— Только как раньше уже не будет, так ведь? — в его вопросе столько наивности и… боли.
Боли, от которой хочется разреветься у него на плече, но такой слабости Микаса не позволяла себе с детства. Рано познав вкус возможной смерти, ей пришлось отказаться от собственных чувств и эмоций. Быть сильной. Быть непобедимой. Выкованной из стали, закаленной в боях — и она в действительности прошла этот путь, да только… есть ли смысл?
Микаса знает, как убивать титанов.
Микаса знает, что стоит за каждой вылазкой за стены.
Микаса знает цену жизни и смерти.
Но сможет ли она защищать всех вечно? Сможет ли в ответственный момент защитить Эрена? Станет победителем или побежденной? Почти вся ее жизнь красной нитью проходит через бесконечные сражения — и, кажется, они никогда не закончатся. Вся ее жизнь — то самое «как раньше уже не будет». И именно поэтому ей хочется плакать. Навзрыд. Вываливая всю скопившуюся горечь.
Аккерман отводит взгляд и медленно выдыхает. Ей нужно собраться с мыслями, чтобы вновь посмотреть в глаза Эрену, улыбнуться и сказать…
— Однажды будет. Ведь у Элдии есть мы. — в ее словах ни капли лукавства. Разведкорпус под руководством Эрвина, Ханджи и Леви стал одним из сильнейших за всю историю существования, но сила подразделения — хорошо обученные бойцы. Пока бьются их сердца, они будут защищать собственную Родину от титанов, оберегать жизни людей, добиваться той самой свободы. Но в своей работе они зашли слишком далеко — и это страшит куда больше.
— Однажды мы будем просыпаться в более безопасном мире, где нет угрозы титанов. Где есть только кислица, море и мы. — продолжает Микаса, отбрасывая страх. В своей войне они постараются создать этот мир если не для себя, то для других — ведь в этом весь смысл службы.
Немного отстранившись от Эрена, она проводит пальцами по лепесткам сорванных цветов и едва заметно улыбается. Он перехватывает ее руку, едва она убирает пальцы от нежных листьев — и, не сдерживая смеха, устремляется за ним, совершенно не ведая, куда Эрен ее приведет. Листья касаются босых ног — ветки, брошенные детьми, оставляют незначительные царапины, ветер развевает темные волосы.
Сейчас, смеясь и убегая вслед за Йегером, Микаса вспоминает беззаботность детства — как они собирали хворост, отвлекаясь на игры, подсматривали за стражей и встречали Разведкорпус. Деревья тогда казались большими, а разведчики — такими мужественными и недосягаемыми. А сейчас…
Деревья все такие же большие. Именно в этот момент.
Вскользь она бросает взгляд на чащу вдали. Лес всегда страшит местных, но им там было спокойно и безмятежно даже в тревожные минуты сражения с титанами. И однажды они туда вернутся уже не в составе разведгруппы, а просто как Микаса и Эрен — обычные жители, пришедшие собирать хворост для костра.
В одночасье вода касается ступней. Смех не прекращается ни на мгновение — Микаса останавливается и топочет ногами в лужице, вспоминая детство. Они часто возвращались домой после дождя грязные, мокрые, чумазые, словно собирали всю грязь по округе и обмазывались ею. На самом же деле они очень любили лужи и прыгать по ним. И любовь эту, хочется верить Аккерман, пронесли через всю сознательную жизнь, чтобы выплеснуть здесь, в этой небольшой, но глубокой лужице, что осталась здесь после продолжительного ночного дождя.
— Я так скучаю по детству, — тихо произносит Микаса. Кажется, за все время службы она впервые заводит этот разговор и тушуется. Ей искренне жаль, что их детство — счастливое и теплое — закончилось так рано. Против своей воли им пришлось слишком быстро повзрослеть, но этот опыт, определенно, того стоил.
Но даже несмотря на дурачество, Эрен выглядит… печальным?
Тоска сквозит в его взгляде и по началу Микаса не понимает, к чему бы и почему так быстро сменилось его настроение? Она хочет обнять его — и делает это робко и аккуратно, боясь собственного проявления нежности.
После его вопроса все встает на свои места. Так вот в чем дело…
Он боится, но Микаса не понимает, чего именно. Они всегда были рядом, присматривали друг за другом в боях, но о чувствах серьезно никогда не говорили. И то, что он сейчас завел этот разговор, наталкивает на размышления, которые Аккерман давно катала в своей голове. Если бы не война, стали бы они ближе раньше?
— Я всегда буду выбирать только тебя, — шепчет, губами мажет по его уху, — я выбрала тебя еще в детстве. И не собираюсь изменять своему выбору. А ты? — в свои слова она пытается вложить столько уверенности, сколько есть у нее самой, да только вопрос, кажется, тонет в сомнениях. В сравнении с остальными он был ближе всего с ней, чем с другими. Да только от неуверенности и желания быть отвергнутой внутри все пружиной сжимается: сделал ли он свой выбор и уверен в нем также сильно, как и она?
За один день, кажется девушке, Эрен хочет прожить целую жизнь — утягивает ее в цветы, разве что не стискивает в объятиях вновь, но и этого достаточно. Она опускается на колени и, поправляя выбившиеся волосы, внимательно рассматривает цветы. Все та же кислица — удивительная, цветущая, прекрасная. И этот запах… детства. Она бы хотела остаться здесь, следуя его словам. Да только…
— А как же служба? — хмурясь, спрашивает, глядя прямо на него, — нам совсем скоро на службу, а ты сам знаешь, что бывает за прогулы.
Конечно, она бы хотела войти по колено в воду. Плескаться с Эреном да смеяться так громко и заразительно, что распугают всю рыбу. Вернуться лишь с несколькими, не успевшими улизнуть от несносных сорванцов, да только суровая реальность не бьется с их планами. Или, может, будь что будет, Эрен?
