Прошло уже почти три недели с того момента, когда я убила Темперанс, а вместе с тем разбила своё сердце на тысячи осколков, которые, я уверена, никогда не смогу снова собрать воедино и снова стать цельной. Спасла родной город от разрушения, хоть на какой-то момент какая-то эгоистичная часть меня взяла контроль над моим телом, отводя занесенную руку с топором, ведь я так много времени провела, смотря на Эйса со стороны, не решаясь признаться ему в своих чувствах, а потом он просто выбил почву у меня из-под ног, сказав, что я ему тоже нравлюсь. Моё сердце, и так слишком израненное, готово было хвататься даже за малейший шанс того, что мы можем быть вместе, и что вместе мы со всем справимся. Но крики отчаявшихся жителей города, землетрясение, которое едва ли не сбивало с ног, замогильный рокот из-под земли — я бы не пережила, если бы кто-то погиб из-за моего эгоистичного желания быть счастливой. Стоило мне увидеть масштабы происходящего, я просто не могла поступить иначе. В конце концов, героиня я бухты Мечехвоста или кто? Горечь подкатывает к горлу, потому что ответ мне известен. Нет, ни черта я не героиня. Но тем не менее, я не могу позволить разрушить свой город. Темперанс уже заканчивала своё заклинание, когда топор слишком легко вошёл между её лопаток. Как нож в масло комнатной температуры, мелькнула несколько безумная и совершенно неуместная мысль, пока я смотрела в широко раскрытые глаза той, которая разрушила десятки жизней, ради своей безумной идеи. На её лице отражалось искреннее удивление, она не верила, что я действительно откажусь от собственного счастья ради всеобщего блага. Не верила, потому что сама никогда бы так не поступила, слишком эгоистичная в своих желаниях. Он твердила мне, что мы похожи, и я доказала ей, что она ошибается.

К сожалению, её смерть означала, что я обречена провести остаток жизни в одиночестве. Я видела мотылька, который слетел с её губ с последним выдохом, и тут же растворился в воздухе, оставив после себя лишь пыльцу, вынудившую меня чихнуть. Она не блефовала, когда угрожала мне. Проклятие Хадсон вступило в свою силу. И подозреваю, оно относилось к тому типу, которое снять может лишь наложивший. Вот только теперь мне больше некого шантажировать. Моя древняя прабабка училась на своих ошибках. Один раз мы её уже обыграли, когда передали мне проклятье с детей из центра Ника, второй раз на те же грабли Темперанс не наступит. А это значит, что мы с Эйсом обреченные возлюбленные, я не могу даже рассказать ему про то, что мы прокляты, потому что не знаю, как отреагируют чары. Проклятие на детей активировалось, стоило Бесс самой догадаться о том, что с детьми что-то не так. Я не могу допустить, чтобы с Эйсом что-то случилось, я этого в прямом смысле не переживу. Мне остаётся только надеяться, что.. мы оба с ним научимся жить дальше друг без друга. Может быть даже найдём других партнёров в жизни, создадим семьи, обзаведёмся детьми.. Будем жить, как все нормальные люди. Сможем отпустить друг друга. Ради нашего общего блага.

Я позволила своей пра-пра-пра-сколько-то-там-прабабушке обвести меня вокруг пальца. Глупо, конечно, соперничать с почти двухсотлетней ведьмой, но я оказалась настолько слепа, настолько наивна, что не только поверила её слезливой истории поначалу, а ещё всеми силами пыталась помочь добиться её полного разрушения мира. Мне следовало больше доверять своим глазам и интуиции, прислушиваться к тому, что было написано в древних летописях. Почему, ну Господи, почему я поверила тому, что показывала мне Темперанс в видениях. Ведь женщины в белом всегда, в-с-е-г-д-а, чёрт возьми, были на стороне добра. Они столько раз нам помогали, подсказывали, как следует поступить, они всегда стояли на защите бухты Мечехвоста, они изгнали Темперанс, составили заклятие, которое не позволяло ей проникнуть за границу защитного барьера, а мы буквально принесли ей всё, что ей было нужно на блюдечке — мою кровь, которая не только вернула ей молодость, но и позволила разрушить заклинание, чем запустила череду лавинообразных событий, которые привели нас к конечной точке — вратам, которые безумная ведьма хотела разрушить, ведомая лишь жаждой власти. И я едва не позволила ей это. Мне хотелось умереть. Ведь, если бы не я, Темперанс еще нескоро бы смогла проникнуть в город, а к тому моменту, члены Исторического общества может быть взрастили новое поколение женщин в белом, которые смогли бы ей противостоять. Которые не были бы такими слабыми, как я.

Тяжело вздыхаю, бросая короткий взгляд на часы. Сделанного не воротишь, приходится иметь дело с той реальностью, которую я наворотила. Мне успешно удавалось избегать Эйса вот уже почти две недели, первое время мы все вместе помогали восстанавливать город, поэтому против моей воли вынуждены были проводить вместе какое-то время. Я с трудом удерживала на лице отстраненное выражение лица, словно это не мне хотелось броситься ему на шею, зацеловывая его лицо, бесконечно извиняясь за своё поведение. Я хотела, чтобы он жил, даже если без меня в своей жизни. Но время беспощадно, пролетали дни, город восстановился, люди снова улыбались, Райан был жив [помня насланное Темперанс видение, я вытащила из шеи.. папы осколок топора, который случайно в неё отлетел], казалось бы, всё хорошо, можно расслабиться.

Но у меня не получалось. Всё моё нутро тянулось к Эйсу, скучало по нему, хотело видеть его каждый день, касаться его, просто быть рядом. На моё счастье, вызывая у меня неимоверную гордость, он устроился в морг помощником патологоанатома. Я не думала о том, что его должность может быть весьма удобной для меня, ведь Коннор уже пару раз озвучил нам, что он последний раз оказывает нам услугу. Нет, я просто была рада за Эйса, ведь видела, как он буквально светился, приходя и уходя с работы. Не то, чтобы я специально за ним следила, так складывались обстоятельства, что я пару раз оказывалась около здания морга по своим собственным делам. В конце концов, основать собственное детективное агентство не так уж и просто.

Звук мотора, остановившийся на моей подъездной площадке, вырывает меня из гнетущих мыслей. Наконец-то, Бесс как всегда опаздывает. Встряхиваю волосами, накидывая на плечи пальто, после повязывая поверх теплый шарф. Карсон уже весь мозг мне выел, что я недостаточно тепло одеваюсь и скоро слягу с простудой. Мысленно закатывая глаза, поправляю шарф, высвобождая из-под него волосы, опуская голову, одновременно открывая дверь, еще до того, как Марвин успевает постучать. Вот только в поле моего зрения появляются вовсе не элегантные полусапожки, которые предпочитает подруга. Тяжело сглатываю, пряча половину лица в шарфе, мысленно благодаря отца за нотации. У меня есть секунды, чтобы вернуть своему лицу привычную отстранённую маску. Я совсем не ожидала увидеть Эйса так скоро.

Богам клянусь, Бесс, я убью тебя.

— Привет, Бесс, — срывается с моих губ тупая шутка, заставляя меня с силой прикусить щеку изнутри, чтобы заставить себя замолчать. Стараюсь не пялиться на него, хоть и очень рада снова видеть его. Я ведь действительно соскучилась. Он — один из моих лучших друзей, поэтому я не могу не ощущать его недостаток в своей жизни. Натягиваю улыбку, поправляя на плече сумку. — Привет, — выхожу из дома, закрывая дверь, стараясь скрыть, как трясутся мои руки, — Она рассказала тебе, в чем дело? — стараюсь сразу включить режим серьезного детектива Нэнси Дрю, направляясь к Флоренс, один взгляд на которую почему-то заставляет моё сердце затрепетать. Стараюсь не думать о том, что нам предстоит провести в замкнутом ограниченном пространстве неопределенное количество времени. В конце концов, это мое первое официальное дело. Не хочется публично опозориться. Тем более не хочется расклеиться перед ним.

В их квартире под самой крышей высокого небоскреба пахло сигаретами. Психея не любила этот запах, морщила свой аккуратный носик, распахивала настежь окна, прячась в белоснежных крыльях колышащихся тонких штор. Эрос же с издевательским наслаждением чиркал спичкой, закуривая очередную сигарету - выдыхал сизый дым ей в волосы, вставая позади неё, закрывал окна и с наслаждением мазохиста ожидал её хода. Они жили под самой крышей - выше них было только свинцовое небо, выше них был только давно забытый людьми Олимп - и Эрос не исключал, что однажды она просто выбросит его под ноги прохожим из окна.

Американские горки, достойные быть запечатленными на пленку кинокамеры - но не сейчас, а позже, когда в кинематографе прозвенит очередной бум, когда цветное кино станет не редкостью, а повсеместным бытом, и тогда, отснятый на черно-белую пленку фильм о чувствах, граничащих с ненавистью и непониманием, произведет фурор, завоюет сердца каждого зрителя. Не хватает только кого-то третьего в этой истории - кто сможет подглядеть, направить их, как персонажей тщательно прописанного сценария, в нужное русло, не друг от друга, а наоборот.

Она резко разворачивается на каблуках, её волосы [Пахнут пионами и духами от Шанель, но никак не дымом паршивых сигарет] россыпью белого снега пролетают мимо его лица, и через мгновенье за ней с грохотом захлопывается входная дверь - молча, но эффектно она все равно оставляет последнее слово за собой.

Золотой Голливуд жил своей жизнью - полной интриг, глупых, совершенно детских подлянок и какой-то безумной борьбы за внимание режиссера. В их с Психеей жизни была борьба друг с другом и, одновременно, за те чувства, зародившиеся в Эросе вместе с так и не затянувшимся, словно в напоминание, некрасивым шрамом на ладони. Здесь же, кажется, люди и сами не знали чего хотят - счастья, красивой картинки или общего блага?

Знали ли братья Люмьер, чему они положили начало? Знали ли, насколько великое искусство вырастет из их пятидесяти-секундных роликов - испытывали бы они гордость, увидев, что сейчас снимается в павильонах Голливуда - или на натуре в парках, заповедниках, на фоне уличных декораций, тщательно выстраиваемых неделями ради двух съемочных дней. Или, может быть, увидев всё, что творится за камерой, они бы ужаснулись?

Он паркует машину возле павильона и перекидывает ключи от Кадиллака кому-то из рабочей группы, и заходит в павильон с бесстыжим опозданием в полчаса. Девушка-ассистентка на входе спотыкается и летит прямо в руки Эросу - её не нужно влюблять в старого режиссера или молодого, но совершенно бесталанного актера, она и сама, ища свое место, пристроится в любых объятиях. Он расплывается в улыбке, не успел зайти в павильон, как уже привлек к себе внимание, и что-то эгоистичное неприятной змеей зашевелилось внутри, что-то, что душить и убивать в себе он не собирался - наверное, поэтому он уже несколько лет обитает в этой сфере, куда прибыльнее было бы завести себе эскорт-агентство и, назло матери, торговать не настоящей и искренней любовью, а продажными, не настоящими чувствами и грязным сексом.

- Простите! Хорошо, что у меня в руках не было кофе! - Смеется, накручивает на палец прядку волос, только Эросу не интересно - мысли его сейчас где-то там, в их с Психеей квартире, переживают ссору за ссорой, возвращаются еще раньше - к Олимпу, где Зевс принял её в ряды олимпийцев. Возможно, не стоило этого делать.

- Проводи меня в гримерную, - она бормочет что-то еще, поначалу Эрос даже, прищурившись, вслушивается, но когда приходит понимание, что это - лишь неумелый флирт, обрывает её на полуслове, не обращая внимание на проскользнувшую во взгляде напротив обиду. Люди - открытая книга. И страницы этой книги зачитаны им до самых дыр.

О том, что он здесь не единственный Бог, Эрос догадывается сразу - энергетика сильная, мощная, сбивает с ног и окутывает пьянящим чувством любви - быть может, девушка, проводившая его до гримерки, была лишь той, кто поддался этому чувству, чей разум затуманила и пленила Богиня любви одним своим присутствием.

Из гримерки слышится тихий смех - она сидела у зеркала, и без того прекрасная, но девушки, порхавшие вокруг неё, наводили последние штрихи, поправляя прическу, макияж. Любовь - всё в ней говорило о любви. Чистой, нежной, на кончиках пальцев и где-то в самой глубине души сокрытой. Она сбивает с ног, и Эрос сам ощущает на себе волну этого чувства - поддаться бы ему, но его воля и разум куда сильнее тех, что дарованы смертным.

Сколько лет они не виделись? Пятьдесят? Сто? Больше? Эрос перестал считать дни и уж тем более годы, когда выбрал не её, когда предпочел невероятно красивую, но смертную деву - сколько лет он, забыв про мать, про её наставления и заветы игрался с чувствами смертных, вырисовывая из тонкого и изящного чувства любви свой узор и приплетая плотские утехи к чему-то возвышенному?

Просить девушек оставить их наедине даже не приходится - они, все также радушно улыбаясь, покидают гримерку, пообещав скоро вернуться - мысленно Эрос надеется, что они ушли за вином и фруктами, но, наверное, они сейчас принесут одежду, в которую их облачат для съемок.

- Надо же, сама Венера почтила нас своим присутствием, - Афродита в гневе страшна - это Эрос знал не понаслышке. Подходит, целует её в щеку, как будто бы они старые друзья, которые давно не виделись и всегда так друг друга приветствуют. - Скучала по мне, дорогая?

[indent] она как лягушка в кастрюле с варящейся водой - осознает что происходит уже когда слишком поздно и нет возможности выбраться. она теряет спокойный сон медленно, но по нарастающей. сначала все кажется безобидным, но со скоростью экспоненциальной функции ухудшается.
[indent] началось все с боли в боку. сначала она была слабой, просто чувство дискомфорта которое периодически возникало по вечерам. она списывала это на стресс от учебы и недоедание. лидия все же привыкла к тому что в бикон хиллс хай у нее немного предметов, но в университете ее график забит под завязку, как ей сказал ее куратор - ошибка которую делают многие первокурсники. но как только дискомфорт перерос в резкие боли из-за которых начались проблемы со сном она сразу обратилась к врачу. но ничего нового он ей не сказал «физически с вами все в порядке. попытайтесь не волноваться и не нагружать себя» на что лидия только закатила глаза. она не могла и не хотела отказываться от лекций.
[indent] но боли прошли сами, их заменило чувство будто кто-то ее зовет, но когда она просыпалась никого вокруг не было ( тогда большинство студентов еще не вернулись в кампус с весенних каникул, ее очень строгая христианинка-соседка по комнате с которой лидии так и не удалось подружиться тоже ) лидия даже открывала окно, чтоб впустить свежий ночной воздух и проверить не стоит ли кто-нибудь там - снаружи ни души, улицы пусты как будто никого другого в этом мире не существует. и это казалось нормальным. когда-то и этому кампусу нужны тишина и покой. какими бы заучками студенты MIT не были бы - они все равно хотят веселиться и находят для этого время в плотно забитых графиках.
[indent] потом к голосу присоединился темный силуэт с горящими глазами, но это ее не пугало так как то что начало происходить потом.
[indent] она начала в ужасе просыпается от чувства, что ее толкают со всех сторон, но опять - никого. соседка лежит на своей кровати спокойно пребывая в царстве морфея. в абсолютной тишине комнаты слышны только ее равномерные вдохи и выдохи и лидия пытается успокоиться подстроив свое дыхание под ритм ее. обычно уходит время на то, чтоб прийти в себя. она медленно идет в душ чтоб смыть холодное и липкое ощущение страха с кожи. каждый раз с серебряной глади зеркала на нее смотрит ее замученная копия с растрепанными и прилипшими к лицу волосами.
[indent] студенты из соседних комнат общежития косо на нее смотрели, а соседка говорит что рыжеволосая банши говорит и кричит во сне. поэтому и она не может спать. а потом переехала в другую комнату оставляя лидию «наедине с твоими собственными демонами».

[indent] сначала возникло ощущение холода, обжигающего до костей. тусклый голубой свет сверху освещает очень слабо, перед собой она видит только синеватый мрак. пытается идти, но под ногами нет земли, они проваливаются в сопротивляющуюся пустоту. вокруг только тьма и слабый свет будто сквозь призму воды над головой. она хочет что-то сказать, но из рта выходят только пузырьки воздуха. лидия руками зажимает рот в тщетной попытке вернуть пузырьки обратно.
[indent]  [indent]  [indent] о н а
[indent]  [indent]  [indent]  [indent] п о д
[indent]  [indent]  [indent]  [indent]  [indent] в о д о й
[indent] она действительно под водой. какого черта? рыжеволосая девушка помнит как засыпала в своей кровати в комнате в общежитии в шестьдесят втором здании кампуса.
[indent] лидия не может понять насколько далеко она от поверхности ( если в этом сне есть поверхность ) но если свет все еще виден, то можно попытаться.
[indent] она барахтается, пинает ногами воду и гребет пытаясь выплыть на поверхность, но такое чувство что остается на месте. в грудной клетке уже начинает жечь от нехватки кислорода. еще чуть-чуть и она в панике попытается вдохнуть наполняя легкие водой. лидия понимает что это сон, слишком реалистичный, но все же сон. но даже во сне она не хочет захлебнуться.
[indent] банши еще сильнее начинает биться ногами, стараясь оттолкнуться, но это ей не помогает, наоборот завтавляет еще больше паниковать. а воздуха у нее осталось немного... хотя почему она так уверена что немного? это же ее сон. мартин судорожно пытается вспомнить что читала об управлении сновидениями. первый шаг всегда осознание. а она уже почти с самого начала поняла что с ней происходит. надо успокоиться и просто представить что я на суше. лидия расслабляется и закрывает глаза в голове рисуя четкую картину земли под ногами и воздуха, которым может дышать. желательно подальше от воды. но когда снова открывает глаза - вокруг нее все еще синяя тьма подводного мира.
[indent] надо придумать что-то проще.
[indent] банши опять закрывает глаза и на этот раз представляет что-то совершенно другое. она чувствует как по ее руке что-то ползет и оборачивается вокруг запястия. открывает глаза и видит что от нее вверх тянется толстый плетеный шнурок светящийся тусклым красным. она дергает его и что-то ( или кто-то ) дергает его в ответ. лидия обеими руками хватается за шнурок и тянет себя наверх. ей казалось что он не выдержит ее и порвется, но он оказывается настолько крепким как канат в спортивном зале школы бикон хиллс.
[indent] как только она начинает себя тянуть волнующийся свет приближается быстро и она почти сразу оказывается на поверхности.
[indent] спасительный глоток воздуха наполняет легкие сырой прохладой, а в нос бьет запах леса. тихое журчание тонко намекает - плыви к берегу или тебя унесет течением. пара взмахов руками и она уже коленями ощущает песочно-каменистое дно. оставшийся путь она преодолевает на четвереньках откашливаясь от воды которая все же как-то попала в легкие. как только она уверена что на безопасном расстоянии от водоема, то позволяет себе опрокинуться на мокрую траву и пытается вдохнуть как можно больше воздуха. лидия без понятия сколько провела под водой, наверное не больше двух минут, но она соскучилась по наполненным кислородом легким.
[indent] лидия медленно выпутывается из паутины своих мокрых волос, пока лежит на траве, а когда она чувствует что пришла в себя, то позволяет себе приподняться на локтях и осмотреться. на небе холодный свет излучает полная луна, а вокруг одни деревья, но этот запах она не спутает ни с чем - он вызывает ностальгию по тому как она с родителями или бабушкой гуляла тут в детстве - заповедник бикон хиллс. но то что она видит перед собой застявляет ее резко выпрямиться, вскочить на ноги она еще не в силах. перед ней не глубокая и широкая река, а ручей шириной не больше двух метров и глубиной в полтора в самом глубоком месте. изнутри это выглядело так будто она на дне моря. лучше голоса мертвых чем эти пытки водой.
[indent] - какого черта?! - ей на пару секунд становится обидно за свои старания ( даже если это всего лишь сон ) и она подтягивает к себе колени. это ее сознание и она больше не даст ему сыграть такую злую шутку над собой.
[indent] неожиданно осознание спасительного шнурка обмотанного вокруг запястья становится раздражающим. а с этим осознанием появляется и вопрос - кто дергал его с берега? она глазами следит за тем как шнурок извивается на земле, пока не находит другой его конец обмотанный вокруг чей-то руки. в нескольких метрах за лидией под тенью дерева стоит темная фигура, наблюдая за ней. почему-то лидия уверенна, что это не часть ее собственного сознания в угрожающей форме. она медленно и осторожно поднимается с земли не отводя взгляда от незваного гостя. банши не делает шага назад, потому что не хочет снова оказаться в воде.
[indent] - что ты тут делаешь? - неприятно когда кто-то без приглашения забирается к тебе в голову.

[indent] — Волшебник должен быть уверен в себе и в своих силах. — Произнес Кель'Тас с иронией подмечая про себя, что именно этого всего, ему сейчас не хватает. Он словно лис, что учуял свежую рыбку на льдине, но никак не может её достать. Он все бродит неподалеку вокруг да, боясь сделать прыжок на большое расстояние и провалиться под лед. Нерешительно, лис подходит с одной стороны, потом со второй. Но ничего не меняется, рыбка все еще на льдине, рыбка все еще желанна. А может и наоборот, стала еще более желанной чем прежде.
[indent] Огненный волшебник не единожды приглашает волшебницу, то на праздник, то посетить Луносвет, то еще куда. Однако, к сожалению, ответ леди Праудмур всегда был неопределенным. От того неуверенность архимага в себе разрасталась, как плесневый грибок. Принц Кель'Таласа понимал, что должен сделать решительный рывок в отношениях. Желанная рыбка сама не прыгнет к нему в сети, а значит надо потрудиться.
[indent]Солнечный Скиталец не знал, с какой стороны лучше подойти к девушке, но несмотря на свои сомнения, и мучившую его совесть, отступать он не хотел. Однажды, он сделал рывок, не плохо рассчитав расстояние. Лис прыгнул на льдину, приземлился рядом с желанной рыбкой… лёд треснул, и он пошел ко дну. Рыбка уплыла толком не оглядываясь, позволяя лисьему сердцу замерзнуть во льдах. Но можно ли её за это винить?
[indent]Эльф думал, что рассчитал все от и до. На этот раз он должен был выведать её мысли о нём, на этот раз он точно должен был официально пригласить её на свидание. Никаких масок, и ненавязчивых намёков. Просто и напрямую.Он даже разработал небольшой план действий, чтобы оказаться с ней наедине. Простой, и наверно очень наивный план. Всего-то нужно было заставить Джайну забыть учебник, а затем догнать её и вернуть его. Так, они остануться на едине, так он сможет начать с ней диалог о их будущем. Казалось все просто, шло тоже все по маслу. Зачаровать учебник леди Праудмур было не тяжело, а, догнать её тоже было просто. Однако лис не учёл одного, желанная рыбка, не только для него одного желана. Когда эльфийский догнал её, все внутри перевернулось. Талантливая ученица Антонидоса была в объятиях Артаса… этого… этого людского принца.
[indent]На душе засприблись прыголапы. Кель'Тас ничего не желал так, как сжечь своего противника там на месте. Превратить его тело в пепел и развеять его по ветру. Но этого он не сделал, даже не попытался, хотя ужасно хотелось. Кель не так воспитан, чтобы бросаться в драку. Ко всему прочему, это бы ничего толком не решило. Джайна сделала свой выбор, какой бы горечью он не отдавал в душе мага. Драка испортила бы отношение волшебника со всеми. Сдержанно он передал учебник своей ученице сделав замечание Менетилу. Эх, да, будь он на месте принца Лордерона, он и в самом деле с гордостью ухаживал за ней. Но он не на его месте, и оставалось только гадать, когда же именно он упустил свою желанную рыбку.
[indent]Больше подобных попыток завоевать сердце девушки не было. Кель напротив всячески избегать встреч с Артасом и Джайной. Было бы неприятно, если бы он в следующий раз не смог сдержать своих чувств. Поэтому, лучше не встречаться лишний раз, не дразнить внутреннего зверя.. Они имеют право на свое счастье… во всяком случае, она уж точно.

☆☆☆

[indent]Неожиданные известия о расставании принца Артаса и Джайны, шокировали, но более не вызвали никаких эмоций. Раньше были все уверены, что дело идет к свадьбе. Никто в этом не сомневался, похоже кроме самой пары. Что же должно было такое произойти, если их пара неожиданно вдруг распалась? По началу в это даже не верилось, однако, об этом говорили все, и никаких опровержений тому не было. Вдобавок леди Праудмур, ходила по Даларану, скорее как призрак нежели как ученица. Её задор, и прелестная улыбка пропали. Она была не рада их решению? Это было решение Менетила? Вопросов было много, но ответов не было ни одного.
[indent]Солнечный Скиталец думал подойти к Джайне, попробовать её утешить, однако не не был уверен, что она поймет его правильно. Вдруг сочтет его, хищником, что заметил легкую добычу. Наверняка она уже догадалась о неразделенных чувствах волшебника. Да и для него это испытание не из легких. Как утешать волшебницу, когда сердце бьется в агонии?
[indent] Антонидос через некоторое время подошел к принцу Кель'Таласа с просьбой о помощи. Он хотел, чтобы эльф показал столицу магии, в надежде, что волшебница отвлечется от своей боли. Смена атмосферы, новые эмоции: отличная идея, на первый взгляд. И к сожалению, Кель не нашел причин, чтобы отказать архимагу. Не признаваться же в запретной любви к своей ученицы, что разорвало его сердце в клочья? А других причин для отказала не было. Да, и если быть откровенным, часть Солнечного Скитальца очень хотела помочь ей несмотря на собственную боль, от которой выть хотелось.

[indent]Кель ожидал Джайну во дворе замка, нервно шагая из стороны в сторону. Девушка опаздывала. Но далеко не это огненного волшебника пугало. То, что леди Праудмур опаздывала это скорее успокаивало. Наверно, было бы куда пугающе, если бы девушка пришла вовремя, изменив своим традициям. Кель'Тас больше переживал на тему того, что он ей скажет, расскажет и покажет. Как она себя будет чувствовать в его компании. И смогут ли они нормально общаться?

Сара вздыхает, недовольно морщась и опуская глаза. Примерно на такую реакцию бывшего друга она и рассчитывала, но где-то в глубине души надеялась, что Бобби сможет мыслить рационально и хотя бы даст ей шанс все объяснить. Что он откинет обиду в сторону, не давая лавине эмоцией захлестнуть их, и они спокойно поговорят, как взрослые люди. Но видимо обида была еще слишком сильна в младшем из братьев, и Сара могла только себя винить в сложившейся ситуации. Она эгоистично позвала Майкла с собой, потому что прекрасно понимала, что одна не справится с призраками своего прошлого, просто не вытянет свою душу из тьмы, если рядом не будет ее личного солнца, который все это время служил для нее якорем, когда душу выворачивало и штормило от воспоминаний.

Возможно, они должны были позвать к себе и Бобби, когда более менее освоились в Балтиморе, но если у Сары был законный опекун, какой-никакой, но все-таки отец, а Майклу уже исполнилось восемнадцать лет, то с несовершеннолетним Тёрнером могли бы возникнуть проблемы и лишние вопросы, а повышенное внимание соцслужб было им ни к чему. Их переезд в середине года и затравленный взгляд Сары, которая хоть и старалась не показывать виду, все еще вздрагивала от громких звуков, и так обеспечили им постоянные перешептывания за спинами, которые лишь усилились, когда окружающие стали догадываться, что пара проживает совместно. К ним не цеплялись исключительно потому, что проживали они в доме О'Нил-старшего, который проявил удивительное великодушие, разрешив остаться. К счастью, он жил своей жизнью, все еще разгребая свои проблемы с судебными приставами, а Сара медленно восстанавливала свою жизнь в надежных руках Майкла.

И честно говоря, ей даже страшно представлять, что с ней было бы, если бы она осталась наедине со своими призраками. Прошло практически три года, а она все еще оставалась лишь тенью прежней версии себя. Сентфор разрушил ее душу, сломил, и единственным светлым пятном в непроглядном мраке оставался Майкл, ее родной и любимый Майкл, которого она определенно не заслуживала со всеми своими проблемами. Иногда, О'Нил ловила себя на мысли, что испортила Тёрнеру жизнь - его ведь ждало безоблачное будущее, блестящая спортивная карьера, идеальная и безупречная семья - красавица-жена и мальчишки-близнецы, как две капли воды похожие на своего красавца-отца. Вместо этого ему пришлось заново завоевывать себе репутацию, да еще и заботится о Саре, которая первые полгода после переезда практически не помнит, проведя их в состоянии ступора. Он научил ее заново жить, показал, что не позволит демонам из ее прошлого разлучить их, что защитит и скроет от всех бед.

И пока Сара была окружена заботой старшего Тёрнера, младшему приходилось бороться со своими демонами самостоятельно. К счастью, произошедшее с Фавном на Бобби практически не повлияло, он рассказывал, что не помнит ничего, кроме Джона, предлагающего ему какую-то сладость, а потом темнота и пустота, но вот цирк уродцев и его владелец прочно отпечатались в памяти всей четверки. И Сара не сможет подобрать всех слов мира, чтобы сказать Бобби, как ей жаль, что она бросила их всех и позорно сбежала. Она не пыталась оправдаться, ведь никто не может знать, как поступил бы на ее месте, но ей не хватило сил и дальше бороться против многовекового проклятия Сентфора. Может быть, где-то в библиотеке и лежит ответ, но она больше не хочет иметь со сверхъестественным дело. Теперь самой большой проблемой для нее это выбрать, что приготовить на ужин или какие шторы повесить в гостиной их небольшого домика, куда они вскоре переедут.

Бобби, ты ведь знаешь, что дорог мне, - Сара видит, что младший Тернер на взводе, поэтому говорит спокойно и тягуче, чтобы сгладить острые углы разговора, - И Майкл очень переживает, что вы перестали общаться, хоть и не показывает этого, - мысленно усмехается и закатывает глаза, зная, каким упрямым может быть Майкл, - Дай нам шанс, пожалуйста, мы очень скучаем по тебе, - Сара говорит искренне, ей действительно не хватало в жизни такого друга, как Бобби, им ведь было так весело и хорошо вдвоем, они могли как говорить обо всем на свете, так и помолчать в уютной тишине гостиной Тёрнеров, занимаясь своими делами. И ей отчаянно хочется все вернуть, вот только разбитое не склеить, как ни старайся. Официант ставит перед ней чашку с кофе, но Сара едва ли обращает на это внимание, не отводя взгляда от лица друга. Очень хочется надеяться, что все же не бывшего.

Голова раскалывалась от малейшего движения, вынуждая Ванду морщится и кусать губы, чтобы попытаться сдержать болезненный стон. События последних нескольких дней казались расплывчатыми, словно она переживала сильнейшее похмелье, но отношения ведьмы с алкоголем всегда были натянутыми, максимум который она могла себе позволить это бутылку пива за просмотром сериала или бокал вина за ужином, но ничего крепче и уж тем более не в больших количествах. Никогда не позволяла себе напиваться до беспамятства, но не раз была свидетелем последствий бурных ночей у других, а также невольно улавливала отголоски их эмоций. Шевелиться не хотелось совершенно, но непонятные звуки, долетавшие до ее слуха, заставляли внутренне напрячься и приготовиться к обороне. Мало ли, кто и чем ее накачал и где она теперь находится.

Сознание, вместе с остальными органами чувств медленно возвращались к ведьме, вот только воспоминания отказывались проясняться, как бы она не старалась. На данный момент, ей требовалось узнать как можно больше об обстановке вокруг, не привлекая пока к себе лишнего внимания. Осторожно пошевелив руками и ногами, Ванда с радостью осознает, что ее конечности не связаны и полностью свободны. Либо ее похититель очень глуп, либо... данное открытие не сулило для девушки ничего хорошего. Прибегать же к способностям, когда ее голова так раскалывается, Леншерр не рискнула бы, но тем не менее, она чувствовала свою магию внутри. Вот только какое-то нехорошее чувство свербило в груди. Что-то было не так. Совершенно неправильно. Обычно, ведьма очень хорошо осознает, где или даже когда находится, но сейчас ее внутренний радар выдавал лишь помехи, которые бывают, если у телевизора сбита антенна. Картинка перед ней кажется смазанной, размытой, словно мозаичной.

С опаской, напрягшись всем телом, Ванда приоткрывает глаза, чтобы осмотреться, но тут же зажмуривается от яркого света, бьющего через не зашторенное окно. Судя по высоко стоящему солнцу, на часах около полудня, что было совсем нетипично для ведьмы, привыкшей спать от силы несколько часов и просыпающейся всегда раньше всех на базе. Медленно, стараясь не делать резких движений, она присела на постели, пару раз моргая, чтобы глаза привыкли к слишком ослепительному освещению. Комната, достаточно просторная, но определенно уступающая той комнате, которую близнецы занимали в башне Старка. Раза так в три уступающая, но тем не менее, достаточно уютная и вселяющая в душу ощущение дома, чего-то родного и давно забытого. Непроизвольно, Леншерр хмурится, но сосредоточиться не получается из-за нарастающего гула в ушах. Прикрывая снова глаза, ведьма откидывается на изголовье кровати, медленно потирая виски двумя пальцами, как всегда делал Пьетро, помогая ей восстановить контроль. Мысль о брате заставляет ведьму резко соскочить с кровати, поморщившись от очередной вспышки боли и хватаясь за стену для равновесия. И в тот момент, когда пелена перед глазами спадает и она решает провести небольшую разведку, дверь в комнату резко распахивается и ударяется о стену, а после мимо нее проносится серебряный вихрь, моментально бросающий волосы ей в лицо.

- Вставайвставайвставайвсюжизньпроспишьсколькоможномнескучно, - привычная торопливая речь близнеца как обычно сливается в единое, трудное к пониманию слово, но у ведьмы большой опыт общения со спидстером.

Сердце радостно сбивается с ритма. С ней все в порядке, ее никто не похищал, возможно, она просто перегрузила себя тренировками со Стрэнджем в последние дни, поэтому и оказалась такой истощенной этим утром. На губах против воли появляется улыбка, и Ванда уже готова со смехом окликнуть брата или же отправить ему под ноги небольшой сгусток энергии, чтобы поубавить спеси, как он сам останавливается, а глаза Ванды расширяются в немом ужасе. Перед ней не ее брат. Парня перед собой она совершенно не знает. Они примерно одного роста, тогда как ее Пьетро вымахал на целую головы выше своей сестры; его волосы отливают серебром, а не частично седые, как у Ртути, да и гораздо длиннее привычной стрижки брата; не говоря уже о том, что ее отражение предпочитал совершенно иной стиль в одежде. Этого человека Ванда совершенно не знает, поэтому автоматически принимает боевую стойку, приподнимая руки, но не выпуская алый туман. Пока.

- Эй, Вандс, ну ты чего? - парень откровенно опешил, чуть отступая от нее назад, поднимая руки в сдающемся жесте, стараясь выглядеть при этом максимально невинно, приподнимая брови и осторожно улыбаясь, - нуподумаешьясъелтвоилюбимыепирожныенотыжезнаешьуменябыстрыйметаболизммненадомногоесть, - быстро-быстро говорит спидстер, заставляя Ванду нахмуриться в непонимании. Он ведет себя, как будто они близко знакомы, как будто... он ее брат. Но этого не может быть. Ведьма встряхивает головой, совершенно теряясь и не понимая, что происходит. Пытается мысленно добраться до брата, до Стрэнджа, до профессора Икс, да даже до отца, но натыкается лишь на глухую стену.

Кто бы это не сделал, он за это заплатит.

А потом происходит что-то совершенно необъяснимое. В комнату, с широкой улыбкой и расслабленным выражением лица заходит Лорна, которая задорно смеется, услышав последние слова незнакомца. А Ванда делает единственное, на что хватает сил. Бросается к сестре и крепко ее обнимает, утыкаясь в ее плечо и расслабленно облегченно выдыхая. Слава богам, она не одна наедине с этим безумием.

- Лорна! - она отстраняется, обнимая лицо младшей ладонями, не в силах поверить в свою удачу, - Что здесь происходит? - в ее голосе проскальзывают властные металлические нотки их общего отца, но контролировать себя у Ванды больше не получается. Ей нужны ответы и немедленно. Если это какой-то глупый розыгрыш, она убьет всех участников, начиная с Пьетро, ведь наверняка это его идея. Кто еще мог додуматься до такого?

Надкушенное яблоко пролетело мимо удивленного личика нимфы, отскочило от декоративной колонны и упало куда-то вниз, на землю. Века спустя смертные сочинят красивую легенду о том, как богиня любви заботливо своими руками посадила эту старую яблоню на радость жителям этих мест. Ну, или что-то подобное. Смертные любят красивые истории, куда замешивают богов.
На деле же все было куда прозаичнее: пресловутое яблоко было принесено в числе прочих фруктов нимфой-прислужницей Афродите, предававшейся полуденному отдыху в своих божественных покоях. Она это яблоко изящно взяла и столь же изящно надкусила (ей казалось, богиня красоты не может что-то делать неграциозно). В следующее же мгновение миловидное личико Пеннорожденной сморщилось, как высушенный на солнце виноград, а кислое яблоко улетело в сторону.
Со вздохом богиня откинулась на подушки. Как и многие женщины, не знающие, чем себя занять, она заедала свою скуку. Причин для скуки у Киприды было предостаточно: то, что ей дарована вечная жизнь, конечно, хорошо, но и вся шутка здесь заключалась в том, что каждый ее день был похож на предыдущий.
Ограниченная своей довольно узкой божественной специализацией Афродита пробовала найти себе развлечение в любовных утехах, но старые ее возлюбленные то пропадали на войне, то были жутко заняты своими сугубо мужскими делами, которыми ей "не следовало забивать свою прелестную голову", то и вовсе уже померли от старости и в боях. Новые же знакомства не отличались оригинальностью и все чаще переходили в разряд одноразовых.
Пыталась богиня обратиться и к другой части своих полномочий, связанных с красотой. Раз десять уже переменила обстановку в своих покоях, а собственную внешность и того больше, испробовав на себе стандарты красоты всех земных народов. Особенно позабавило Афродиту то, какими считались красавицы в одном племени где-то в Центральной Африке: губами таких размеров можно было, пожалуй, обхватить спил целого баобаба. До сих пор она то и дело прикасалась к нижней губе, проверяя, не забыло ли все вернуться на свое место.
Наконец, оставив попытки поразвлечься по-божественному, Киприда решила взять пример с людских женщин и скоротать свободное время за разговорами со своими подругами. Афина отпала сразу: праматерь мудрости все еще злилась на Пеннорожденную за то, что та в очередном приступе скуки присела за прялку, попытавшись заняться рукодельем. В итоге, мало того, что исколоты были все пальцы, а нежные руки покрывали мозоли, так еще и Афина, заправская истеричка, наделала такого шума и закатила такой скандал, что себе дороже было продолжать заниматься этим неблагодарным делом. Также Афродита отбросила мысль заскочить на чарочку нектара к Гере: богиня любви все еще отходила от бесконечного потока жалоб Царицы Небес на своего не в меру гулящего мужа, который ей пришлось выслушать предыдущий визит. Пробовала Киприда наведаться к Нике, которая сейчас вместе с Аресом находилась в Спарте, но была вытолкана из палатки, дабы "не испортить атмосферу грядущей победы" в воинском лагере. Заглядывала богиня к Деметре; та вроде и приняла Афродиту радушно, и даже терпеливо пыталась научить ее искусству прополки, но, устав от постоянных вскриков Пеннорожденной при виде каждого жучка и червячка, прогнала со своих полей от греха подальше.
Несколько раз заглядывала Киприда в чертоги к Немезиде, но каждый раз не заставала хозяйку у себя. К слову, богиню возмездия давно уже никто не видел на Олимпе, а при расспросах все пожимали плечами и отвечали, что хотели бы и сами знать ответ. Греческие божества — народ вспыльчивый, гордый и нередко пренебрегающий правилами поведения. Поэтому неудивительно, что в отсутствие Немезиды, на священной горе то и дело стали возникать споры и конфликты, уладить которые была способна только она своей твердой рукой и безупречной интуицией.
Отчаявшись изведать, куда пропала подруга среди богов, Афродита подумала, а не попытать ли ей счастья у духов природы. Ведь как раз кстати в прислужницах у нее сейчас находилось несколько аур, нимф ветра, созданий легких как физически, так и морально, а, значит, не гнушавшихся сплетен. Подозвав к себе одну из них, ту самую, что принесла ей кислое яблоко, Пеннорожденная расспросила у робеющей ауры, не слышала ли та каких-либо вестей о Немезиде. С удивлением наблюдая, как мертвенная бледность сменяется пунцовым цветом, богиня красоты узнала, что нимфа слышала от одного знакомого сатира, помогавшего ей собирать фрукты, будто в Рамнунте, неподалеку от храма Немезиды, видели женщину с мечом, внешне отдаленно напоминавшую богиню возмездия, да только смертную и постаревшую.
Расцеловав прислужницу, Киприда приказала немедленно принести ей новый хитон...нет-нет, лучше тот, фиолетовый! и, переодевшись, перенеслась туда, где по ее подсчетам она могла если не встретить подругу, то хотя бы узнать что-нибудь о ней. Но при этом богиня не учла одной важной детали. А именно того, что в том месте, куда она переносилась, местные пастухи не первый день выгуливали свои стада.
— Да ну что такое... - Афродита осеклась, заметив, что на нее с интересом смотрят древнегреческая буренка и мальчишка-пастух. Улыбнувшись, она пожелала корове двойню, а мальчику красавицу-жену, и навсегда вычеркнула из его памяти момент появления из воздуха женщины, сопровождаемой ароматом роз.
Пастбище, к счастью, располагалось недалеко от поселения, куда уже пешком (дабы избежать лишних попаданий во что не следует) отправилась богиня любви, где она рассчитывала найти колодец, чтобы отмыть испорченный хитон. Но, подходя к площади, она увидела столпотворение людей, окруживших кого-то. Из самого центра были слышны мужские крики и спокойный, очень знакомый женский голос. Не сумев устоять перед любопытством, Афродита, расталкивая окружающих локтями, стала протискиваться вперед, проверить, не показалось ли.

Он так и не встречается с Персефоной лицом к лицу ни в этот день, ни на следующий. От одной только мысли снова увидеть ее слезы или, еще хуже, страх и отвращение в ее глазах, снова услышать ее голос, полный презрения и ненависти, внутри все обрывается. И он не может... Он просто не может себя заставить. Может это и трусость, но Аид не смеет больше к ней приближаться.

Вместо этого он уступает ей свои покои, это всего лишь комнаты, одни из многих в этом замке, там нет ничего такого ради чего стоило бы возвращаться. Вместо этого он отправляет к ней нимф, чтобы они служили и угождали ей, исполняя любое, — ну, в пределах разумного, — ее желание, и жадно слушает их ежевечерние доклады. Из их рассказов он узнает, что Персефона не позволяет никому к себе приблизиться, ничего не хочет, не ест и не пьет, кричит на нимф, бьет посуду и выращивает какое-то невиданное растение прямо в его спальне. Аид знает, что ей плохо здесь, в его мире, но не видит способа это изменить.

Впервые в жизни он не знает, что делать.

И он ничего не предпринимает. Ему тоже плохо, и теперь он делает то, что никогда себе раньше не позволял — ничего. Он откровенно пренебрегает своими обязанностями правителя, он даже не появляется в залах суда и не судит бесчисленные души умерших, — и, пожалуй, это и к лучшему, после его приговоров в тот, первый день, когда он по дурости попытался отвлечься привычным делом, даже подземные бледнели, а мертвые просились куда угодно, хоть сразу в Тартар, лишь бы не попадаться ему на глаза, — он срывается на тех, кто имеет глупость сунуться к нему с какой-нибудь просьбой, а потом, когда ему становится совсем тошно, достает отложенный было в сторону после войны шлем-хтоний и, скрывшись от чужих глаз, невидимым бесцельно бродит по самым темным закоулкам подземного мира. Аид и сам не знает, что именно он хочет там найти. Наверное, выход из сложившегося положения. Но никакого выхода нет, и винить в этом некого, кроме самого себя.

Он знает, что заслужил и ненависть, и презрение Персефоны. Вот только он не знает, как теперь с этим жить.

На берегу Стикса он оказывается точно так же, как и в любом другом уголке своего мира в те дни — совершенно случайно. Невидимый, Аид лежит в высокой траве, смотрит на низкие темные своды, заменяющие здесь небеса и машинально крутит в пальцах измятый стебелек асфоделя, а его сок горчит на языке, но не приносит ни забвения, ни облегчения. Забвение и облегчение — это для смертных, а не для таких как он.

Он даже не сразу замечает, что он теперь здесь не один. Персефона проходит мимо всего в нескольких шагах от него, спускается к реке и, опустив в воду ноги, замирает неповижно. И Аид замирает, глядя на нее во все глаза. Она изменилась. Это уже не та девочка, что, теперь уже кажется целую вечность назад смеялась, собирая с подружками-нимфами цветы на зеленом углу. Не та, что цеплялась за его плечи, когда увлекаемая квадригой колесница рухнула в темноту. Не та, что плакала и вырывалась из его рук в полумраке спальни. Подземный мир уже изменил ее, сделал похожей на мраморную статую — такую же холодную, неподвижную и безжизненную. Хотя нет, конечно, это сделал с ней не его мир. Это сделал с ней он сам.

По спине пробегает холодок, а в следующий миг раздается громкий всплеск и воздух наполняется смрадом. Аид молниеносно вскакивает на ноги. Раздумывать, откуда здесь взялась эта тварь и как она посмела забраться в священные воды, которыми клянутся бессмертные, времени нет. Чудовище нападает, играючи сминает слабые побеги, выращенные Персефоной, одна из пастей кидается на девушку. И мир послушно прогибается под его волей, пропускает, и он рывком выхватывает девушку из под удара. Защититься сам он уже не успевает: зубы твари впиваются в плечо. А в следующий миг воздух сгущается под пальцами, и в руке — привычная тяжесть двузубца. Аид бьет наугад, и тварь разжимает зубы, но прочие ее головы уже повсюду, нападают со всех сторон. Гидра слепа, ей не нужно видеть противника, так что невидимостью ее не обмануть. Она чует его, чует запах его крови и вновь пытается вонзить в него зубы. Аид отшвыривает ее назад в реку сильным ударом, но гидра снова поднимается, и тогда он взывает к самому миру, и мир отзывается, наполняет его своей силой, и вода вскипает под его рукой, заключает чудовище в огромную сферу... А потом раздается грохот, и сфера взрывается изнутри, разлетается мелкими осколками, а вместе с ней разлетается на мелкие кусочки и заключенное в нее чудовище...

Полуоглушенный, Аид с трудом поднимается на ноги, нетвердо ступает. Каждый шаг дается со все большим трудом; колени подгибаются, а перед глазами все плывет. Яд гидры смешивается с его кровью, бежит по жилам, забирает силы. До берега он кое-как добирается и бессильно опускается на землю, и только встретившись взглядом с Персефоной запоздало понимает, что потерял свой шлем в бою. Пару секунд он просто смотрит на нее, потом протягивает ей свое оружие рукоятью вперед.

— Держи. Если хочешь убить — бей в горло или в сердце. И поторопись, долго действие яда этой твари не продлится. Второго такого шанса у тебя не будет.

Смотреть в лицо своей судьбе невыносимо. Аид отводит взгляд, прикрывает глаза и просто ждет. Он не знает, что решит Персефона, но точно знает одно — он примет любое ее решение. Только у нее одной есть право его судить.

поделимся таким интимом в личке

в личку

[indent]Ванда полюбила Ваканду с самого первого взгляда, когда куинджет еще только принес ее после непродолжительного по времени, но не по ощущениям, заключения. Она не могла отвести глаз от открывающейся картинки через иллюминатор, когда технологический энергетический щит пропустил их внутрь. Она давно не видела столько сочной зелени, которая мирно бы сосуществовала среди высоток из большого количества стекла и бетона. Большие города всегда буквально пожирают оставшиеся уголки природы, вот только эта страна демонстрировала, что может быть иначе. Ванда мягко улыбается впервые за долгое время, упираясь лбом в прохладное стекло. Сидящий рядом Клинт слегка сжимает ее колено ладонью и что-то говорит, вот только ведьма не слышит, но улавливает его поднявшееся настроение, поэтому согласно кивает, продолжая разглядывать открывающийся пейзаж. К счастью, Бартону ответ и не требуется, его крайне удачно отвлекает в следующий момент Скотт, воодушевленно рассказывая что-то про свою дочь. Максимова не может не испытывать легкую грусть от своего одиночества в этом мире. Формально, конечно, у нее были отец и сестра, и если с Эриком они в определенный момент просто разошлись во взглядах на жизнь, то с Полярис найти общий язык и вовсе не получалось. К третьему году комы, надежда на то, что Пьетро из нее выйдет, непреодолимо гасла. Тогда Ванда еще не знала, что от встречи с проснувшимся братом ее отделяют жалкие полчаса, после которых она окончательно привяжется к этой стране.

[indent]Первые недели пролетели для близнецов как один миг. Максимова давно не чувствовала себя настолько живой и цельной. Ее брат, ее вторая половина, наконец, снова был рядом. Первые сутки после воссоединения они вообще отказывались выходить из отведенной им комнаты, и речь в основном идет о восстановлении потерянной эмоциональной связи и событий потерянных лет, пусть тогда они впервые перешагнули последнюю границу, окончательно расставив все точки и акценты в их отношениях. Постепенно близнецы вливались в дворцовую жизнь - то Шури требовалось провести над Пьетро очередные исследования, убеждаясь, что все в порядке, то Королю требовалась какая-то помощь на дальних границах страны или даже континента, и кто мог справиться лучше, чем Ртуть и Алая Ведьма, способная на воистину волшебные поступки?

[indent]Вопреки предрассудкам, ни Т'Чалла, ни его сестра не кичились своим положением, никак не демонстрируя свое превосходство над недавно прибывшими. Первым уехал Кэп, у которого были свои дела где-то в Восточной Европе, но он обещал чаще их навещать. Вслед за ним и Клинт со Скоттом, которым в свою очередь не терпелось воссоединиться со своими семьями. Ванда тогда долго обнимала их обоих, едва ли не плача и не желая расставаться с обоими. Лэнгу быстро удалось очаровать юную ведьму, показывая ей свои фокусы и вызывая лишь искренний смех и легкость, а Клинт еще со времен Соковии относился к немногим близким людям для Алой. Сэм ненадолго задержался в Ваканде, но в итоге и ему пришлось через какое-то время вернуться домой, когда шумиха вокруг их "Гражданской войны" немного поутихла. Лишь близнецы, с великодушного разрешения Т'Чаллы остались, ведь им возвращаться было некуда. Та жизнь, что была у Ванды в Нью-Йорке давно разрушена, как и их родная страна. Искать Эрика или присоединяться к школе Ксавье им также не хотелось. Конечно, они знали, что профессор их не выгонит, да и отец все-таки примет обратно, вот только близнецы, пожалуй, впервые почувствовали, что такое быть свободными и ни от кого не зависеть. Черная Пантера даже предлагал им покинуть дворец и поселиться где-нибудь в небольшой деревеньке, выделив им домик в уединении, но близнецы все же отказались. Они чувствовали себя обязанными Королю, хоть тот отнесся с пониманием к ситуации и ничего не требовал взамен, и настояли на своем предложении, ведь им было не трудно оказать посильную помощь с быстрой уборкой урожая или же с поднятием тяжестей. Способности Ванды в спокойной обстановке закрытой от всех страны стабилизировались, теперь ей не составляло никаких трудностей переместить предмет, превышающий ее собственный вес десятки раз с точностью до пары сантиметров. Их жизнь, наконец, пришла в некое подобие нормальности. И они готовы были защищать ее любой ценой.

[indent]- Шури, ты уверена? - Ванда хмурится на озвученное предложение принцессы, стоя возле девушки и рассматривая криокамеру с замороженным человеком в ней, но та лишь уверенно кивает в ответ. Максимова медленно скользит взглядом по запоминающимся чертам лица, по чуть впалым щекам, по высоким острым скулам, пухлым губам, отросшим волосам. Он красив. А потом ее взгляд цепляется за металлический остов левой руки, и брови сводятся к переносице. Про Зимнего Солдата в Г.И.Д.Р.А. слышали даже заключенные и подопытные, что уж говорить о телепате, который не умеет контролировать новообретённые силы. Максимова прокручивает в голову воспоминания, объединяющие ее с Зимним. У них тогда было мало радостей в Г.И.Д.Р.А. и одной из немногих был молчаливый, но отчего-то все равно родной, Солдат. Ведьма нервно щелкает пальцами, прокручивая на них тонкие серебряные ободки колец, которые ей неустанно откуда-то приносил Пьетро. Дочь Магнето кусает губы едва ли не до крови, упрямо пытаясь проникнуть как можно глубже в сознание Солдата, надеясь, что их прошлое стерто не до конца, но каждый раз спотыкается о непроницаемый барьер. Качает головой, встречая взгляд Шури, - Я так не могу, - чуть запинается, облизывая губы, - Не чувствую ничего, он словно.. - ведьма хмурится, сцепляет руки в замок, снова щелкает пальцы, - Не живой, - наконец, твердо произносит она, встречая пристальный взгляд темнокожей девушки, - Вытащи его, тогда я смогу ему помочь, - Шури кивает, приходя к тому же выводу, отдает несколько команд на родном языке своим подчиненным, сверяется со своим планшетом, прежде чем полностью вернуть свое внимание Ведьме. Ванда смущается и чувствует себя неловко от того, что приходится врать той, кому она стольким обязана, но понимает, что по-другому нельзя.
- Нужно несколько дней, чтобы вывести его из этого состояния безопасно, я дам тебе знать, - Ванда согласно кивает, ее глаза снова загораются красным, когда девушка делает очередную попытку пробиться в сознание Баки. Снова безуспешно. Леншерр ругается на немецком, который когда-то услышала от Эрика, вызывая у Шури легкий смешок, после кивает девушке и окончательно уходит, пытаясь найти брата. Ей нужен ее личный островок спокойствия в этом безумном мире. Рядом с Пьетро всегда было тихо, но при этом она всегда знала, о чем думает ее близнец.

[indent]Принцесса нашла ее через два дня, когда ведьма прогуливалась по дворцовому саду, вдыхая сладкий аромат цветов, наслаждаясь моментом покоя. К удивлению, последние дни были наполнены спокойствием, поэтому силы Ванды находились в равновесии. Брюнетка улыбается своей собеседнице, накрывает ее ладонь своей и слегка пожимает, внушая её легкую степень уверенности, но не переходя грань и не ломая ее волю, лишь дает почувствовать свою уверенность.
- Я готова попробовать. Приведи его сюда через час, - Шури кивает, сразу же удаляясь. Ванда предполагает, что ученой надо провести последние опыты над Солдатом, чтобы убедиться, что она сделала все возможное со своей стороны. Оставшееся до встречи время Ведьма тратит на медитацию, устроившись на скамейке в тени раскидистого дерева. Ее дыхание выравнивается, сердцебиение замедляется, а мысли становятся тише. Алый хаос, циркулирующий по ее венам, удается усмирить, но Ведьма надеется, что ей не придется его использовать сегодня. Тяжелые шаги, раздающиеся за спиной, заставляют сердце биться быстрее.

— Ты готова?
— Да.
— Если мы окажемся там порознь, никуда не ходи одна. Я найду тебя.
"Мы"?

Аментет пыталась открыть глаза, но сделать это отчего-то было очень трудно. Разом в ее мир ворвалось все то, чего не было на Полях Иалу. Ифе казалось, что она задыхается. На Полях Иалу можно было не дышать, а сейчас аментет не хватало воздуха. Она думала, что умрет. Как так может быть? Она только оказалась в мире живых и тут же умрет? Это было очень короткое путешествие.
"Я должна дышать!"
Из последних сил Ифе сделала вдох, и наконец-то открыла глаза. Легкие жгло огнем. Она закашлялась, прикрывая рот рукой и борясь со странными ощущениями, имя которым она не могла дать. На Полях Иалу аментет не чувствовала ничего, здесь же разом к ней вернулось все то, чего она прежде лишилась. И эти ощущения были не самыми приятными. Быть живой оказалось не так просто.
Ифе попыталась сесть, ощупала рукой поверхность около себя. Она сидела на земле, а в руках у нее был песок. Она вновь закашлялась, на глазах появились слезы.
— Я дышу, дышу, — пробормотала Ифе, чувствуя, как пальцы невольно сжимаются в кулак от нового приступа кашля. — Я действительно дышу! Я жива! Получилось!
Она делала вдох, один, второй. Дыхание становилось ровным, размеренным, кашель прекращался. Теперь аментет могла оглядеться, чтобы понять, где она находиться. Это было небольшое помещение, пол которого был устелен каменным плитами. На возвышении виднелся саркофаг. И только там, где сидела Ифе, была вырыта яма в песке.
"Я что, выбралась из этой ямы?" — Ифе этого не помнила, но первые секунды ее жизни не были такими приятными, как можно было предположить прежде. Она вспомнила, как только что задыхалась, и вздрогнула. Как же было трудно возвращаться! Особенно, если не понимаешь, что происходит вокруг. Такова была воля Осириса. Те души, что не дошли до его суда, но не имели грехов, становились аментет. Они лишались воспоминаний, чувств, сомнений, и были лишь слугами, которые выполняли все приказы маа-херу. Теперь же Ифе вновь начинала чувствовать всего то, чего была лишена по воле богов.
"Почему я не стала маа-херу? Почему не дошла до суда?" — Раньше, на Полях Иалу такие мысли аментет не тревожили. Теперь же у нее в голове было столько вопросов. Она огляделась. Должно быть, это был какой-то храм. Значит, находиться здесь долго было нельзя. Рано или поздно сюда нагрянут жрицы. Ифе заставила себя встать. Ноги не слушались, голова кружилась, но аментет заставила себя идти вперед.
— Надо идти, идти, — говорила себе Ифе. Наконец-то аментет поняла, что находится она не в храме, а гробнице. От этого стало не по себе. — Неужели я была закопана здесь?
Мысль была странная, пугающая. Ифе решила не оглядываться и как можно скорее убраться отсюда. Ей было не по себе. В коридорах гробницы было темно. На какое-то время это дезориентировало ее. Она испугалась, что может сама не найти выход. Коридор уходил куда-то вглубь и наверняка разветвлялся. Ифе мало что знала о гробницах, но среди маа-херу были жрецы, которые иногда пытались с ней разговаривать, не понимания, что аментет не могут составлять какого-то мнения о своих собеседниках, но информацию Ифе запоминала.
— Выход должен быть где-то недалеко. Вряд ли это гробница фараона, не такая она и большая, — спустя какое-то время Ифе увидела свет. К счастью, в коридорах никто не встретился. — Но гробница все равно не бедная. Здесь похоронен кто-то из дворца? — Продолжала рассуждать Ифе, не осознавая, что кто-то может ее услышать. Но в этот раз боги были благосклонны к ней, и вскоре аментет дошла до выхода из гробницы, который никем не охранялся. На пороге она остановилась. Солнце на мгновение ослепило ее. Солнце, настоящее солнце! Ифе почувствовала, как по щекам потекли слезы. Там, на Полях Иалу была лишь иллюзия солнца. Настоящее солнце не нужно было маа-херу. Сейчас же Ифе видела его словно впервые. Когда-то она была живой, и это солнце ей казалось чем-то обычном. Теперь же все было совсем по-другому.
Ифе пошла прочь от гробницы. Внимания на нее никто не обращал, в этой части года было не многолюдно, но все были заняты своими делами. Ифе старалась не вглядываться в их лица, чтобы не привлекать излишнего внимания. Ей нужно было просто найти Кейфла. Хотя слово "просто" казалось ей очень размытым. Не так-то и просто.
Вскоре Ифе поняла, что людей становится больше. Слышались крики продавцов, недовольные голоса покупателей. Рядом с Ифе пробегали босоногие дети. Это рынок? Она огляделась. Действительно, она оказалась на рынке. То тут, то там появлялись лавки торговцев, их становилось все больше. Аментет во все глаза смотрела на красивые ткани, что свисали из лавок.

Прошло уже почти три недели с того момента, когда я убила Темперанс, а вместе с тем разбила своё сердце на тысячи осколков, которые, я уверена, никогда не смогу снова собрать воедино и снова стать цельной. Спасла родной город от разрушения, хоть на какой-то момент какая-то эгоистичная часть меня взяла контроль над моим телом, отводя занесенную руку с топором, ведь я так много времени провела, смотря на Эйса со стороны, не решаясь признаться ему в своих чувствах, а потом он просто выбил почву у меня из-под ног, сказав, что я ему тоже нравлюсь. Моё сердце, и так слишком израненное, готово было хвататься даже за малейший шанс того, что мы можем быть вместе, и что вместе мы со всем справимся. Но крики отчаявшихся жителей города, землетрясение, которое едва ли не сбивало с ног, замогильный рокот из-под земли - я бы не пережила, если бы кто-то погиб из-за моего эгоистичного желания быть счастливой. Стоило мне увидеть масштабы происходящего, я просто не могла поступить иначе. В конце концов, героиня я бухты Мечехвоста или кто? Горечь подкатывает к горлу, потому что ответ мне известен. Нет, ни черта я не героиня. Но тем не менее, я не могу позволить разрушить свой город. Темперанс уже заканчивала своё заклинание, когда топор слишком легко вошёл между её лопаток. Как нож в масло комнатной температуры, мелькнула несколько безумная и совершенно неуместная мысль, пока я смотрела в широко раскрытые глаза той, которая разрушила десятки жизней, ради своей безумной идеи. На её лице отражалось искреннее удивление, она не верила, что я действительно откажусь от собственного счастья ради всеобщего блага. Не верила, потому что сама никогда бы так не поступила, слишком эгоистичная в своих желаниях. Он твердила мне, что мы похожи, и я доказала ей, что она ошибается.

К сожалению, её смерть означала, что я обречена провести остаток жизни в одиночестве. Я видела мотылька, который слетел с её губ с последним выдохом, и тут же растворился в воздухе, оставив после себя лишь пыльцу, вынудившую меня чихнуть. Она не блефовала, когда угрожала мне. Проклятие Хадсон вступило в свою силу. И подозреваю, оно относилось к тому типу, которое снять может лишь наложивший. Вот только теперь мне больше некого шантажировать. Моя древняя прабабка училась на своих ошибках. Один раз мы её уже обыграли, когда передали мне проклятье с детей из центра Ника, второй раз на те же грабли Темперанс не наступит. А это значит, что мы с Эйсом обреченные возлюбленные, я не могу даже рассказать ему про то, что мы прокляты, потому что не знаю, как отреагируют чары. Проклятие на детей активировалось, стоило Бесс самой догадаться о том, что с детьми что-то не так. Я не могу допустить, чтобы с Эйсом что-то случилось, я этого в прямом смысле не переживу. Мне остаётся только надеяться, что.. мы оба с ним научимся жить дальше друг без друга. Может быть даже найдём других партнёров в жизни, создадим семьи, обзаведёмся детьми.. Будем жить, как все нормальные люди. Сможем отпустить друг друга. Ради нашего общего блага.

Я позволила своей пра-пра-пра-сколько-то-там-прабабушке обвести меня вокруг пальца. Глупо, конечно, соперничать с почти двухсотлетней ведьмой, но я оказалась настолько слепа, настолько наивна, что не только поверила её слезливой истории поначалу, а ещё всеми силами пыталась помочь добиться её полного разрушения мира. Мне следовало больше доверять своим глазам и интуиции, прислушиваться к тому, что было написано в древних летописях. Почему, ну Господи, почему я поверила тому, что показывала мне Темперанс в видениях. Ведь женщины в белом всегда, в-с-е-г-д-а, чёрт возьми, были на стороне добра. Они столько раз нам помогали, подсказывали, как следует поступить, они всегда стояли на защите бухты Мечехвоста, они изгнали Темперанс, составили заклятие, которое не позволяло ей проникнуть за границу защитного барьера, а мы буквально принесли ей всё, что ей было нужно на блюдечке - мою кровь, которая не только вернула ей молодость, но и позволила разрушить заклинание, чем запустила череду лавинообразных событий, которые привели нас к конечной точке - вратам, которые безумная ведьма хотела разрушить, ведомая лишь жаждой власти. И я едва не позволила ей это. Мне хотелось умереть. Ведь, если бы не я, Темперанс еще нескоро бы смогла проникнуть в город, а к тому моменту, члены Исторического общества может быть взрастили новое поколение женщин в белом, которые смогли бы ей противостоять. Которые не были бы такими слабыми, как я.

Тяжело вздыхаю, бросая короткий взгляд на часы. Сделанного не воротишь, приходится иметь дело с той реальностью, которую я наворотила. Мне успешно удавалось избегать Эйса вот уже почти две недели, первое время мы все вместе помогали восстанавливать город, поэтому против моей воли вынуждены были проводить вместе какое-то время. Я с трудом удерживала на лице отстраненное выражение лица, словно это не мне хотелось броситься ему на шею, зацеловывая его лицо, бесконечно извиняясь за своё поведение. Я хотела, чтобы он жил, даже если без меня в своей жизни. Но время беспощадно, пролетали дни, город восстановился, люди снова улыбались, Райан был жив [помня насланное Темперанс видение, я вытащила из шеи.. папы осколок топора, который случайно в неё отлетел], казалось бы, всё хорошо, можно расслабиться.

Но у меня не получалось. Всё моё нутро тянулось к Эйсу, скучало по нему, хотело видеть его каждый день, касаться его, просто быть рядом. На моё счастье, вызывая у меня неимоверную гордость, он устроился в морг помощником патологоанатома. Я не думала о том, что его должность может быть весьма удобной для меня, ведь Коннор уже пару раз озвучил нам, что он последний раз оказывает нам услугу. Нет, я просто была рада за Эйса, ведь видела, как он буквально светился, приходя и уходя с работы. Не то, чтобы я специально за ним следила, так складывались обстоятельства, что я пару раз оказывалась около здания морга по своим собственным делам. В конце концов, основать собственное детективное агентство не так уж и просто.

Звук мотора, остановившийся на моей подъездной площадке, вырывает меня из гнетущих мыслей. Наконец-то, Бесс как всегда опаздывает. Встряхиваю волосами, накидывая на плечи пальто, после повязывая поверх теплый шарф. Карсон уже весь мозг мне выел, что я недостаточно тепло одеваюсь и скоро слягу с простудой. Мысленно закатывая глаза, поправляю шарф, высвобождая из-под него волосы, опуская голову, одновременно открывая дверь, еще до того, как Марвин успевает постучать. Вот только в поле моего зрения появляются вовсе не элегантные полусапожки, которые предпочитает подруга. Тяжело сглатываю, пряча половину лица в шарфе, мысленно благодаря отца за нотации. У меня есть секунды, чтобы вернуть своему лицу привычную отстранённую маску. Я совсем не ожидала увидеть Эйса так скоро.

Богам клянусь, Бесс, я убью тебя.

- Привет, Бесс, - срывается с моих губ тупая шутка, заставляя меня с силой прикусить щеку изнутри, чтобы заставить себя замолчать. Стараюсь не пялиться на него, хоть и очень рада снова видеть его. Я ведь действительно соскучилась. Он - один из моих лучших друзей, поэтому я не могу не ощущать его недостаток в своей жизни. Натягиваю улыбку, поправляя на плече сумку. - Привет, - выхожу из дома, закрывая дверь, стараясь скрыть, как трясутся мои руки, - Она рассказала тебе, в чем дело? - стараюсь сразу включить режим серьезного детектива Нэнси Дрю, направляясь к Флоренс, один взгляд на которую почему-то заставляет моё сердце затрепетать. Стараюсь не думать о том, что нам предстоит провести в замкнутом ограниченном пространстве неопределенное количество времени. В конце концов, это мое первое официальное дело. Не хочется публично опозориться. Тем более не хочется расклеиться перед ним.