираться до суши. Все оборудование, которое могло бы потребоваться в дальнейшем, планировалось скинуть с борта вертолета, что прошелся бы над островом  в час Х.
- Какого хрена?! – Восклицает Финн, первым сбрасывая маску и сдергивая со своей головы сдавливающий ту со всех сторон шлем для дайвинга. Он первый кто выбрался на сушу, словно имел в своей заднице реактивный винт, помогающий ему быстрее преодолевать водные пространства. На самом деле, Финн был тем, кто не очень любил долгие водные прогулки и уж тем более погружения под воду.  Он прикладывает ладонь  козырьком к собственному лбу и щурится, не смотря на то, что здешние места  редко видят солнечные лучи, те просто не могут пробиться сквозь толщу слоистых облаков.  Его восклицание привлекает внимание остальных наемников, что друг за дружкой выбираются на берег, и все они как по команде смотрят в одном направлении, куда указывает Финн.  Все что им удалось за последние двадцать семь минут и тридцать четыре секунды, это добраться в полном составе до берега Существования и выкарабкаться на тот, почти на карачках, чувствуя, как от напряжения болят перетружденные руки и ноги.  При этом  каждый из солдат нашел в себе силы отплеваться  от соленой морской воды и с нескрываемым облегчением стянуть с себя уже ненужное оборудование для подводного дайвинга.  В основном это были маски, боты и перчатки, до костюмов добраться было сложнее, тут требовалась помощь напарника, но все были просто выбиты из сил.  Джейк сбрасывает свою маску в песок вторым. Он первый из оставшихся, кто реагирует на голос Финна и смотрит в направлении, в котором тот указывает.
- НАШЕ ОБОРУДОВАНИЕ! – Секундная заминка, когда Мюллеру дико хочется съязвить и сказать, что Финну не идет роль капитана очевидности, но он не успевает вымолвить не слова, вся ситуация меняется в корне.  Вертолет зависает  в паре километров от берега и точки выхода из воды отряда над островом, чтобы скинуть оборудование, но в его бок врезается выпущенная ракета, а за ней еще одна, разрывая вертушку в клочья.
Финн отскакивает назад, приземляется на задницу, пятится к воде. Мюллер, в прыжке захватив с собой Ванду, уводит ту в сторону и накрывает собственным телом. Что в этот момент происходит с  Полом и Тони, Джейк не имеет ни малейшего понятия, он просто не успевает уследить за каждым шагом своих людей. Какое-то время он без движения лежит поверх Ванды и не шевелится, в движение он приходит лишь тогда, когда последняя осознав, что самолет разлетелся в воздухе на куски, а внутри кабины был Крис отвечающий за оборудование всего отряда, истошно вопит, сталкивая с себя Мюллера.  Тот откатывается в сторону попутно пробурчав:
- Не благодари. – И наконец-то имеет возможность обратить свое внимание на остальных солдат. Желудок сдавливает спазм, дыхание перехватывает  - зрелище, которое разворачивается перед глазами Мюллера невозможно воспринимать как действительность. – Твою мать… - Это невозможно! Они же не просто так назывались солдатами удачи. Вся ирония судьбы заключалась в том, что видел перед собой Джейк.
Пол стоял на коленях, чуть накренившись вперед , но при этом его голова была запрокинута назад. Своими ручищами он обхватывал одну из лопастей ранее принадлежащую сбитому вертолету, теперь же она пробила его насквозь.
- ТВОЮ МАТЬ! – Имя Криса которое выкрикивает Ванда, тонет в том оре, что издает Финн, уведев тоже самое, что увидел чуть раньше Мюллер.
- Стооой! – Призыв Джейка остановиться и не вынимать кусок железа из собственного тела   остается без внимания. Пол погрузившись в состояние шока, а может быть, просто растеряв остатки разумности от боли, расстается с единственным предметом, возможно только благодаря которому все еще дышит и падает замертво на песок, прямиком на собственную кучу внутренностей, что вывалилась из него раньше, он подминает ее под себя.  Серо-золотистый песок жадно впитывает в себя кровь убитого и темнеет вокруг неподвижного тела неравномерным контуром.
- Тони! – Мюллер  делает оборот вокруг собственной оси на все триста шестьдесят градусов в поисках еще одного члена отряда. Тот вскидывает руку вверх, давая понять, что жив. Джейк делает вдох, и шаг за шагом торопливо подбирается к солдату. Лишь на подходе он понимает, что тому тоже перепало от взрыва.
- Какого…? – Мюллер разводит руками в стороны, а затем заводит те за голову, обхватывая ладонями собственный затылок.
- Меня задело. – Хрипит Тони, но Джейк и так это видит, он сбрасывает руки, сжимает те в кулаки, но не знает, что при этом сказать, поэтому молчит и слушает. – На месте Пола должен был быть я. Он… - Тони заходится в кашле и пытается приподнять голову, чтобы увидеть всю масштабность той задницы в которую попал.  – Он оттолкнул меня, но меня кажется, зацепило. Нога, - соотрядовец стонет, как новобранец, впивается своими крючковатыми пальцами в песок, скребет по тому лениво и медленно. – Я ее не чувствую, ниже колена…не чувствую, - последнее повторение перерастает постепенно в бормотание, но где-то на выдохе Тони находит в себе силы не только распахнуть свои покрасневшие и слезящиеся глаза, но и проорать не своим голосом, отчетливо исторгая своим ртом не только мольбу о помощи, но и слюну. – Помоги мне Мюллер!
Джейк качает головой, снова заводит руки за голову, матерится и то делает шаг назад, то подходит ближе к раненому. В конце концов, Мюллер находит в себе силы присесть возле напарника и сдвинуть ткань костюма, в который тот все еще был облачен. Джейк задерживает дыхание, потому что все, что он видит – скверно выглядящая с какой стороны на нее не смотри глубокая рана, из которой торчит раздробленная кость, все это щедро приправлено береговым песком и одному Богу известно, на чем держится одна из частей ноги, все еще считаясь единым целым с другой.
- Срань Господня, Тони, тебе нужна госпитализация.  – Мюллер качает головой и сглатывает вязкую слюну, что наполняет его рот и мешает ему говорить. Вот-вот и его стошнит от обилия увиденного треша.  Напарник заходится смехом и смеется до тех пор, пока не начинает задыхаться и сквозь хрип откашливаться.
- Да? На том куске дерьма, что взлетело на воздух, прихватив с собой на тот свет двух моих людей? На нем ты хочешь меня госпитализировать, Мюллер? Пошел ты! – Кряхтит Пол и зажав в ладони слегка влажный песок, сначала швыряет тот в сидящего рядом Мюллера, а затем начинает на локтях приподниматься, напрягаясь всем телом.  Слишком долго он этот трюк проделывать не может, поэтому отрет то ли от боли, то ли понимания собственной беспомощности и снова падает в песок.
- Ты знаешь, что второй вариант тебе понравится еще меньше чем ожидание. – Заявляет Джейк поднимаясь на ноги.  В отличие от Тони он может это сделать.
- Пристрелить меня решил, сука? - Шипит уже инвалид и снова собирается с силами, чтобы подняться на локтях, возможно даже отползти назад. Мюллер вынимает рывком из своей набедренной кобуры пистолет и взводит курок, наводя тот на лежащего, на песке наемника.
- Ты что творишь? – Подскочивший вовремя Финн, отводит в сторону ударом руку Джейка и гремит выстрел, а пуля, предназначенная Тони, уходит глубоко в песок. – Мы еще можем его спасти!  - Джейк вскидывает пистолет и, злобно сверкая глазами, направляет тот уже на Финна.  – Я прострелю тебе твою тупую башку, если ты еще раз так сделаешь, придурок.  – Обещает Мюллер, но опускает свой пистолет, когда Финн миролюбиво вскидывает обе руки  и отступает назад, показывая, что вступать в схватку с Мюллером он не намерен.
- Он прав. – Ванда, молчавшая все это время, находившаяся где-то на периферии всего происходящего, вдруг вступается за Джейка.  – Одной перевязкой здесь не обойтись, нужна госпитализация, причем срочная. Мы либо идем и ищем, как это сделать, либо… - Ванда не заканчивает своей фразы, но очень красноречиво смотрит на затихшего  Тони. 
Выбор. Опять чертов выбор. И все это на плечах Джейка Мюллера.
- Идем. – Мюллер ставит на предохранитель свой пистолет и отходит от места стычки.
- Не бросайте меня здесь! НЕ БРОСАЙТЕ МЕНЯ! – Выжившие солдаты удачи в составе трех человек удаляются, но через пять шагов их настигают проклятия, оставленного ими позади Тони:
- Мюллееееер! Я выпотрошу тебя! Мюллер!
Джейк резко тормозит и разворачивается в обратном направлении. Попытка Финна его остановить его, заканчивается мощной подачей с локтя в челюсть попытавшемуся. Ванда вскрикивая кидается на помощь заваливающемуся на землю Финну, предпочитая не вставать на пути у Мюллера. Над пляжем вновь гремит выстрел. С этой минуты лоб Тони украшает аккуратная дырка размером в девять миллиметров. Дуло пистолета Джейка дымится, он медленно опускает тот, и его рука вытягивается вдоль тела.
Не проще ли было промолчать, старик? – Вопрошает хладнокровный и безразличный взгляд Мюллера, что скользит вдоль больше неподвижного тела.  Где-то совсем близко, за спиной сопит Финн. Джейк оглядывается и видит удручающую картину – Финн повиснув на плече у согнувшись почти пополам Ванды, прихрамывая, направляется к нему, зажимая собственный нос пальцами, по которым струится кровь, часть крови уже размазана по лицу. 
- Умойся, - бросает через плечо своему напарнику Мюллер, пряча свой пистолет в кобуру, но даже не смотрит в его сторону.  – Мы выдвигаемся по прежним координатам, к месту сброса груза. Возможно, что-то уцелело. Возможно, мы что-то проясним, прибыв туда.
- Что ты хочешь выяснить? – помогая Финну сесть на песок, интересуется Ванда и ее голос звенит от напряжения. Она не из числа тех, кто хочет двигаться в обозначенном направлении.
- Кому вместо нас улыбнулась удача и, каким образом мы умудрились потерять половину своей команды, только ступив на остров.
- Это твой выбор?  - усмехается Ванда.
- Это наш выбор. – Отвечает ей Джейк.
Женщина качает головой и трет своими ладонями и без того перепачканное лицо.
- Нет, Джейк. Это твой выбор.

Я никогда не стремилась к власти и откровенно тяготилась тяжестью короны и холодом трона. Тем не менее, я не жалею о времени, которое мы с Александром потратили, чтобы сделать Равку сильной, независимой и безопасной для всех — неважно, гриша ты или отказник. Это было сложно, это было долго. Мы не раз спорили, пока не достигли компромисса. И только когда мы убедились, что страна в надежных руках, мы исчезли, оставив на троне наследника Ланцовых. Прощаться с Николаем было невыразимо сложно, я прорыдала на груди Дарклинга практически целые сутки, не в силах смириться с утратой. Потом, один за другим, ушли Давид, Толя, Тамара, Женя, и наконец, закрылись глаза сильнейшей из них, Зои. У меня кончились слезы, но Александр всегда был рядом, всегда крепко обнимал, позволяя мне мочить и портить его кафтан/рубашку моими слезами. Весь мой мир обращался в пепел, все любимые мне люди умирали, но он неизменно был рядом. Мы замерли во времени, не менялись, неразрывно связанные. Святые прокляли нас бессмертием. Но все же, мне было невыносимо оставаться на одном месте. Я сбегала, не раз, не два и даже не три. Не от него сбегала, я бежала от себя, от своих мыслей, от своих страхов. От воспоминаний, которые все еще ранили мое сердце. Не представляю, как Александр пережил это в одиночестве. Я, наверное, не смогла бы. Создавала новые личности, новые знакомства, но никого не подпускала близко — я боялась потерять свою человечность из-за одиночества и в то же время не желала ни к кому привязываться. У меня был он. И никто никогда не отнимет его у меня.

Я знала, что рано или поздно, он найдет меня. В конце концов, мы оба не могли долгое время существовать друг без друга. Только он один на этом свете мог понять меня. Только он один никогда не боялся меня и моих сил. В этот раз он позволил мне наслаждаться "свободой" непозволительно долгое время. По правде говоря, еще каких-то полгода, и я вернулась бы сама, перешагнув через свою гордость. Я неимоверно скучала по Александру Морозову, и спустя несколько сотен лет смогла признать это вслух. Как бы сильно я не сопротивлялась в самом начале, мы действительно были связаны, неразрушимой нитью, которая сейчас подрагивала в предвкушении, несмотря на все наши взаимные блоки. Дарклинг, как он предпочитал себя называть, не подпускал меня к себе, я же экранировалась от него в течении дня, выстраивая все более прочные стены, но ночью он всегда был сильнее. Ему удавалось все глубже проникать в мои сны и в мое подсознание, узнавать все больше о моем окружении, он всегда был невероятно наблюдательным и слишком сильно хорошо успел изучить меня и мои привычки, поэтому я не переставая переезжала, меняя имена, меняя акцент и свое поведение, даже социальный слой [я всегда была очень способной ученицей], но чаще всего часовые пояса, чтобы у меня было преимущество перед ним. Это выматывало, но в то же время, я не могла отказать себе в подобном удовольствии — вглядываться в каждую тень, ожидая увидеть отблеск внимательного взгляда серебряных глаз; быть постоянно наготове, оглядываясь через плечо; путешествовать налегке и не привязываться близко к людям, нигде надолго не задерживаться. Он был прав, он был раздражающе прав. В конце концов, у меня не останется ничего, кроме него. Пока этот мир окончательно не сойдет с ума, вызывая ярость всех древних Святых. Впрочем, мы с Александром были обречены — Тьма и Свет являются вечными и бесконечными, от начала времен и до самого конца. Нас призовут, это неизбежно. И мы откликнемся, конечно. Но пока, время у нас еще есть. Целая вечность впереди.

Его сторона связующей нас нити в нетерпении подрагивала, передавая мне часть его эмоций. Но я тоже была напряжена, не в силах более быть не с ним. Я знала, что он близко, и в этот раз подавила инстинктивное желание сорваться с места. Мне нужен был мой Александр — сейчас, сегодня и на целую вечность. Не уверена, что смогу снова от него сбежать, но не могу не признать, что наши воссоединения всегда были очень.. бурные и страстные. Как хорошо, что я давным давно разучилась смущаться и меня перестало волновать чужое мнение, иначе я неизменно бы краснела, встречая осуждающий взгляд своих соседок. Я любила его, он любил меня — почему мне должно быть стыдно?

— Ты опоздал, — я не в силах сдержать веселой усмешки, чуть качая головой. Я специально не стала запирать дверь, зная, что его в любом случае не остановит ни один из созданных людьми замков, а хозяйку моей квартиры не хотелось лишний раз волновать, продолжая меланхолично скользить взглядом по спокойной воде канала, который протекал под моим окном. Мне нравилось в Чехии, эта страна практически не поддалась веяниям цивилизации, сохраняя привычный мне дух старой Равки. Возможно поэтому, Александру не составило особого труда найти меня здесь. Впрочем, последний год я особо и не скрывалась от него, подсознательно я хотела, чтобы он меня нашел, поэтому и оставляла для него след из хлебных крошек. Поэтому вместо привычной домашней пижамы, состоящей из мешковатых штанов и очень свободной футболки, на мне специально купленный для подобных случаев комплект из кружевных топа, шорт и короткого халата. Все черного цвета, разумеется. В холодильнике ждет своего часа бутылка шампанского и тарелка с клубникой. Я тоже умею делать сюрпризы. Я ждала тебя, любимый. нам иногда не нужны слова, чтобы выразить свои чувства.

Диане страшно.
И это чувство дезориентирует амазонку, практически выводит ее из строя, заставляет действовать импульсивно, допускать ошибки. Ей не хочется этого признавать, но ей действительно не следовало буквально-таки похищать Сти... Франклина Фостера с того склада, а после отдавать приказ Киборгу. Вся ответственность целиком и полностью лежала на ней, и она готова была встретиться с последствиями лицом к лицу. Но ей все же не пришлось. Может быть и Брюс, и Виктор совершенно не скрывали, что они не одобряю ее действия и считают их, как минимум, непродуманными, оба встали на ее сторону перед всем остальным миром, выставив все как заранее спланированную акцию, заявляя, что у них была информация, что эта группировка может угрожать не только одному городу, но и их стране, списывая произошедшее на случайное совпадение, а действия Дианы - попыткой спасти их агента, который мог бы оказаться в смертельной западне. А передатчик она вырубила, потому что ее личность продолжала держаться в тайне от большинства разведывательных агентств. А усилия Брюса помогли даже вывернуть это в свою пользу, еще раз подтвердив необходимость вывода Лиги Справедливости на новый, официальный уровень, который предполагал бы сотрудничество и обмен информации.

Но если честно, дочери Зевса впервые за все время ее существования, действительно было наплевать, что о ней могли подумать.
Её Стивен Тревор был жив. Это единственное, что ее волновало. И поэтому Диана боялась - боялась, что все происходящее лишь сон или еще хуже, навеянный кем-то из ее врагов мираж_ лишь иллюзия, призванная вывести из строя Чудо-Женщину и пошатнуть ее авторитет в глазах общественности, очернить ее репутацию и может быть даже открыть всему миру настоящую правду о ней. Правду, к которой никто не готов. Боги и монстры существуют по сей день.

Сердце предательски пропускает пару ударов, а после нагоняет их в ускоренном ритме, когда их пальцы на мгновение соприкасаются и она заглядывает в глаза мужчины. Боги, как же он красив. Она не отрывает взгляда от его лица, внимательно наблюдая за его реакцией, замечая бледность, появляющуюся, а после меркнущую улыбку, задержанное дыхание, когда приходит узнавание. Непроизвольно, она делает полшага вперед, оказываясь на расстоянии руки от него, борясь с желанием обнять его и поцеловать, вложив в поцелуй все свои чувства. Вместо этого Принц лишь прикусывает нижнюю губу, пытаясь понять, как она может помочь ему. И что вообще, великий Зевс, тут происходит. Каким-то совершенно непостижимым образом, но Диана была уверена на сто процентов, что перед ней сейчас именно её Стив, тот самый, который пожертвовал свою жизнь, чтобы спасти других. Тот самый, кого она не переставала любить даже по прошествии целого века.

- Бельгия, а если быть точнее, Ничья Земля, ноябрь, 1918 год, - на губах против воли появляется несколько грустная улыбка, стоит Диане вспомнить тот день, а после ту единственную ночь, которую им довелось провести вместе. Сейчас Принц с иронией думала о том, какой наивной она была тогда, а на щеках появлялся румянец от смущения, когда она вспоминала их первый откровенный разговор на лодке по пути в Лондон. Что же, Стив Тревор переубедил ее. Но ей стоит вернуться в настоящее, потому что оно гораздо важнее. Его слова заставляют ее сердце биться чаще, а горькому комку встать поперек горла, мешая дышать и говорить. Ей требуется долгое мгновение, чтобы унять волнение и взять контроль над телом.

- Это наша.. моя команда, они помогали мне во время Первой Мировой и после неё, - она подходит еще ближе к мужчине, вставая рядом с ним, чтобы тоже видеть фотографию и протягивает руку, указывая на мужчину по свою левую руку, - Это Вождь, а рядом с ним Чарли, он отлично пел, но вот стрелял не очень, - Диана мягко улыбается, позволяя светлой грусти о своих друзьях накрыть ее. Ей довелось похоронить их всех, и это наложило на амазонку определенный отпечаток. - А это Самир, - указывает пальцем на мужчину в забавной шапочке, не позволяя себе утонуть в своих переживаниях. Она уже оплакала их всех. - он был шпионом и знал чуть меньше языков, чем я, - Принц с ностальгией вспоминает их не прекращающиеся споры по этому поводу.
Грудь сдавило в предвкушении самого трудного. Остался последний неназванный человек на фотографии. И этот человек стоял сейчас рядом с ней. Дочь Зевса делает ненужный ей лишний вдох, называя его имя.

- Капитан Стивен Тревор, и мне жаль это говорить, но у него не осталось... - горло сдавило спазмом, Диане приходилось сдерживать рвущийся изнутри всхлип, - Его род прервался, - она все же находит в себе силы продолжать их разговор. Принц негромко смеется от его попытки пошутить и разрядить обстановку, но страх сильнее сдавил ей грудную клетку - ей казалось, что кто-то нанес ей сильнейший удар в живот, выбивший из легких разом весь воздух.

- Мне жаль, но я действительно не знаю, что происходит и как я могу помочь тебе. Ты... ты не просто выглядишь, как он, твои сны могут символизировать воспоминания, но я никогда не сталкивалась с подобным,  - беспомощность и незнание, что делать дальше, неимоверно раздражают Чудо-Женщину, но возможно, сейчас действовать должна Диана. И, поддавшись внезапному порыву, амазонка подается вперед и положив руку на щеку мужчины, мягко поднимает его лицо и поворачивает голову к себе, прежде чем прикоснуться к его губам в нежном, но чувственном и коротком поцелуе.

Великий Панем.
Город-государство, построенный на развалинах старого мира. Капитолий — столица государства, неизменно поражает воображение, заставляя вас приоткрыть в изумлении рот. Вокруг роскошь и золото, а на деле это лишь пыль, старательно пускаемая в глаза обывателей, задабривая их и старательно отвлекая внимание от происходящего за границами столицы. Власть находится в руках одного человека, обладающего нужными связями и огромным состоянием. Система работала идеально. Тринадцать дистриктов разделили между собой обязанности, каждый знал свое место и свою цель — общее благополучие. Тоталитарная диктатура. По опыту прошлых лет могу заметить, что этот режим является наиболее выгодным и перспективным. Сильная власть обеспечивает достаток и безопасность своих подданных. Вот только не все способны видеть перспективы. И не все оказались готовы мириться с временными неудобствами, словно забыв уроки прошлых лет. Сильное государство основано на крови, и это совершенно неоспоримый факт. Панем выбрал сценарий Рима, и не прогадал. И пусть наши истории получили свое начало на территории древней Греции, которая сейчас скрылась под метровым слоем воды, достичь пика нашего могущества мы смогли только в Риме. Виктория всегда была сильнее. И более жестокой, беспощадной. Она не прощала неудач и проигрышей. Она всегда умела красиво мстить. Но тем не менее, она — это я. Я никогда не умела контролировать смену сущностей, пусть и отчаянно пыталась. Мое окружение влияет на то, кем я буду, как бы странно это не звучало. И последние века я провела, как Виктория — жесткая, резкая, наглая, уверенная в себе. Она не умеет уступать. Головная боль стала моей постоянной спутницей, наравне с голосами десятка личностей в моей голове. Но громче всех звучит её голос.

Панем пал?
Эхо недавно прокатившейся войны до сих пор чувствуется.
Это и повисшие в воздухе отчаяние и страх, щедро приправленные горечью и скорбью. Это и повсеместные разрушения, которые со временем будут ликвидированы. Это затравленность в глазах людей, которые спешат поскорее оказаться в иллюзорной безопасности своих домов. Это отряды миротворцев, которые стабильно, раз в час, патрулируют улицы городов, высматривая потенциальных мятежников. Это восемьдесят процентов ложных арестов и сорок пять процентов ошибочных казней. Единственный способ восстановить порядок и доказать свою власть — это применение силе. И правительство не скупится на вооружение, ужесточая меры контроля. Виктория торжествует, празднует победу. Это её достижение. Её никогда не смущала проливающаяся во имя великой цели кровь. Возможно, мне тоже стоит махнуть на подобное рукой. Люди неизменно придумывают способы убить друг друга. И им не требуется вмешательство богов.

Катастрофа, ставшая результатом войны богов более тысячи лет назад, едва не стерла человечество с лица земли. Землетрясения, извержение всех вулканов одновременно, наводнения, глобальное изменение мира — в один момент погибла примерно треть людей, а в последующие годы еще столько же от голода и локальных стычек. Потребовалось не менее десятилетия, чтобы ликвидировать последствия и хоть как-то скоординировать действия лидеров государств, оставшихся в живых. Мир сильно изменился за прошедшие сотни лет. Во всем. Часть материков оказалась погружена под воду, исчезли привычные государства и страны. Теперь не имела значение национальность или раса человека, на первое место выдвигалась польза, которую о мог принести. Ценились военные, медики, ученые, на второй план отступали учителя, менеджеры и другие офисные работники. Стань полезным — или умри. Жестоко, но действенно. Не сразу, но тем не менее, люди приспособились. В этом особенность их расы. Они неизменно выживают. Это всегда меня интриговало в них, поэтому я не отказывала себе в удовольствии жить среди них. Иногда влюблялась даже, проживала с ними жизнь, пока не появился он.

Вам всем знакомо его имя.
Александр Македонский. Ричард Мортон. И еще несколько имен, которые он примерял на себя. Мне все же удалось добиться своего. Он получил бессмертие, став моим до конца времен. Вот только конфликты между нами не исчезли. Даже став новым богом он так и не понял. Не смог почувствовать влияния смертных на нас в полной мере. Я никогда не пыталась скрыть от него свою истинную сущность, но он всегда считал это не более, чем игрой. Так и не осознав тот факт, что у меня нет контроля над всеми моими сущностями. Да, во все времена существует лишь одна богиня победы, вот только ее представляют всегда по-разному. И это действительно влияет на мою личность, изменяя черты моего характера. Подстраивая по какие-то нормы и образы.

Вследствие всего происходящего у меня случилось расстройство личности. А головная боль и вовсе сводила с ума.
Поэтому я не знаю, что именно мною руководило, когда я шептала новому президенту Капитолия свою идею. Восставшие дистрикты должны заплатить за свое преступление. И уничтожения номера Тринадцать недостаточно. Каждый год каждый дистрикт должны отправлять двух детей, мальчика и девочку, в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет, на специальные Игры на выживание, в которых в живых останется только один. Да, я невольно вспомнила легенду о Минотавре и возможно вдохновилась ей, если можно так сказать. И вот я смотрю на смертных с Олимпа. И не могу найти в себе сил испытывать угрызения совести. Они это заслужили.

Я чувствую твое недовольство, Александр, — намеренно использую имя его прошлой жизни, скрещивая руки на груди. Я стою на краю мира, на Олимпе, наблюдая за подготовкой к первым играм. Я всего лишь дала им идею, они же сами довели ее до совершенства. И после этого боги жестоки? Я вижу перспективы, и я знаю, чем все закончится. Какие Игры и почему станут последними. Может быть изначально мои действия были лишь необдуманным порывом, сейчас я твердо осознаю тот факт, что именно так и должна сложиться история человечества.

Автомобиль, принадлежащий ВВС США, вез Саманту в гору Шайен. Она смотрела в окно, но совершенно не видела, что там происходит, погруженная в свои мысли. Ее сердце бешено колотилось от переизбытка адреналина и пыталось выскочить наружу — толи от радости, толи от волнения. А может от того и другого разом. Она уже знала о нападении на базу звездных врат, совершенное через эти самые врата к тому моменту, когда ей сообщили о новой миссии. На Абидос отправят развед отряд и она в его составе. В тот момент она готова была прыгать от радости — ей доведется пройти через пространственный тоннель! Она могла об этом только мечтать. Да что там, она об этом мечтала уже четыре года, с тех пор, как попала в программу ЗВ. Каково же было ее разочарование, когда в прошлый раз эта возможность буквально уплыла из ее рук из-за непредвиденных обстоятельств. Но теперь все иначе. Ее утвердили в состав отряда (спасибо Хаммонду), и никакие факторы не помешают ей попасть на ту сторону врат теперь. Она уже изучила список тех, кто отправится на Абидос. Разумеется, среди них был О’Нилл и два его человека, как уже имевшие необходимый опыт, а так же еще несколько солдат. И сейчас ей предстояло познакомиться с ними. Прибыв на место, Картер при сопровождении спустилась на лифте на самый нижний ярус, где располагались сами врата и пункт управления. Она бывала здесь раньше, но еще не видела их полного запуска. По дороге ей сообщили, что брифинг уже начался и ждут только ее. Уже подходя к переговорной, она услышала обрывок диалога:
— Картер наш специалист по звездным вратам — произнес Хаммонд.
— Откуда он переведен? — в этот момент Сэм уже зашла в помещение и поэтому тут же внесла поправку, стоя еще в дверях.
— Она переведена из Пентагона — войдя внутрь, она заняла позицию около свободного стула, как раз напротив говорившего. Учитывая, что он был единственный полковником из присутствующих, с кем Картер не была знакома, она сразу же догадалась, что это и есть тот самый Джонатан О’Нилл.
— Полковник О’Нилл, капитан Саманта Картер к вашим услугам — представилась она, отдав честь и рассматривая стоявшего перед ней мужчину. Высокий, средних лет, с темными проницательными глазами, довольно привлекательный не смотря на седину. Хотя это к делу не относилось. Его товарищи тут же постарались задеть ее, но она с привычной легкостью парировала все колкости. Женщине в этом патриархальном мире довольно сложно вращаться в таких кругах, поэтому нужно иметь острые зубки и уметь за себя постоять. Картер умела.
— Тот, кто впервые пройдет через звездные врата, должен подготовиться к том, что его ждет — начал О’Нилл, явно стараясь запугать Сэм предстоящими трудностями. Только это было не так-то просто. Да, у нее не было практического опыта перехода через врата, чем могли похвастаться трое сидящих перед ней мужчин, но зато в теории она знала об этой технологии такое, что им даже не снилось. Поэтому любые слова о предстоящих сложностях она встречала улыбкой.
— Я помню ваш отчет первой миссии. Я готовилась к этому всю жизнь — постаралась успокоить полковника Саманта, всей уверенностью в голосе давая понять, что о ней не стоит беспокоиться. И вновь последовали комментарии от сослуживцев О’Нилла. Кавальски и Фаретти — вспомнила Картер. Но и здесь она с легко парировала, объясняя все их страшилки научными заключениями. Но вот полковника явно не обрадовало нахождение в отряде еще одного ученого, о чем он не преминул сообщить генералу. Сэм внутренне напряглась, готовясь к длительной обороне — на теплый прием рассчитывать не приходилось. Но теперь Хаммонд заступился за нее, давая понять, что ее место в этой миссии решено. Девушка даже мысленно выдохнула. Ее хотя бы внезапно не выгонят с миссии — она здесь на законных основаниях. Хотя попробовали бы они это сделать. Кажется, стоит немного прояснить ситуацию.
— Я изучала технологию звездных врат за два года до того, как Даниэль Джексон привел их в действие и вы двое прошли через них. Мне тогда следовало пройти туда. Вы и ваши люди примете тот факт, что теперь я туда попаду? — пояснила Сэм, заканчивая свою речь с откровенным вызовом, даже не смотря на то, что О’Нилл был старше по званию. Она прекрасно видела, что он не доволен ее участием в миссии. Ее раздражали эти шовинистские замашки и она с привычным упорством готова была доказывать, что находится здесь не просто так.
— При всем уважении, доктор… — начал было полковник, но она прервала его. Внутренне Картер начинала потихоньку закипать. Из-за этой троицы, возомнившей, что они априори круче и важнее по половому признаку, они вынуждены тратить время брифинга на выяснение отношений. Но и пропустить все это мимо ушей и скромно промолчать Саманта не могла — ее внутреннее «я» требовало самоутверждения и расстановки всех точек на I.
— К человеку принято обращаться по званию, а не по профессии. Зовите меня капитан, а не доктор — с едва уловимыми нотками ехидства в голосе попросила Сэм.
— Участие капитана Картер не прихоть, а приказ — вновь вмешался в перепалку Хаммонд.
— Я офицер ВВС, полковник, как и вы. И то, что мои половые органы находятся внутри, а не снаружи, как у вас, не значит, что я не справлюсь с тем, с чем справляетесь вы — судя по взглядам Кавальски и Фаретти, им она тоже не нравилась и все ее слова они в серьез не воспринимали, но за ее диалогом с О’Ниллом наблюдали с большим интересом. Пожалуй, будь у них такая возможность, они начали бы делать ставки.
— Ничего не поделаешь с тем, что вы женщина. Я люблю женщин. А вот с учеными у меня всегда небольшие проблемы — лениво заметил полковник, все больше раздражая Картер своей самоуверенностью.
— Полковник, я больше ста часов провела на вражеском корабле во время «Бури в пустыне». Этого хватит? Или мне заняться армреслингом? — привела еще один довод Саманта. Это начинало надоедать, но, кажется, они оба были слишком упрямы, чтобы отступить. Наверное, это могло продолжаться еще долго, если бы в их спор не вклинился один из офицеров. Теперь капитан превратилась в слушателя, боясь упустить какую-нибудь важную деталь. В ходе брифинга у нее появилась возможность услышать от полковника не очередную колкость в свой адрес, а вполне разумное замечание на тему «Почему не стоит закапывать врата». Что ж, он мог приводить доводы не только в спорах с женщинами, ибо в данной ситуации она была с ним солидарна. Ничего особо важного так и не сказали. Разве что генерал одобрил переход на Абидос. В конце совещания Сэм встретилась взглядом с О’Ниллом и подумала, что может быть, он не так уж и плох, просто им стоит немного привыкнуть и узнать друг друга получше.
Когда отряд был готов к миссии, все собрались в зале врат. Картер впервые наблюдала полную активации врат и образование горизонта событий. Это было потрясающее зрелище! Даже сложно было представить, сколько энергии потребляло и перерабатывало это устройство для создания тоннеля между двумя планетами, разделенными сотнями, а может и тысячами световых лет. Это было невероятно. Хотя подсчитать расход было как раз таки реально. Любой ученый мог бы отдать душу только за то, чтобы это увидеть, а ей доведется пройти этот путь и оказаться с другой стороны. Раньше она только мечтала об этом и вот, наконец, мечта станет явью. Что ждет ее с той стороны? Нет, что ее там ждет она приблизительно представляла — читала отчет О’Нилла и не раз. Но сам переход. Путешествие должно длиться секунды, но какие ощущения она испытает при переходе и после него? Все это тоже было в отчете полковника, но Картер рассматривала процесс с точки зрения науки и поэтому копала глубже. Ее тело будет расщеплено на атомы, а может быть и на куда меньшие частицы, а потом будет воссоздано в миллионах и миллиардах миль отсюда в том же порядке. Разве это не чудо? Да, будет немного некомфортно от компрессии, необходимой для восстановления плотности тела, но оно того стоило. Пока Хаммонд давал последние указания, Саманта словно зачарованная наблюдала за вратами. Но нужно было отправляться в путь. Отряд вошел в горизонт событий и остались только она и полковник.
— Капитан? — произнес О’Нилл.
— Не волнуйтесь, я вас не разочарую — произнесла Сэм, с широко раскрытыми глазами изучая представившееся зрелище. Переполненная эмоциями, она совершенно забыла, что совсем недавно злилась на него.
— Отлично. Но я только хотел сказать дамы вперед — сказано без ехидства, но даже его капитан сейчас пропустила бы мимо ушей — врата были куда интереснее и заполняли сейчас все ее мысли.
— Я вам понравлюсь, когда вы узнаете меня лучше — улыбнулась Картер, отвлекаясь наконец от врат. Ее настроение сейчас было на высоте и она готова была полюбить кого угодно, даже этого самоуверенного полковника.
— Я уже вас обожаю, капитан — саркастично заметил Джонатан, но Саманта не обратила внимания на его интонацию. В ее голове уже происходили различные вычисления.
— Боже мой! Посмотрите на это! Энергия, которую излучают врата для создания пространственно-временного тоннеля невероятных размеров. Правильнее сказать, астрономических — Картер протянула руку и коснулась того, что казалось поверхностью воды. От ее прикосновения по линии горизонта разошлись волны — Видно даже колебание поверхности — восторженно добавила девушка. Однако в полной мере восхититься работе врат и всплескам энергии на границе тоннеля Саманте не удалось — ее бесцеремонно схватили за рюкзак и толкнули прямо в горизонт событий. Мир вокруг закружился.

[indent] руки грязные жадны до богатства и власти ; с пальцев давно не смывается застывшая кровь ; а славу победителя не стереть ничем. кеттердам продолжает дышать воздухом вредным, жить в своё удовольствие и существовать. бочка до сих пор источает смрад застывших навеки в подворотнях тел непрошенных гостей ; бочка будто притягивает нечестивые души убийц и воров , а ещё бессмертных (как кажется им же самим) храбрецов (будет вернее сказать глупцов). только война, говорят, закончена. и хотя бы днём больше не слышно криков и выстрелов ; вся власть сосредотачивается в одном единственном месте. грязные руки тянутся всё дальше, когтями острыми вцепляясь в неверующих и сердца их (бьющиеся в унисон с трупным зловонием, оставшимся после побега очередной мерзкой крысы) вырывая с корнем / без жалости, знаете ; без толики сожалений по неугодным ; без молитв над их лицами, застывшими в ужасе. грязные руки не верит в богов ; боги давно отказались от благословений в его сторону. он не убийца вовсе ; пусть и кажется, что губы его растягиваются в демонической ухмылке. он поддерживает привычный кеттердаму (аду) стиль жизни ; где человеческая не стоит ни гроша.

[indent] каз бреккер не спит по ночам и забывает про дрёму посреди дня. его не мучают кошмары или плохие сны ; его голову не посещают мысли о смысле бытия. он не тот страшный монстр, перегрызающий глотки невинным по ночам. но казу бреккеру до сих пор доносят сообщения о его лучшем друге, сбежавшем, поджав свой хвост, подальше от этих мест. каз смотрит и отмечает передвижения все в своей памяти, чтобы не упустить / отпустить. он контролирует всё от и до, ведь так проще править этим чудесным балом с гостями странными. смесью шутов и коршунов ; они всё ещё прячут за спинами своими клинки острые и выжидают подходящего момента. но каз бреккер становится более осторожным в своих действиях ; если раньше наперёд десять шагов, то теперь около тридцати. да только теперь он не выживает, а живёт. в этом мире опасном и продажном, считая его своим домом и лишь изредка оглядываясь назад.
там царствует идеальная тишина.

[indent] у него сердце невместительный кладенец ; хранит он там обиды и месть на самом видном месте, и прячет свою скорбь с печалью где-то в потайной ёмкости. бреккер, несмотря на все поверья и местные байки, всё ещё остаётся человеком. способным чувствовать и тосковать ; когда встречается с купеческим сыном лицом к лицу за дружественным обедом (обсуждая между делом ход торговли и прочую скучную для людей обычных муть). уайлен обязательно спросит про них ; как они и где обитают? бреккер не откроет свои секреты. даже близким ; даже тем, кто прошёл с ним эту беспощадную войну. он ответит уклончиво про всех ; скажет, что не отслеживает их действия и перемещения (очередная такая простая ложь). хотя прикроет глаза устало, когда не будет видеть единственный оставшийся вместе с ним соратник и друг ; попытается в одну из ночей забыться и не вспоминать больше никого, но получается паршиво. суровее взгляд и над переносицей мрачный недуг — он выносит вердикт виновен без суда и казни ; на его перчатках, вычищенных до блеска почти, отпечатки тех, чьей кожи он касался в последний раз. виновен перед всеми (а больше всего перед зеник, чья улыбка в каждом прохожем меркнет и растворяется также внезапно ; максимально перед хельваром, чью жизнь не уберёг, несмотря на свои обещания). у него выжженная шестёрка на коже ; выжженная в области груди // чернилами увековеченная над той самой «р», перечеркнувшей (нет) всю его историю.

[indent] бреккер проводит по клюву чёрному осторожно (он обнажает себя перед ним, веря в птицу свою верную). а ворон мудрый прикусывает фалангу пальца, скрепляя узы обещанием, что доставит обязательно письмо драгоценное, что сжимает в лапах своих сильных. каз наблюдает, как верный друг его встрепенётся от дождя за окном ; расправит крылья и унесёт вести правдивые вместе с собой. провожает взглядом гордую птицу, что меркнет в кеттердамском тумане и идеально сливается с местностью. он обязательно доставит последние новости и доброго здравия пожелания той, чьё сердце отдано морю. каз слишком резко развернётся от окна, желая доброго пути ; потом закроет ставни неплотно и скроется в полумраке убежища своего. зная, что через несколько дней вернётся с сообщением с того конца света. где нет конца и края свободе бескрайней ; где душа родная странствует в поиске приключений и освобождений. каз бреккер спускается вниз, встречая своих преданных воронов очередным заданием и игрой азартной, которые они любят больше, чем собственную жизнь.

[indent] раз — смерть кусает за босые пятки. два — ворон любимый отсиживается в своём укромном месте, ожидая нового послания от своих хозяев. три — каз стискивает зубы сильно. до желвак, выступающих от негодования в области скул. он знает про людей, что по его душу пришли с другого конца кеттердама ; ему известно, что чуть не подстрелили крылья его воронам. и пока перья взъерошивает соратник его раздражённо, бреккер притаивается в своём убежище. он снова охотится на жертву, пусть и знает наверняка откуда явился загадочный чужак. тактическое отступление — расставлять капканы и выжидать хитро, пока зверь этот невидимый попадётся прямиком в его лапы. учитывая глупые следы, оставленные в области вечного пребывания вороньих стай. у вас с морскими просторами разорвана связь ;
[indent]подожди немного, подожди ещё чуть-чуть, мой верный друг.

[indent] отсчитывать дни и недели — каз верит, что вскоре отправит благие вести ; оставит привычную подпись в самом низу долгожданного письма. мы обязательно свидимся вновь, — ссылаясь на текст без эмоций, где (ты же придёшь помочь?) привычные бреккеру намёки на скорые планы. надеяться, что появится однажды сама ; зайдёт бесшумно в воронье гнездо и будет упрекать своими богами, не имеющими смысла/воли для него. каз прикрывает свои уставшие глаза. весна давно уж пришла, так почему же эта боль ещё не прошла? он внутренностями монстров своих кормит день ото дня ; ненасытные тянут свои лапы, память намереваясь навсегда его забрать. он не проходит больше через главный вход ; его совесть обязательно сожрёт. за тех, кого спасти не сумел ; за тех, чьи страдания мерещатся и ноющей отдают в висках. бреккер наперекор судьбе снова идёт ; ожидая услышать когда-нибудь знакомые такие слова. только ни упрёка, ни тени сбоку, скользящей вдоль скользких от дождя стен.
неделями позднее каз замирает посреди улицы. всего на мгновение. сопровождающие не слышат ничего ; да только для его ушей эта тишина услада и сюрприз неожиданный. он не сжимает трость в своей руке сильнее, опасаясь внезапного нападения. не оборачивается, чтобы не спугнуть призрачного гостя ; уголки его губ слегка приподнимаются на долю секунды. как приветствие, как выстрел в небо. кому-то разрезать эту пугающую кеттердам тишину бы ; а ему гораздо теплее за грудной клеткой ; и как забавно же, что ты, милая, забыла его слова
[indent] ; я всегда поймаю тебя ;

[indent] каз бреккер заставляет всех ждать. чего? им этого никогда не понять. перемещается по городу специально один ; она подобралась слишком близко. и даже цокает неодобрительно языком, неужели инеж растеряла в море весь свой былой настрой? он дразнит будто. снова и снова. где навыки твои хвалёные? и чувство, будто играют они в давно забытые догонялки. одним вечером он не ощущает её присутствия. как в старые (не добрые) времена, когда прятаться пыталась даже от него. шумно воздух втянуть через приоткрытый рот — гвоздики перестой уловить в воздухе полёт. не отстаёт ни на шаг, даже когда ускоряет шаг. спешит будто бы на встречу ; а сам подгоняет, на развязку истории этой намекает. привычно из охотника превратиться в жертву ; они слишком долго прожили бок о бок вместе. достаточно, чтобы предсказывать любой её шаг. достаточно, чтобы вынырнуть из собственного ночного кошмара и вернуться к таким свежим своим ранам. инеж гафа, кажется, пытается понять. слышишь ли, помнишь ли? ту невидимую окружающим связь, переплётённую из самого прочного волокна (каз не перерезает её спустя эти месяцы долгие ; закаляет разлукой свой острый слух ; из строчек вытаскивает запрятанную свою грусть).

[indent]^{; ты писала, что любишь морские закаты и слышишь сирен песнь манящую. восхищённо упоминала победу последнюю свою. указывала координаты посещенного причала. и ни разу так ты и не сказала, что скучала по прошлому (не)давнему своему ;}

[indent] что привело её вновь? в этот забытый навеки приют? бреккер сам следит за её передвижениями, когда не занята этим она. у него глаза и уши по всему кеттердаму ; она не знала (да и откуда ей было знать?). и этим утром безоблачным, безмятежным, он шагает медленнее обычного ; хромая нога причиняет беспокойство — ловкая с сочувствием игра. приближается всё ближе, каз слышит её по левую сторону, заворачивая резковато налево за удобно расположенный дом. прячется в чёрной тени, задерживает дыхание. по-детски дожидается её вот так. ближе. ещё немного. остался один чёртов шаг. её силуэт хрупкий поглощает та же самая тьма ; бреккер делает выпад вперёд. хватается за её руку правую в области предплечья ; левую перехватывает по инерции (помнит всё ещё её стремительные рефлексы ; не сомневается, что рассталась она легко со своим преданным клинком). в это угол проклятый не проникает никакой солнечный свет ; каз бреккер щуриться по-лисьи, отмечая, что другой призрачная девушка не стала. он многое хочет сказать сейчас, да только сдерживает порыв своего негодования (почему пряталась и раньше не появлялась?). это ему стоило бы извиниться : она прибыла сюда из-за тебя. ему бы сказать, что возвращению (видеть снова) рад. да вместо приветствий — усмешка любимая. лицом к лицу стоять и произнести лишь :
— ты не меняешься, инеж.

Ванда не живет. Просто существует последние пару недель, выполняя какие-то автоматические действия. Весь мир потерял для нее краски. Остался только красный.

Каждый день был похож на предыдущий. Проснуться. Принять душ. Позавтракать, читай, поковырять вилкой яичницу или омлет и выпить несладкий кофе. Навестить Пьетро и в очередной раз услышать "Никаких улучшений, к сожалению, но он стабилен". Ведьме хотелось выть от этих холодных безжалостных слов, но она лишь кивала, выдавливала из себя вежливую улыбку да какие слова благодарности и уходила. Выбирала наиболее уединенные уголки, где никто ее бы не потревожил. Ей не хотелось никого видеть. Ей не нужна была их жалость и забота. Ее дом был уничтожен, буквально стерт с лица земли. Ее сердце билось сейчас за счет многочисленной аппаратуры в стерильной палате. Ванда даже пыталась выйти на связь с Эриком или Лорной, но наткнулась лишь на глухую стену. Чарльз Ксавьер также не смог [или может быть не захотел] ей помочь.

Ей просто некуда было пойти.

Но находиться рядом с Мстителями было невыносимо. Ванда не чувствовала себя в безопасности, не могла расслабиться, окруженная бесчисленными агентами и героями Земли. Единственный, с кем ей было относительно комфортно, кто был свидетелем ее изменений, кто помог ей определиться и кому она не причинила непоправимого вреда, Клинт Бартон отбыл в неизвестном направлении вскоре после того, как медики разрешили. До этого Максимова буквально льнула к лучнику, видя в нем необходимую поддержку. В конце концов, Пьетро пострадал именно защищая Бартона. А все остальные пострадали из-за неё. Ведьма не осознавала в полной мере, что именно она делает. И самое главное, как именно она это делает. И все чаще Ванда ловила себя на мысли, что от пуль пострадал не тот близнец. Пьетро заслуживает жизни гораздо больше, чем она.

Новоприобретенные способности ее пугали. Барон и влияние скипетра что-то окончательно сломали в ней — какие-то внутренние барьеры, стерли тонкие границы дозволенного, подтолкнули к самому краю. Безумный демон сидел в ее голове и каждое мгновение рвался на свободу, жаждал крови. Максимова сходила с ума, слушая его манящий шепот и сжимая виски тонкими пальцами с неизменными дешевыми кольцами [это все были его подарки, поэтому Ванда скорее умрет, чем расстанется с ними]. И иногда ей так хотелось поддаться, прислушаться к голосу_ с д а т ь с я. Просто перестать сопротивляться, опустить руки. Демон обещал ей исполнение самого главного желания взамен на послушание.

Впрочем, Штрукер тоже много чего им обещал. И Магнето. И даже непогрешимый Профессор Икс. И к чему это привело?

Ванда может быть и не доверяла Тони Старку в полной мере, он был меньшим из возможных зол. Да и крайне редко появлялся в собственной башне, к огромному облегчению Ведьмы. Постепенно она осваивалась на базе, позволяла себе чуть больше времени проводить в обществе других людей, заглядывала в спортзал или даже комнату отдыха, когда там было больше трех человек. Но ее все еще боялись, она чувствовала это, слышала их мысли, пусть теперь уже совсем этого не хотела. Экранироваться было сложно, и покой Алая Ведьма находила только в одном месте — в палате Пьетро, размеренное шуршание приборов помогало ей успокаиваться. Иногда она даже засыпала в кресле около его постели, но на утро неизменно обнаруживала себя в своей комнате. Она не знала, кто именно ее перемещает, пока в одну ночь не проснулась и не уловила отголосок мыслей Сэма Уилсона, который осторожно поднимал ее на руки. Тогда и на следующее утро она не подала виду, что что-то произошло, но через пару дней составила компанию Соколу в гостиной, сделав ему чай и по обыкновению ничего не сказав, лишь едва заметно кивнув. С тех пор это стало негласной традицией.

Возможно, Ванде было так легко с Сэмом, потому что его не было там, в Соковии. Ей не приходилось пробуждать его самые худшие воспоминания, а ему не приходилось заново переживать их. Чувство вины жгло Ванду не хуже огня, пробуждая ее худшие кошмары. И что самое страшное, никто ее не винил! Никто не смотрел косо, скорее наоборот.

От гнетущих мыслей Ведьму отвлекает даже не сколько голос Наташи, сколько ее мысли и ее настроение. Ванда внутренне напрягается, невольно расправляя плечи, поднимая на русскую слегка расфокусированный взгляд. Ей требуется не более полминуты, чтобы полностью осознать, кто именно перед ней.

— Что? — брови Ведьмы сходятся на переносице, на лице чистое удивление вперемешку со страхом. Прошлое Наташи едва ли не сбило Максимову с выполнения миссии, заставило сомневаться, а действительно ли то, что они делают, во благо? И Ванда не могла заставить себя посмотреть в глаза русской шпионки, старалась и вовсе избегать ее компании.

— Пока они меня не подводили, — упрямо возражает Ванда, чуть отстраняясь от рыжей, невольно намекая на произошедшее на том злополучном корабле. Зрачки, реагируя на внутреннее состояние дочери Магнето, вспыхивают алым светом, а на кончиках пальцев появляется алый туман. Впрочем, Ванда быстро берет себя в руки, сжимая ладони в кулаки. Ей не хочется признавать правоту Романофф, но та не собирается отступать и не оставляет выбора. Почти, как Клинт когда-то. Возможно, именно это и играет решающую роль. Глаза вновь приобретают привычный светло-зеленый оттенок, плечи опускаются, а голос звучит на удивление глухо.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала, Наташа?