[indent]Чувство, которое внушал господин Янг, Стелла могла узнать лишь из чужих рассказов или книжных описаний. Она даже не знала, был ли у неё когда-нибудь отец, и каким он был, и что с ним стало. Иногда она представляла себе идеальную семью, в которой за обоих родителей выступали именно господин Вельт и Химеко, а Дань Хэн и Март - как брат и сестра. Старший и младшая. Это, конечно же, слишком хорошо, чтобы быть правдой, но иногда даже Стелле хотелось верить в сказки. Пусть она и выросла уже из сказок, не раз столкнувшись с тем, что Вселенная гораздо сложнее, опаснее, прекраснее и непредсказуемее. В сказках всегда есть добро и зло, и побеждает та сторона, за которой правда. В реальности правда у каждого своя, и даже у Императора Инсекторума или безумного Руперта Первого.
[indent]То, что он будет рядом с ней, вселяло уверенность в себе и своих силах, в то, что ей любая задача окажется по плечу. Стелла уже уяснила, что всемогущих не бывает, даже эоны и ошибаются, и умирают, но… господин Вельт умел заставить поверить в собственную неуязвимость.
[indent]А воодушевление всё-таки пришло, может, как раз благодаря тому, что она отправится туда не одна. Такие поручения Стелла любила гораздо больше, чем дистанционные. Они, конечно, приносили гораздо больше хлопот, но и веселья тоже. И даже опасные ситуации они потом вспоминали со смехом, становясь предметом застольной болтовни. Март, например, могла упоенно болтать о таких вещах, как огромный астероид, которому Безымянные ещё до появления Стеллы не дали упасть на какую-то планету, или предотвратили колоссальный взрыв, способный уничтожить целую звёздную систему, за буквально несколько секунд до детонации. Или им вовсе не понравилось убегать через Фрагментум от солдат Белобога, но теперь и эти воспоминания грели сердце, заставляя порой задуматься - а как там их друзья? И отправить весточку сообщением.
[indent]Мир гораздо сложнее, чем кажется наивным идеалистам, и порой нет никакого верного решения, выбирать приходится только из нескольких плохих вариантов. Ты считаешь себя героем только до первой подобной ситуации. Но именно поэтому жить интересно.
[indent]- Я тоже так считаю. Мне говорили, что лучше хорошо отнестись к дурному человеку, чем обидеть порядочного.  Мы всегда успеем его наказать, если он что-то от нас скрыл или вовсе обманул, – бодро согласилась она.
[indent]***
[indent]В этот тропический лес, наверно, уже много лет не ступала нога человека. Первозданная природа во всей красе, явно не намеренная им помогать - перед ними не только не было даже намёка на тропу, но и множество препятствий преграждали любые пути. Все направления выглядели одинаково, без каких-либо ориентиров, а взгляд утопал в сочной зелени. Стелла не удержалась и вскрикнула, когда толстая лиана, свисающая с ветки, оказалась спящей змеёй. А ещё воздух полнился десятками самых разных звуков, от тихого шелеста листвы над их головами до утробного рычания где-то в тёмной и влажной глубине зарослей впереди. Расстояние немалое, и это не стало бы проблемой, если бы проводник не указал, что им нужно именно туда.
[indent]Стелла извлекла биту - самое безопасное оружие здесь. Доставать огненный клинок Сохранения лучше не следует  - он вполне способен поджечь всё вокруг, а уничтожать великолепные джунгли или хотя бы даже их часть Стелла не хотела бы.

[indent]Казалось, что у генерала Лофу Сяньчжоу всегда есть план. А за ним ещё десять или двадцать на случай, если основная стратегия не сработает. Притворяясь ленивым и пассивным, он видел всё и всегда, успевал обогнать врагов на несколько шагов вперёд. Поэтому, когда новость от Провидицы достигла Экспресса, Стелла сначала не поверила. Несколько раз перечитала сообщение, чтобы удостовериться. Но нет, содержание довольно изящного в его простоте и лаконичности текста не изменилось.
[indent]И вот она снова на уже таком знакомом корабле Альянса, но шагает на этот раз не к величественной Матрице Предвидения - там слишком много открытого пространства, и кто угодно может их подслушать, они не могут ручаться, что никто в Комиссии по Предсказаниям не примкнул к Ученикам Санктус Медикус или по крайней мере не сочувствует им. Они условились встретиться в маленькой и не слишком известной чайной в переулке ауруматонов. Нет, Стелла вовсе не радовалась, что у неё вновь появилась возможность пообедать полностью за чужой счёт, несмотря на то, что за срок прежнего пребывания на Лофу успела заработать неплохой запас стрел. Ну... разве что немножко. Сэкономить всегда приятно.
[indent]Высокие раскидистые деревья давали уютную тень, аккуратные улочки пестрили множеством закусочных, бистро, киосков и чайных террас под открытым небом, где люди и лисий народ, и даже пара видьядхара с видом гурманов выбирали, что бы им попробовать на этот раз. Стелла прошла мимо небольшой толпы, собравшейся перед явно только сегодня открывшимся маленьким ресторанчиком, старательно игнорируя аппетитный аромат свежих шашлычков, и наконец нашла то заведение, что указала ей госпожа Фу Сюань.
[indent]Не слишком мелкое и не слишком крупное, оно выглядело скромнее, чем место, обычно достойное визита самой Провидицы, но не настолько бедно, чтобы это могло вызвать подозрение. У госпожи в очередной раз подтвердился отменный вкус - она одним лишь своим выбором сумела намекнуть, что встреча у неё частная, и она бы не хотела видеть вокруг досужих зевак. До такого уровня тонкой дипломатии самой Стелле, слишком прямолинейной, было очень и очень далеко.
[indent]Пусть их возраст и статус разительно отличались - Стелла, впрочем, понятия не имела, сколько же ей точно лет, но отсчитывала только время, которое помнит, и этот срок пока что не впечатлял, - Цзин Юань успел стать ей старшим товарищем, и беспокоилась за него она вполне искренне. Поэтому сразу же перейти к делу, которое жгло ей язык и не давало покоя уму, так и подмывало, но это противоречило этикету. Кроме того, выказывать чрезмерную обеспокоенность не следовало. Они достаточно уединились, но всё же даже здесь могут наткнуться на нескромные глаза, а также и на языки, которые не преминут потом сболтнуть лишнего кому не надо. Пока они изображают встречу двух хоть и недолго, но весьма плодотворно знакомых подруг - к ним не проявят лишнего интереса. По крайней мере Стелле хотелось на это надеяться.
[indent]- Доброго вам дня, госпожа Провидица. Рада видеть вас в добром здравии, - она постаралась сделать улыбку не чересчур натянутой.
[indent]А ведь целью Учеников Санктус Медикус может стать и Фу Сюань. Стелла не понимала, почему им раньше такое в голову не пришло. Генерал обходил их всегда и во всём в том числе потому, что рядом с ним всегда находились те, кто готов его поддержать. Принцип "разделяй и властвуй" всегда действенен.

[indent]Казалось, что у генерала Лофу Сяньчжоу всегда есть план. А за ним ещё десять или двадцать на случай, если основная стратегия не сработает. Притворяясь ленивым и пассивным, он видел всё и всегда, успевал обогнать врагов на несколько шагов вперёд. Поэтому, когда новость от Провидицы достигла Экспресса, Стелла сначала не поверила. Несколько раз перечитала сообщение, чтобы удостовериться. Но нет, содержание довольно изящного в его простоте и лаконичности текста не изменилось.
[indent]И вот она снова на уже таком знакомом корабле Альянса, но шагает на этот раз не к величественной Матрице Предвидения - там слишком много открытого пространства, и кто угодно может их подслушать, они не могут ручаться, что никто в Комиссии по Предсказаниям не примкнул к Ученикам Санктус Медикус или по крайней мере не сочувствует им. Они условились встретиться в маленькой и не слишком известной чайной в переулке ауруматонов. Нет, Стелла вовсе не радовалась, что у неё вновь появилась возможность пообедать полностью за чужой счёт, несмотря на то, что за срок прежнего пребывания на Лофу успела заработать неплохой запас стрел. Ну... разве что немножко. Сэкономить всегда приятно.
[indent]Высокие раскидистые деревья давали уютную тень, аккуратные улочки пестрили множеством закусочных, бистро, киосков и чайных террас под открытым небом, где люди и лисий народ, и даже пара видьядхара с видом гурманов выбирали, что бы им попробовать на этот раз. Стелла прошла мимо небольшой толпы, собравшейся перед явно только сегодня открывшимся маленьким ресторанчиком, старательно игнорируя аппетитный аромат свежих шашлычков, и наконец нашла то заведение, что указала ей госпожа Фу Сюань.
[indent]Не слишком мелкое и не слишком крупное, оно выглядело скромнее, чем место, обычно достойное визита самой Провидицы, но не настолько бедно, чтобы это могло вызвать подозрение. У госпожи в очередной раз подтвердился отменный вкус - она одним лишь своим выбором сумела намекнуть, что встреча у неё частная, и она бы не хотела видеть вокруг досужих зевак. До такого уровня тонкой дипломатии самой Стелле, слишком прямолинейной, было очень и очень далеко.
[indent]Пусть их возраст и статус разительно отличались - Стелла, впрочем, понятия не имела, сколько же ей точно лет, но отсчитывала только время, которое помнит, и этот срок пока что не впечатлял, - Цзин Юань успел стать ей старшим товарищем, и беспокоилась за него она вполне искренне. Поэтому сразу же перейти к делу, которое жгло ей язык и не давало покоя уму, так и подмывало, но это противоречило этикету. Кроме того, выказывать чрезмерную обеспокоенность не следовало. Они достаточно уединились, но всё же даже здесь могут наткнуться на нескромные глаза, а также и на языки, которые не преминут потом сболтнуть лишнего кому не надо. Пока они изображают встречу двух хоть и недолго, но весьма плодотворно знакомых подруг - к ним не проявят лишнего интереса. По крайней мере Стелле хотелось на это надеяться.
[indent]- Доброго вам дня, госпожа Провидица. Рада видеть вас в добром здравии, - она постаралась сделать улыбку не чересчур натянутой.
[indent]А ведь целью Учеников Санктус Медикус может стать и Фу Сюань. Стелла не понимала, почему им раньше такое в голову не пришло. Генерал обходил их всегда и во всём в том числе потому, что рядом с ним всегда находились те, кто готов его поддержать. Принцип "разделяй и властвуй" всегда действенен.

[indent]Казалось, что у генерала Лофу Сяньчжоу всегда есть план. А за ним ещё десять или двадцать на случай, если основная стратегия не сработает. Притворяясь ленивым и пассивным, он видел всё и всегда, успевал обогнать врагов на несколько шагов вперёд. Поэтому, когда новость от Провидицы достигла Экспресса, Стелла сначала не поверила. Несколько раз перечитала сообщение, чтобы удостовериться. Но нет, содержание довольно изящного в его простоте и лаконичности текста не изменилось.
[indent]И вот она снова на уже таком знакомом корабле Альянса, но шагает на этот раз не к величественной Матрице Предвидения - там слишком много открытого пространства, и кто угодно может их подслушать, они не могут ручаться, что никто в Комиссии по Предсказаниям не примкнул к Ученикам Санктус Медикус или по крайней мере не сочувствует им. Они условились встретиться в маленькой и не слишком известной чайной в переулке ауруматонов. Нет, Стелла вовсе не радовалась, что у неё вновь появилась возможность пообедать полностью за чужой счёт, несмотря на то, что за срок прежнего пребывания на Лофу успела заработать неплохой запас стрел. Ну... разве что немножко. Сэкономить всегда приятно.
[indent]Высокие раскидистые деревья давали уютную тень, аккуратные улочки пестрили множеством закусочных, бистро, киосков и чайных террас под открытым небом, где люди и лисий народ, и даже пара видьядхара с видом гурманов выбирали, что бы им попробовать на этот раз. Стелла прошла мимо небольшой толпы, собравшейся перед явно только сегодня открывшимся маленьким ресторанчиком, старательно игнорируя аппетитный аромат свежих шашлычков, и наконец нашла то заведение, что указала ей госпожа Фу Сюань.
[indent]Не слишком мелкое и не слишком крупное, оно выглядело скромнее, чем место, обычно достойное визита самой Провидицы, но не настолько бедно, чтобы это могло вызвать подозрение. У госпожи в очередной раз подтвердился отменный вкус - она одним лишь своим выбором сумела намекнуть, что встреча у неё частная, и она бы не хотела видеть вокруг досужих зевак. До такого уровня тонкой дипломатии самой Стелле, слишком прямолинейной, было очень и очень далеко.
[indent]Пусть их возраст и статус разительно отличались - Стелла, впрочем, понятия не имела, сколько же ей точно лет, но отсчитывала только время, которое помнит, и этот срок пока что не впечатлял, - Цзин Юань успел стать ей старшим товарищем, и беспокоилась за него она вполне искренне. Поэтому сразу же перейти к делу, которое жгло ей язык и не давало покоя уму, так и подмывало, но это противоречило этикету. Кроме того, выказывать чрезмерную обеспокоенность не следовало. Они достаточно уединились, но всё же даже здесь могут наткнуться на нескромные глаза, а также и на языки, которые не преминут потом сболтнуть лишнего кому не надо. Пока они изображают встречу двух хоть и недолго, но весьма плодотворно знакомых подруг - к ним не проявят лишнего интереса. По крайней мере Стелле хотелось на это надеяться.
[indent]- Доброго вам дня, госпожа Провидица. Рада видеть вас в добром здравии, - она постаралась сделать улыбку не чересчур натянутой.
[indent]А ведь целью Учеников Санктус Медикус может стать и Фу Сюань. Стелла не понимала, почему им раньше такое в голову не пришло. Генерал обходил их всегда и во всём в том числе потому, что рядом с ним всегда находились те, кто готов его поддержать. Принцип "разделяй и властвуй" всегда действенен.

То, как ощущалось существование «простым смертным», не тяготило Ши Цинсюаня само по себе. По сравнению с ноющей, тянущей нити души тоской и теперь неизменной скребущей в груди болью, оно было легким, почти как ветер: иди, куда хочешь, ты, наконец, свободен от оков Судьбы. Чужой Судьбы. Но даже не эта боль первые три дня в столице придавливала его тяжелой гранитной плитой, не давая двигаться и начать хоть что-то делать в своей новой, земной жизни.
Вина.
Она грубой джутовой нитью прошивала легкие, не давая вдохнуть, текла бесконечным потоком по-настоящему горьких (раньше он не замечал, что они могут быть такими на вкус) слёз, заполняла нутро по горло, отчего он и даже тех крох не мог съесть, что пытались скормить ему и без того голодные, но добрые люди в том забытом богами месте, в которое его выкинуло... тогда.
Вина разрушала. Все сильнее впивалась в поврежденную руку и переломанную в нескольких местах ногу, нарушала даже самые простые процессы восстановления, доступные смертному телу. Но первые три дня ему было все равно, потому что раз за разом он видел картину, которая уже никогда не забудется, от которой хотелось надрывно кричать, так кричать, чтобы услышали на небесах, а вместо этого лишь безмолвно текли по щекам и вискам разъедающие глаза и кожу слёзы.
От мерзкой, скользкой и липкой мысли, что лучше бы он никогда не появлялся на свет, тогда брат не совершил бы столь ужасных деяний, он пришёл в такой ужас, что, вздрогнув, наконец осмотрелся вокруг, будто впервые увидев грязную улицу, битую временем и людьми каменную кладку, лица двух чумазых, худых и, тем ни менее, светящихся живым любопытством и жаждой жизни пар глаз — детишки, трогали его запачканные, мятые и давно пришедшие в негодность одежды и явно пытались понять, очнулся ли, наконец странный парень, возникший в их квартале будто из неоткуда. А Цинсюань и правда не помнил, как оказался здесь — вина и слёзы вымывали остатки воспоминаний и тоски.
Улыбаться перемазанным сажей, глиной, кровью (видно дрались недавно) и просто уличной грязью детям было больно почти физически, но, все же, улыбка сама по себе всегда защищала его от непрошенных гостей, эмоций или разговоров, а сейчас и вовсе позволила наладить первый по-настоящему значимый контакт с теми, с кем ему, видимо, предстоит жить довольно долго. Почему-то два пацаненка буквально... воззрились на него, затем переглянулись меж собой и убежали, выкрикивая имена друзей: через минуту возле Цинсюаня собралась уже целая толпа мелюзги, возрастом от едва начавших ходить до десятилеток из тех, кого не припахали к работе. Видимо, о них было, кому заботиться и оберегать от изнуряющей работы, прямо как когда-то его самого ограждал от тягот жизни брат...
Нет, сейчас он не хочет... да и не может думать об этом — на глаза сразу наворачиваются слезы, вновь перехватывает горло. Нет. Нет, нет и нет! Хватит. Если он продолжит просто сжирать себя, ничего не делая, то просто подтвердит его мнение о никчемности собственного существования, а также совершенно неверные мысли брата, что он не способен сам о себе позаботиться. Вытерев грязным и рваным отчасти рукавом слезы, он швыркнул носом совершенно не подобающе и рассмеялся, когда на колени ему полезла девчушка лет пяти, видимо, самая смела из этой компании.
— Хэй, тебе не говорили, что к незнакомцам вот так лезть не следует? А вдруг, я окажусь плохим?
По привычке он было потянулся прибрать густые, но совершенно спутанные и грязные волосы замарашки, но стиснул зубы от боли — рука не слушалась, боль от самого плеча напоминала о том, что он жив, но не давала толком двигаться. Поморщившись, он цапнул зубами край рукава и рванул этой же рукой ткань, отрывая широкую полосу и тут же вешая ее на шею, чтобы положить тянущую к земле руку. Стало легче, боль угомонилась сразу, оставаясь вялым напоминанием о том, что она теперь верная его спутница, напоминающая о долге. Остаток второго рукава был изодран на шелковые полоски для троих девчонок и их волос — старшая в восхищении приняла дар и тут же принялась заплетать косички младшим, благодаря незнакомца. Впрочем, таковым он оставался недолго — почти сразу представился, посмеявшись, что да, его зовут совсем, как божество. И нет, он ну вот совсем не божество, а просто изгнанный со службы во дворце чиновник. Изгнали, конечно же, за пьянство, но он очень постарается больше не...
Кажется, с детьми он поболтал пару часов, а то и больше — пока за ними не пришли родители, а также суровый с виду дедуля за самым младшим. Именно он, осмотрев Цинсюаня со спокойным подозрением, фыркнул, и махнул ему — мол, пошли со мной, бестолочь. Идти, сильно припадая на одну ногу, было тяжко, он фактически прыгал на здоровой ноге, кривясь от боли в той, что уже не кровоточила, но болела при каждом движении куда сильнее руки. Да еще и живот голодно завыл, напоминая, что он не ел куда больше трех суток. Опираясь рукой о поросшие мхом стены жалких лачуг, он ковылял за стариком, решив, что довериться этому согбенному почтенному человку не самый худший вариант. Сейчас вообще вариантов нет. Он не станет злоупотреблять гостеприимством бедняков, но придумает, рано или поздно, как им помочь.
К концу недели пребывания в этом квартале он уже нашел себе занятия — писал здоровой рукой письма и читал счета, подтверждая жителям квартала, что их не обманули в подсчетах. Ну, или что обманули. Тут уж как повезет. Такой работы было мало, но она была. Еще учил некоторых, проявивших интерес детей грамоте, но тут сложности возникли почти сразу: бумаги, кистей и туши в этом месте отродясь не видели, песок и грязь в тесных двориках, конечно, давали какие-то варианты обучения, но о каллиграфии можно было забыть. Да и ни к чему это им. Пока что. Может, когда-нибудь потом?
Один из таких уроков был прерван весьма беспардонным образом: прибежал младший Ву, выпучив удивлённо-восторженные глаза, крикнул, что у них тут какой-то «принц» объявился и серебро раздает, и тут же убежал, уводя за собой немногих учеников Цинсюаня. Что ж, раз уж школа на сегодня закрыта, он тоже пойдет посмотрит, что там за чудо чудное, диво дивное такое решило заняться благотворительностью. Довольно добротно, пусть и из первых попавшихся ветвей иссохшего дерева, сколоченный костыль он взял в руку, оперся на него и неловко заковылял за уже повернувшими за угол детьми. Через сорок ударов сердца он сам высунулся из-за угла, осторожно осматривая «богатея» и... нахмурившись.
Он бы не узнал его сразу признаться. Маскировка была бы безупречной где-то в торговых кварталах — все двери для него были бы открыты, включая квартал удовольствий, но здесь... В молодом человеке в сияющих золотым шитьем одеждах сложно было бы узнать Пэй Мина, если бы не эта осанка, манера держаться, поворот головы... мелочи, которые Цинсюань всегда подмечал, как тот, кто любил наблюдать за людьми. Чуть прищурившись, он подумал было развернуться и уйти, пока не поздно, скрыться до вечера в глубине трущоб, но затем увидел это презабавное выражение лица у старого знакомого, невольно рассмеялся и, вздохнув, поспешил выйти из-за угла, хромая и явно не успевая отогнать от генерала одного из мальчишек, способного срезать кошель так, что хозяин очухается уж только при следующей попытке заплатить за понравившийся товар.
— Так! Только посмей, А-Чжао! Это недостойно! Тем более, ты крадешь у моего друга, — он старался говорить строго, а получалось просто дурашливо-обидно, будто красть пацан собирался у самого Цинсюаня у него же на глазах. Никакого уважения! — Так, вообще все разошлись, нам с... Пэй-сюном, — он уже даже не скрывал, что сам едва сдерживает смех, — надо поговорить. Все-все, халява закончилась.
Народ разочарованно дружно вздохнул и начал расходиться. Что ж, авторитет он за эти несколько дней, все же, успел заслужить. Хоть какой-то. Люди и правда начали расходиться, А Цинсюань заковылял обратно к своей «школе».
— Долго будешь торчать столбом? — он чуть было не обратился к Пэй Мину «генерал», но вовремя прикусил язык — он не знал, насколько здесь возможно оглашать его звание и титул. И то, что он сам уже два дня как был одет в некую разновидность местных льняных простых одежд пусть и в зеленых оттенках, а волосы на его голове давно не знали мыла и масел, но внешний вид с некоторых пор его не волнует от слова «совсем». Хотя то, что именно генерал его увидел в таком виде, совсем малую толику задевало гордость.
На ступеньки заднего дворика нищей лавки он буквально рухнул — аккуратно вытянул ногу и сел прямо, будто был в шелках и с нефритом в волосах. Подняв взгляд на Пэй Мина от иероглифа, начерченного палкой на песке и пыли, он улыбнулся, понимая, что пусть Пэй Мин всегда был в его представлении той еще занозой в заднице, сейчас совсем не раздражал — он был другом брата. Вздохнув, он взгляда не отвел — никогда не делал этого, и теперь не собирается.
— Что-то случилось? Знаете, генерал, всему свое место и время. В следующий раз вам бы одеться поскромнее, если решите навестить меня, — теперь улыбка была той самой, скрывавшей многое на Небесах, и чуточку ехидной, если дело касалось Пэй Мина.
Так было легче.Легче не застревать на мысли, что это друг брата.

Когда Леон разглядывал фотокарточки и пригласительные открытки с живописными видами Раккун-Сити, он уже заранее знал, что город не так прост, как кажется на первый взгляд. За зелеными пейзажами и свежим горным воздухом, который, казалось, можно было вдохнуть даже через плотную бумагу, уже скрывалось достаточно тайн вроде серии загадочных убийств, заинтересованность которыми, во многом, и определила будущее место работы мистера Кеннеди.

От службы в полиции вряд ли ожидаешь простоты и комфорта. Леон, более того, наоборот хотел попасть в «самое пекло», сразу закрепиться в оперативном отделе, ломать голову над изощренными делами, очищать город от человеческого зла, продвигаясь по карьерной лестнице количеством раскрытых преступлений. Он воображал себе насыщенные, полные самоотдачи трудовые будни, в которых сможет реализовать все то, чему научился в стенах полицейской академии; в его мыслях были форма, значок, табельное оружие и тонна праведного благородства – он идет в участок, чтобы защищать интересы и жизни мирных граждан. Он выбрал правильное дело.

Еще Леону думалось, что и риск, и опасность, и смерть его не пугают. Кеннеди знал, какую стезю выбирал, он уже видел и человеческие мертвые тела, и насилие. Хотел бы забыть и не вспоминать, но помнил запакованные в плотные черные пакеты трупы собственных родителей. Эти воспоминания все больше фантомы, в памяти растворяются и голоса, и лица отца с матерью, но жив сам факт свидетельства – Леон видел, как умирают люди. И это тоже цинично, но вселяло в него определенную уверенность.

До текущего дня.

«Не так я себе представлял первый день на работе» — он отшучивается самому себе, нервно, почти истерично, когда в очередной раз зажимает спусковой крючок.
Многое Кеннеди «представлял себе не так»: заправку, закусочную, участок, вообще весь город. Его запах, цвет, свет, воздух в нем.
Раккун провонял смертью и плесенью. А еще кровью. И разложением. Сладковатый запах гнили, в который вмешиваются духота и свинец, заполняет горло и легкие. Он до того плотный и густой, что Леону иногда даже кажется, что от нее – от этой вони – закладывает и горло, и даже уши. Желудок сводит и скручивает в тугой комок. Никогда Кеннеди не был впечатлительным или брезгливым, но все равно несказанно был рад, что последний прием пищи в его жизни был более двенадцати часов назад.

Сколько времени уже прошло с въезда в город? Час? Два? Пять? Или десять? Была ночь. И все еще ночь. Леону кажется, будто бы эта темнота – бесконечна. Он снова сильнее сжимает оружие, наставляет дуло пистолета на очередного мертвеца на пути. Раздается оглушительный выстрел. С грохотом изуродованное тело падает на асфальт. Нужно бежать.
Кннеди с содроганием иногда представляет, что эта ночь не то, чтобы окажется последней в его жизни. Нет. Умирать страшно, да. Еще страшнее умереть ужасной смертью в пасти зараженного. Но больше пугает Леона вовсе не это, а то, что чертова ночь может оказаться бесконечной. Раккун-Сити тоже может оказаться бесконечным. В нем он, несостоявшийся офицер полиции, постоянно будет пытаться выжить: искать по всем углам участка, оружейных, брошенных полицейских машин патроны, гранаты, дымовые шашки. Ему придется все время скрываться и потаенно бояться каждого шороха. Всюду его будет преследовать тревога.

Леон боится того, что Раккун будет тянуться за ним в дальнейшую жизнь, сквозь кошмары и воспоминания. Его грязные, покрытые гнойными волдырями и трупными червями пальцы сильнее сожмутся на шее Кеннеди, сдавят ее до хруста, до невозможности дышать. И в этой духоте он проведет остаток своих дней, даже когда покинет проклятый город.
Он не говорит себе «если». Потому что в противном случае окончательно опустятся руки. А они должны быть твердыми, чтобы держать в них оружие.

Под ногами грязные, ржавые лужи. В этой мутной воде смешались дождь, кровь и остатки человеческих тел. За время блуждания по участку и прилегающей к нему территории подобные пейзажи постепенно становились привычными, и это тоже глубоко-глубоко в душе пугало Леона. Все, к чему привыкаешь, уже воспринимается как норма, а с подобной «нормой» он отчаянно смиряться не хотел.
Там, в бывшем здании музея, Кеннеди еще волновал вопрос относительно того, что происходит в городе. Но как только участок они с Адой покинули, куда острее стоял вопрос выживания. На открытой местности инфицированных было больше и, в отличие от узких коридоров, полицейского управления, эти массы могли скапливаться в настоящие стаи, отбиться от которых было бы нереально ввиду их числа. А еще собаки. Чертовы собаки.

Его спутница неразговорчива, – что, впрочем, вполне понятно – и излишне загадочна. Леон знает, что люди, работающие в ФБР, не отличаются доверием и открытостью. В полиции федералам все чаще не доверяют, стараются держаться от них подальше. Здесь, в условиях, когда весь город стоит в руинах, жители – полумертвые ходячие трупы, а никакой помощи все нет и нет, разумеется, не может быть никаких симпатий. Выживать в одиночку в этом месте опасно и сложно, а с учетом того, какие еще твари гуляют по местным улицам, лучше и вовсе не оставаться одному. И все-таки одна мысль не отпускает Леона все время их кратковременного сотрудничества: почему агент ФБР здесь, в Раккун-Сити, одна, да еще и именно теперь?

Он читал записки полицейских. Заражение началось внезапно. Могло ли правительство знать о нем заранее и отправить Аду сюда именно поэтому? Ее «легенда» звучит не убедительно, сколько бы раз Кеннеди не прокручивал ее в голове. Или он просто не верил в ее убедительность, ведь тогда это бы значило, что полиция с самого начала ничего не предприняла и не собиралась. И, более того, многих жертв можно было бы избежать, только если бы…
— Дальше пойдешь один, — ровный голос союзницы выводит Леона из собственных мыслей; даже будучи погруженным в себя он действует автоматически – ускоряет и замедляет шаг, старается двигаться тише, если на пути встречается зараженный подкрадывается сзади, используя нож. Он и сейчас обнаруживает себя с ним в руках. Рукоять липнет к его влажным пальцам, измазанная густой, почти черной кровью.

— Как это понимать? — он оборачивается, но невозмутимое лицо собеседницы в своем выражении не меняется. Ада смотрит на него в упор, но понять, что означает этот ее взгляд Леону удается едва ли. Та будто бы сомневается в чем-то, но в последний момент повторяет, с большим нажимом:
— Дальше. Пойдешь. Один. В оружейном магазине могли остаться припасы, нужно его проверить. Я доверяю это тебе. У меня есть еще одно дело, которое не терпит отлагательств. Мы встретимся здесь после. Запомни эту улицу.
Кеннеди слегка щурится. От подозрений, от пота и грязи. Но он уже понял одно – эта женщина едва ли будет что-либо ему объяснять. Ада похожа на кошку; те тоже уходят, когда им вздумается, приходят, когда захотят, и, закономерно, гуляют сами по себе. Леон не зол и не огорчен. Но убеждается лишний раз: с ней что-то не чисто. И все-таки у него сейчас нет других вариантов ни в поиске правды, ни в поиске спасения. Где-то в городе еще бродит Клэр, которой Леон уже успел пообещать, что они сделают все, чтобы выжить.
Обещания необходимо сдерживать.

Раккун не такой и большой город, как казалось на первый взгляд. Сориентироваться оказывается не так сложно, а, может быть, все дело бушующем в крови адреналине: Кеннеди старается двигаться как можно более незаметно, чтобы добраться до места назначения, не привлекая к себе излишне много внимания блуждающих по дороге мертвецов. В участке он уже выучил: не все, что лежит – обязательно до конца мертво. А чуть раньше, еще когда он только-только пересек встречающий знак, Леон выучил, что на открытой местности стрельба может принести к ажиотажу среди тех, кто альтернативно жив. И потому все чаще пользовался ножом.

Это отнимало много сил и времени. В полусгнивших, окровавленных телах зараженных откуда-то бралась нечеловеческая сила. Если не удавалось избежать столкновения или подкрасться сзади для удобной расстановки сил, приходилось прибегать к помощи пистолета. В дробовике, что висел за спиной, кончились патроны. В текущей обойме оставалось всего восемь. Когда он покинул участок, их было не многим больше.
Пробираясь таким образом через несколько улиц, Леон надеялся, что невероятно важные дела Ады – это тоже мероприятие длительное. Насколько он мог судить, ее ситуация с боеприпасами была ничуть не лучше его.

Вывеска «Оружейный магазин Кендо» даже во влажном, промозглом полумраке мертвых улиц виднелась издалека. Кеннеди ускоряет шаг, постепенно даже переходит на бег, стремясь как можно скорее добраться до места назначения. Минута небольшого ликования стоит дорого – он не замечает лежащего за машиной мертвеца, который удивительно быстро подскакивает на ноги, не давая Леону вовремя среагировать, чтобы в очередной раз отбиться ножом по привычной схеме. Это крупный мужчина, с лица которого давно сползла кожа, а мутные белые глаза смотрели с одним лишь желанием – точно также обглодать лицо и заблудшему офицеру.

Попытка отпихнуть его от себя успехом не увенчалась: они валятся вниз в неловкой попытке Леона увернуться от укуса. Кеннеди ощущает спиной влажный асфальт, слышат хруст чужих костей – зараженный падает менее удачно, валится ногой вниз с бордюра, и его коленная чашечка выгибается под неестественным углом. Его руки и разорванная, огромная пасть тем не менее, тянутся к Леону; тот крепко хватает полицейского за лодыжку и тянет за собой, намереваясь вцепиться зубами.
Выстрел происходит рефлекторно: первый – неудачно, пальцы скользят по спусковому крючку и дрожат руки; второй – в цель, между глазами, третий – прямиком в пасть. Тело воет, замирает и падает на асфальт трухлявым мешком. На мгновение Кеннеди испытывает что-то сродни облегчения. Но как только его мышцы расслабляются, он ощущает запах гари. Шальная пуля попадает в полупустую канистру бензина, что валяется у брошенного автомобиля – видимо, кто-то планировал на ней уехать. Огонь тонкой струйкой ползет к машине, поднимается выше.

Кеннеди инстинктивно вжимает голову в плечи, а ее саму накрывает руками; взрыв гремит почти на весь город, благо, что транспортное средство достаточно далеко от него самого, чтобы задеть осколками или оглушить. Лишь слегка закладывает уши. Машина горит и освещает черную улицу пламенем, и лежащие ранее тела начинают медленно шевелиться и подниматься, изгибаясь в крючковатых, ужасающих положениях.
— Блядство, — оценивает ситуацию Леон. Он ищет глазами выбитый нож, спешно хватает его, поднимаясь на ноги. Уже было совсем не до аккуратности – даже рядом с магазином, где раньше, казалось, никого не бродило и не валялось, постепенно собирались мертвецы. Тем же путем на место встречи с Адой ему теперь не вернуться. И не оставалось больше альтернатив, кроме как двигаться в оружейный магазин, отстреливая на пути тянущихся к двери зараженных. Еще пять патронов.

[indent]Эти дети не были избалованы дорогими игрушками, о замках из листового золота, несущих благословения куколок из фарфора и нефрита, изящных сборных мозаик и головоломок тонкой ручной работы здесь даже не мечтали, а некоторые и не слышали о таких чудесах мира. Зато они были непосредственными и что угодно, от камешка до ветки, от любого подобранного на дороге мусора до ткани собственных незамысловатых и давно заношенных одежд, могло стать для них подходящим развлечением. Они глазели на свою реальность широко распахнутыми глазами и не ждали подаяний с небес, любу. милостыню воспринимая как благо, но понимая, что завтра может так не повезти. А, если, наоборот, не удалось раздобыть даже кусочка хлеба - они не сдавались. Хорошее и плохое всегда чередуется. Главное - они всё ещё живы, могут видеть, бегать, дышать. Разве это само по себе уже не милость судьбы? Они есть. И только беднота как никто знает цену голубым небесам над головой и возможности иметь укромный угол, чтобы поспать.
[indent]Мир снизу, с самого дна, и мир из дворца - ещё более различные реальности, буквально параллельные и не соприкасающиеся, чем Небеса и мир демонов. Тот, кто не может купить себе новые туфли на праздник и расстраивается из-за этого, не постигнет мыслей человека, для которого вообще какая бы то ни было обувь - недосягаемая роскошь. Тот, кто выбрасывает еду, которой оказалось слишком много, и она испортилась - того, у кого найдётся, что поесть, не каждый день.
[indent]Но он знает. Сколько ночей он провёл когда-то у холодного алтаря, заброшенного всеми без ухода и поддерживаемого в приемлемом состоянии лишь им самим, засыпая с пустым животом, ведь он скорее отрезал бы себе руку, чем взял бы подношения. Сколько раз пищу у него отбирали другие - не потому что нуждались в ней, им было просто забавно дразнить и издеваться над тем, кто не способен за себя постоять, и за кого никто не заступится.
[indent]Хуа Чэн почти не исправлял внешность - в том возрасте он действительно выглядел именно так. Разве что... его недостаток, то, из-за чего он всегда прятал одну половину лица, из-за чего все окружающие и даже он сам считал себя уродливым никчемышем, исчез. Он был таким, каким мог бы быть, родись самым обыкновенным, нормальным ребёнком. И этого оказалось достаточно, чтобы не стать изгоем, или эти малыши отличались от тех, кого он помнил из своего прошлого - слишком даже хорошо помнил, если учесть, что именно эту часть жизни предпочёл бы навсегда выбросить из памяти, будто страшный сон. Но они принимали его на равных и играли с ним. Такое новое, неизведанное доселе чувство - быть частью чего-то, быть среди других. Приятное. Хуа Чэн никому не доверял, ведь он не понаслышке знал, что предать и бросить могут даже самые близкие и родные. Но... но здесь в нём даже затрепетало нечто вроде надежды.
[indent]Надежды на то, что наследный принц Сяньлэ всё-таки прав, и эти смертные ещё не все абсолютно пропащие, доброго слова не стоящие твари. Ведь он хотел поверить в эту сказку всегда, с того самого момента, как Его Высочество не позволил ему покончить с собой.
[indent]Единственное, что оставалось в его внешности постоянным и узнаваемым, указывающим на его подлинную личность - это цвет одежды. И пусть это не его обычный яркий хвастливый наряд, воистину подходящий существу высокого статуса, пусть и демону, а выцветшее потрёпанное рубище, на котором под слоем грязи трудно разглядеть первоначальный оттенок ткани - она всё ещё оставалась красной.
[indent]Вот уже больше недели то здесь, то там появлялся этот мальчишка лет восьми-десяти. Он казался то чуть старше, то моложе. И неизменно его появление несло с собой что-то хорошее. Вот он уговорил какого-то парнишку, ещё более щуплого и на вид изголодавшегося, принять горсть монеток. Вот помог другому дотащить тяжёлый груз - мальчишка нанялся подработать, но переоценил себя и не только не справился, но едва не опрокинул телегу, за что получил бы в лучшем случае нагоняй, а в худшем от него потребовали бы возместить, а у несчастного не было ничего, кроме себя самого. Вот вплёл какой-то чумазой девчушке белоснежный цветок в волосы и широко улыбнулся. Вот рассказал сказку совсем ещё несмышлёной крохе, кажется, едва научившейся ходить и с трудом лепечущей слова.
[indent]Но, то ли какой-то злой рок их водил разными путями, то ли что-то ещё, но Цинсюаня Хун-эр так и не нашёл. С другой стороны, чего Хуа Чэну было всегда не занимать - так упрямства. Он никуда не собирался уходить, пока не встретится с бывшим Повелителем Ветра.

[indent]Блэйд отнюдь не забыл того, как впервые столкнулся с наследниками благословения эона Изобилия. Пусть длившиеся сотни лет скитания и лишения стёрли даже его собственное прежнее имя, тело помнило. Оно не забыло, как он забивался в самый дальний угол клетки, прячась в руках матери, что пыталась закрыть его телом от алчных взглядов голодных тварей. Не забыл, как её схватили за волосы и поволокли прочь, а она теми же руками, что ещё минуту назад прижимали его к ней так сильно, что выхватить было невозможно, лишь оторвать с мясом, вдруг оттолкнула его от себя как можно сильнее, чтобы он оказался подальше от тех монстров, хотя и понимала - это его уже не защитит.
[indent]- Пожалуйста, только не его!
[indent]Его первый самостоятельно выкованный клинок был тем, которым он же отрубил голову огромной гончей Изобилия, которая вместе с ещё несколькими тварями прорвала линию обороны Облачных Рыцарей и добежала до мастерской. Она бы не преодолела запертые двери, но он выскочил наружу, ища, не может ли чем-нибудь помочь. Подоспевшие на подмогу застали маленького мальчика, с остервенением кромсающего остатки порождения скверны. Гончая больше не могла встать, а он продолжал кричать, рубить и резать, весь с ног до головы забрызганный её кровью.
[indent]На Чжумине, как после и на Лофу, каждый, способный держать в руках оружие, должен был уметь хоть как-то сражаться. Сражаться - и умереть во славу треклятого Ланя. Блэйд - нет, Инсин, - ненавидел Яоши, но не питал никакого тепла и к Повелителю Небесной Дуги. Ещё чего, его верность и вера принадлежали только одному человеку. Видьядхара.
[indent]Но больше Блэйд не испытывает перед ними того же, прежнего отнимающего волю к сопротивлению и заставляющего сжаться в комочек, а вдруг не заметят, ужаса. Их убить сложно, но всё-таки возможно. В отличие от него. И, широко осклабившись самой невменяемой улыбкой, улыбкой радостного маньяка, Блэйд встретил ломящихся через проход тварей.
[indent]Он не боится бессмертных монстров, ведь он - такой же, как они. И, в отличие от них, его тело совершенно. Это его проклятие, его дар, его карма, наказание и милость Творительницы Чумы. Ни одному из них с ним не сравниться. Хотя Блэйд бы даже не возражал, если бы им удалось его растерзать, а он бы больше не встал, ведь об этом кричал каждый взмах его кровавого меча, каждое движение, яростное, отважное до полного безрассудства, исступления подобного тем, что приписывали могущественным существам из легенд, не способным испытывать в бою боль и от каждого полученного ранения становящимся лишь сильнее, неудержимее.
[indent]Блэйд бросал им вызов. Требовал, чтобы они прекратили его жизнь. Но, если у них не получается, он безжалостно разорвёт на части их самих. Такова плата в той реальности, в которой он существовал. Каждая неслучившаяся смерть делала его безумнее и злее.
[indent]Его план был прост и страшен. Он клал тварей поперёк прохода, через который ушли из более широкого коридора они с тем ковбоем. Не отличаясь умом и сообразительностью, остальные продолжали переть поверх трупов своих сородичей - и тоже ложились. И так, пока все не превратились в несколько слоёв, от пола до потолка, шевелящейся, постоянно регенерирующей, но мешающей самой себе массы. Им не хватало интеллекта для того, чтобы разобрать эту живую гору, расползтись в разные стороны, догадавшись, как не мешать друг другу. У остальных же, тех, кто остался заблокирован по ту сторону, тоже недоставало мозгов на то, как разгрести кучу снаружи.
[indent]- Ты задержался, - чуть насмешливо проговорил Блэйд, всё так же неадекватно и дико сверкая дикими алыми глазами и не прекращая ухмыляться так, что крови в жилах впору стыть.
[indent]На самом деле нет, прошло не так много времени, просто ему казалось, что он занимался расправой целую вечность.
[indent]- Как твоё имя?
[indent]Подавляющее большинство тех, против кого Блэйд поднял меч, не доживали до подобного вопроса. Но, раз уж они продержались вместе так долго, то, пожалуй, ковбой заслуживал этой части. Его шансы на выживание в глазах Охотника за Стелларонами немного выросли. Совсем незначительно, но это уже был не ноль. А, значит, намного больше, чем у почти всех, кто встречался ему на пути.

Воистину, каждый человек, каждое божество и каждый демон сами были хозяевами своей судьбы — хотя бы в плане того, как поступать в тот или иной момент, бороться или сдаваться, проявлять милосердие, либо же беспричинную жестокость. И пусть возможно отдельные личности с ним скорее всего не согласятся, и как кто-то однажды сказал — правда у каждого своя, и это тоже отчасти было правдой — но если просто брать и не спорить, и соглашаться вообще с каждым, кто будет тебя в чём-то убеждать, как например вот эта тёмная сущность, которая пыталась поработить собой Хуа Чэна — то что тогда останется от тебя самого?

Хаку не сдержал победоносной улыбки, когда вокруг стали один за одним распускаться цветы, наполняя всю сущность мягким, нежным ароматом, полным самой жизни, в противовес той мертвенной пустоте, которая царила вокруг буквально несколько мгновений назад. Ну в самом деле, как Хуа Чэн только мог сомневаться в себе? Хаку было даже не стыдно в тот момент признаться, что он по-настоящему любовался демоном — а как ещё могло быть иначе, когда тот настолько красиво, и даже играючи победил ту тьму, которая его буквально пожирала?

Но в какой-то момент пространство вокруг изменилось, а буквально в следующие мгновения дракон, как и был, с демоном на руках, стоял в воде... но уже очень скоро магия Госпожи мягкой, бережной волной подхватила дракона с его ношей, и бережно вынесла на берег, фактически усадив Хаку спиной к дереву, надежно укрыв героев и от ветра, и от солнца.

Хаку так и не выпустил Хуа Чэна из своей бережной хватки. Сознание возвращалось урывками, дракон только чувствовал ещё слабый отголосок цветов, который так настойчиво маячил перед носом, да как громко и сильно стучало его сердце, постепенно возвращаясь к привычному ритму. Обнимая демона, Хаку глубоко вдохнул, медленно открыл глаза, какое-то время просто привыкая заново к окружающей обстановке, потом посмотрел куда-то вдаль — где тихо шелестело и пенилось море, лениво накатывающее на берег. Стоило встать, поклониться как должно, поблагодарить — но пока что у него не было сил даже встать, и уж тем более ему не хотелось тревожить демона — сколько он вообще сил потратил, воюя с этой силой?

— Благодарю тебя, Госпожа, — еле слышно выдохнул дракон, поглаживая демона. Интересно, ему показалось, или море вздохнуло, всё ещё чувствуя отголосок своей вины за доставленную дракону боль?

— «Не тебе меня благодарить, Великий Дух. Я виновата перед тобой» — дракон только покачал головой, осторожно убрав пару прилипших мокрых прядей со лба Хуа Чэна, всматриваясь в бледное лицо — «твой друг будет в порядке?»

— Он уже в порядке, — улыбнулся Хаку, когда демон открыл глаза. Он даже не заметил, как выдохнул — словно даже не заметил, в какой момент затаил дыхание, — слава духам... Всё закончилось, Господин, — бережно поддерживая демона, дракон вздохнул: — Только давайте без резких движений, хорошо? Я всё понимаю, много дел, много проблем, но... дайте..., — дракон поймал взгляд демона, мягко улыбнулся, — прости. Дай себе немного времени, я тебя прошу. На тебя слишком много всего свалилось.

— «Как будто бы я не знаю, как тебе на самом деле больно, и какую бурю ты переживаешь внутри едва ли не каждую секунду своей жизни» — магия, которая обволакивала тело дракона, окружила их мягким, ласковым коконом — и они оба заслужили эту небольшую передышку — чтобы ни ждало их впереди, даже если снова будет очень больно, очень страшно, и очень плохо — сейчас, по меньшей мере, они оба были живы, и это было благом. Раскрыв одну ладонь, магия дракона создала булочку с красной бобовой пастой, и несколько ягод — пусть они изгнали ту тварь, чем бы она ни являлась, но силы демона стоило поддержать.

— Съешь это. Прости, но я вынужден настаивать. Полегчает, правда, — дракон мягко кивнул, — мы никуда не спешим, а тебе нужно время, чтобы ты пришел в себя. Можешь мне поверить, я знаю, что ты всегда и со всем способен справиться самостоятельно, не прибегая к чьей-либо помощи, но хотя бы раз в своей бесконечной жизни хотя бы допусти до себя мысль, что о тебе тоже хотят заботиться, потому что ты близок и любим, — драконья кровь медленно, но верно согревала каждую клетку, обволакивая Хуа Чэна плотным коконом из тепла и заботы. Хотя наверное, если бы он вдруг стал драконом, тому было бы ещё уютнее.

— «Не спеши, Великий Дух. Дай себе время выдохнуть тоже» — Хаку вздохнул. Чтож, в какой-то степени в логике госпоже моря отказывать было нельзя. А вот беспокойство за демона так никуда и не исчезло.

— Всё в порядке. Честное слово.

[indent]Стелла льстила себя надеждой, что неплохо умеет общаться с детьми. По крайней мере Хук и её банда неплохо приняли их тогда, в Подземье. Она даже искренне повеселилась, играя с ребятами и выполняя их мелкие поручения, как бы команда Экспресса ни спешила спасти этот с одной стороны замерзающий, а с другой  - беспощадно пожираемый Фрагментумом мир. Именно такие моменты и напоминают, ради чего, собственно, стоит бороться, почему они не могут просто пройти мимо, ведь происходящее их не касается. Казалось бы. Но нет. Каждый раз, вовлекаясь, ты становишься «не чужим».
[indent]Чтобы привлечь внимание ребятни, Стелла достала стрелу – монетку с Лофу Сяньчжоу, напоминающую изысканный листок с золотым окаймлением. Обычные кругляши вряд ли привлекли бы их внимание, но добыть такую у них вряд ли получится, ведь даже в Альянсе Сяньчжоу их осталось не так много, большинство предпочитали более удобный оцифрованный вариант стрел, материальные остались как коллекционные предметы. Может быть, ещё некоторые старожилы отказывались переводить свои сбережения, но и только.
[indent]Многие среди известных ей фокусов были расчитаны именно на круглую форму, но она смогла их адаптировать даже под такую. Много упражнений и знаменитое упрямство Первопроходца сыграли свою роль. Стрела заплясала у неё пальцах, то исчезая, то появляясь, словно отрицая законы гравитации. Монетка подлетела высоко в воздух и пропала, и тут же Стелла накрыла одну ладонь другой, а, когда снова подняла, стрела как ни в чём не бывало покоилась там. Она сжала кулак и разжала – монетка опять пропала. Стелла непринуждённо потянулась к одному из ребят и вытащила монетку у него из волос.
[indent]- О, раз я нашла это у тебя, то теперь она тебе и принадлежит, – беззаботно проговорила девушка и перебросила стрелу ему. Он растерянно поймал, явно не ожидая такого. - Это подарок, мне ничего не нужно взамен. Но, если ты поможешь нам здесь сориентироваться, мы будем очень благодарны. Мы в этом мире впервые, без провожатого совсем заплутали, – она обезоруживающе улыбнулась. Примерно так делают торговцы, чтобы расположить к себе неосторожного покупателя и вручить ему товар, который он вовсе не собирался приобретать. - Ты выглядишь очень умным и толковым молодым человеком, поэтому я прошу тебя.
[indent]До молодого человека парнишке было ещё расти и расти, и он не выглядел каким-то особенно выдающимся по сравнению с другими своими ровесниками, крутящимися неподалёку, но немного лести никогда не повредит. Они здесь, кажется, доверчивостью не отличались, так как уличная жизнь от этого быстро отваживает, но Стелла не выглядела той, кто подставит развлечения ради и донесёт за якобы воровство. И не только потому что вокруг полно свидетелей. Она вела себя просто и естественно, как будто между ними нет никакой дистанции, ни по статусу, ни по возрасту. Да и недаром ребята с поезда порой подшучивали, что ей на самом деле лет пять, она только выглядит большой и суровой. Хотя, если учесть, что помнит Стелла лишь последние два года, в этом есть доля правды.
[indent]- Хорошо, но за это я хочу что-нибудь ещё с другой планеты.
[indent]А мальчишка-то ушлым оказался, да и соображает неплохо, сразу понял, что просить у путешественников. Молодец, такой далеко пойдёт, если никто не свернёт ему шею.