Qiuyuan writes:

Тогда – пятнадцать лет назад — Цююань почти не разговаривал с тем мальчиком, ныне ставшим мужчиной. Не видел смысла. Не пытался вскрыть скорлупу этого ореха, ждал – терпеливо и безразлично, пока тот сам придёт в себя. Но отдал ему свою куртку и паёк. Кипятил для него воду в котелке, не желая, чтобы ребёнок маялся животом (и тем самым задерживал их). По ночам укладывал его подле себя, чтобы было теплее – простуда из той же категории, что кишечное расстройство, и им абсолютно ни к чему. У него были с собой лекарства – в индивидуальной аптечке, но не уверенность в том, что сможет правильно рассчитать дозу для ребёнка. Лучше уберечь от возможной болезни, нежели потом лечить последствия. А возиться со сбором трав и приготовлением лечебных снадобий – опять же, некогда. Мальчик тоже почти не разговаривал. Цююань не пытался узнать его имя. Не пытался наладить контакт. Зачем? Есть люди, которые разбираются в проблемах травмированных детей куда лучше его. Но порой этот ребёнок дрожал – не от холода, и даже не от страха – чего-то большего, чего-то, чему Цююань и не пытался давать название. Тогда помогала флейта. Кому-то звук её мог показаться праздной забавой, развлечением. Успокоением для души, но Цююань, со своим чутким слухом слепого, использовал её звуки как акустическую волну. Чтобы «видеть». Не шелестящий бамбук в своём сознании, но нечто куда более тривиальное. Маршрут, обстановку.