[indent]Блэйд сидит на берегу, пустым немигающим взором устремляясь в обманчиво безграничную даль мерцающей водной глади. Он смотрит так внимательно, словно она раскроет ему все тайны мироздания, включая ту, как же ему наконец избевиться от бессмертия. Лишь пустота и отрешённость в глазах выдают, что его разум где-то очень далеко, и пейзаж он не видит вовсе.
[indent]Он наслаждается холодным воздухом и спокойствием моря перед ним, знакомыми местами, свободой. Возможно, в последний раз. Приходя сюда, он отдаётся на волю Цзинь Юаня. Целиком и полностью. Тот мог не догадаться, кто ему пишет, и, заподозрив ловушку одной из многочисленных фракций, желающих либо его крови, либо разрушить весь Лофу, а для этого нужно устранить одного за другим защитников — разделяй и властвуй, — прийти со свитой рыцарей. Мог догадаться, но подумать, что Блэйд замыслил недоброе, или что такому выродку и отщепенцу, преуспевшему только в убийствах, в принципе место за решёткой.
[indent]Но он готов рискнуть, даже если на противоположном конце пути вновь маячил Дом Кандалов.
[indent]Заслышав шаги, он не поднимается, лишь полуоборачивается. Усмехнувшись, он выбирает из песка маленький камешек и бросает, почти не глядя. Отскочив от плеча, тот безвредно падает на землю.
[indent]— Куда ты смотришь, Цзинь Юань? Я здесь, — в его холодном, бесчувственном, почти мёртвом тоне прорезаются нотки иронии. Совсем как когда-то прежде, когда он пытался поддеть молодого тогда ещё лейтенанта — сперва тот его раздражал, затем его уколы стали менее агрессивными и больше дружески-шутливыми. Но, если бы они прекратились вовсе, можно было бы уверенно заявлять, что Инсина подменили. — Иди сюда.
[indent]По суровому лицу невозможно предположить, какое такое важное дело привело Блэйда обратно на Лофу, но он приглашающим жестом поднимает руку с зажатой в ней бутылкой. Ещё три такие же небрежно разбросаны рядом, плотно закупоренные, многообещающе пузатые. Когда-то он нуждался в помощи старших, чтобы раздобыть это вино, и приходилось идти на ухищрения, чтобы убедить их помочь. Теперь они повзрослели... нет, постарели. Осталась ли в них хоть какая-то жизнь? Он — Блэйд, пустая оболочка, предназначенная лишь для того, чтобы направлять смертоносный клинок в те цели, которые ему укажут. А Цзинь Юань славится ленью, и кое-кто на Лофу говорит, что ему и вовсе пора бы уже на покой. Генерал, положение которого даёт ему все возможные привилегии — даже отпустить восвояси разыскиваемых преступников и потребовать у свидетелей обо всём забыть.
[indent]Почему в твоём взгляде столько печали, Цзин Юань? Можно подумать, ты сожалеешь... о нас. Но кем мы были для тебя? Ты забыл, ты предал нас? Почему же иначе ты сумел остаться единственным, кто не только не утратил имя и славу, как все остальные, кто был связан с нами, но и возвысился? Ты отрёкся от товарищей ради власти?
[indent]Такие мысли не раз приходили Блэйду в голову — меняя форму, становясь всё более и более ядовитыми, сочились гневом и обидой, непониманием, даже почти что презрением. Он гадал, струсил ли Цзинь Юань тогда их остановить, а потом и защитить. Гадал, не этот ли человек первым донёс об их преступлении, что его и Дань Фэна так быстро схватили. Чем не повод выслужиться? И прослыть настолько принципиальным, что не щадит даже товарищей, если они совершили грех.
[indent]Может, и не предал, просто струсил. Побоялся выступить за них и разделить с ними проклятие. Блэйд не знает, не берётся сказать, что хуже. Но ему не о чем толковать ни с трусом, ни с предателем, ни со лжецом. И, видя, воспринимая Цзинь Юаня так, он окатывал бывшего приятеля едким сарказмом и одаривал жестокими ухмылками, так не похожими на того мальчика, а затем и мужчину, с которым когда-то Цзинь Юань разделял застольные речи, прогулки, победы и поражения.
[indent]Но сегодня он здесь не для того, чтобы бросаться обвинениями. Он слишком устал. Даже если всё действительно так — пусть. Возможно, Блэйд при всех его изменениях так и остался тем же наивным дураком, каким был Инсин, но он соскучился.
[indent]— Спасибо, что пришёл.
[indent]Блэйд бросает это лаконично и сухо. Как если бы они пришли на деловую встречу, обсуждать какой-то новый договор между Лофу и Охотниками за Стелларонами. Отсутствие прежней улыбки не красит его лицо, и недостаток прежних брызжущих через край эмоций и правда создаёт впечатление ходячего трупа, который просто забыли упокоить. Забыли — или, как в его случае действительно произошло с Комиссией Десяти Владык, не смогли.

[indent]- Если бы я пришёл в своём настоящем виде, это было бы… несправедливо, - улыбнулся Хуа Чэн.
[indent]Слишком большим выглядел бы контраст между их положением. А он не хотел ставить себя выше Цинсюаня. И, выбирая среди множества нищих обличий, решил остановиться на том, которое соответствовало его настоящему.
[indent]- Кроме того… у меня не так часто есть возможность почувствовать себя человеком. Знаешь, я иногда так делаю. Так и появился… Сань Лан. И ещё многие образы, которые я принимал. Но этот… это больше, чем образ. Когда-то я был именно таким ребёнком. И про родителей… я сказал правду. Я остался один и жил в святилищах Его Высочества, - уточнять, что его выгоняли из дома, или же он убегал сам, опасаясь, что покалечат (умереть его не так пугало, как остаться калекой и ещё худшей обузой и уродом), Хуа Чэн не стал. - Он разрешил мне брать дары, принесённые верующими, только благодаря этому я не умер с голоду. Хотя я всё равно погиб раньше, чем мне исполнилось восемнадцать.
[indent]Беспечный тон совсем не соответствовал серьёзности поднятой темы. И, хотя он продолжал вести себя беззаботно, его детское личико не омрачилось тенью прошлых страданий, было заметно, что эта тема очень важна для него и глубоко затрагивает. До сих пор, даже спустя восемьсот лет. Казалось, будто сейчас Хуа Чэн добирает то детство, которого у него так и не было. Даже если игрушки – всего лишь то, что подобрали под ногами, а развлеченья – это неуклюжая и шумная возня в грязи, в своё время он не получил даже такого. Хотя по грязи его таскали немало, но это было совсем не веселье в кругу сверстников, а жестокие побои и унижения.
[indent]- Не беспокойся, я не буду мешать тебе. Но без тебя стало совсем скучно, на Небесах не осталось никого, кто умел бы веселиться. Даже Его Высочество теперь занят как верховный бог. И, если тебе нужна помощь, обычная помощь, я хочу, чтобы ты знал, что можешь обратиться ко мне.
[indent]Он выглядел очень понимающим, по-настоящему понимающим. Тем, кто сам прошёл через то же самое – кто был человеком, уверенным, что обязан всего добиться сам. Сам найти путь стать сильнее, сам принести все необходимые жертвы, сам сломать свои слабости и недостатки. Среди множества фальшивых ценностей, обманчиво лёгких дорог, способных погубить душу навсегда, и ложных ориентиров, подобных бледным блуждающим огонькам, заводящим в болото, не потерять единственную верную путеводную звезду. Он должен был обрести могущество, способное помочь ему защитить любимого, и при этом не потерять человеческое достоинство, ведь иначе, даже оказавшись рядом с принцем, Хуа Чэн бы не заслуживал даже разговаривать с ним.
[indent]- Я знаю, что значит быть по-настоящему одному. И на самом дне, и на вершине. Когда ты последний изгой и ничтожество, или когда ты можешь всё, но никто не любит тебя по-настоящему, все или ищут выгоды, или боятся и заискивают. Ты очень отличаешься от меня, я всегда восхищался тобой.
[indent]Если бы он был таким как Цинсюань, то, даже рождённым с проклятьем, даже с тем страшным глазом, который требовалось прятать под повязками, с постоянными побоями от всех, кому не лень… он бы не решил покончить с собой. Хуа Чэн действительно считал, что Цинсюань сильнее духом, чем он. Ему нужна была опора, он так уцепился за идею существовать ради кого-то другого, потому что совсем не дорожил собой. Из-за его неуверенности в себе, переходящей в ненависть и отвращение, другие тоже ни во что его не ставили.
[indent]Он никогда не считал Повелителя Ветров поверхностным, безответственным или глупым. Поведение баловня судьбы, болтливого и постоянно порхающего туда-сюда, производило неверное впечатление, но, как и в случае с генералом Пэем, Хуа Чэн прекрасно видел сквозь внешнюю шелуху. Он видел перед собой того, для кого его улыбка переставала быть притворной.
[indent]- Я здесь, чтобы убедиться, что ты никогда не пройдёшь через то, через что прошёл я. И, поскольку ты больше не можешь поговорить со мной по духовной связи, я намерен время от времени тебя навещать.
[indent]Сейчас перед Цинсюанем находился вовсе не непревзойдённый Князь Демонов, а человек. И выбор такой формы, а не его взрослой ипостаси, как бы намекал, что здесь не Собиратель цветов, а такой же, как сам Цинсюань, что он пришёл просто быть рядом, показать, что на него можно положиться, и он не вмешается в поиск Цинсюанем своей лестницы к божественности, но поддержит.

— Кстати, почему он не тронул Её Превосходительство?

— Гэгэ, тебе кое-что неизвестно. Повелитель Дождя – это небесный чиновник, заправляющий земледелием. С виду работа грязная и невыгодная, поэтому мало кто хочет ею заниматься, и всё же это особая должность. На данный момент только Юйши Хуан является небесным чиновником, отвечающим за благо земледельцев.

Се Лянь будто бы о чём-то догадался и быстро связал одно с другим. Хуа Чэн продолжал:

— Если убить Повелителя Дождя, но при этом не суметь найти лучшего кандидата на это место, дела земледельцев не заладятся, а ведь для людей пища – главное божество, и в Поднебесной непременно воцарится хаос. Не дашь людям еды, и они перестанут тебя кормить. К тому же, недовольные Повелителем Дождя, люди, вполне вероятно, заодно будут недовольны и тем, кто стоит над Повелителем Дождя. Другими словами, огонь их недовольства может перекинуться и на самого Цзюнь У. Ненадлежащее отношение приведёт к мятежу и свержению богов.

То есть, люди разрушат его храмы и повалят статуи, как когда-то поступил с Се Лянем народ Сяньлэ.

Хуа Чэн добавил:

— К тому же, Повелительница Дождя не строит себе храмов, редко бывает в столице бессмертных, не стремится подниматься выше, и никаких слабых мест, за которые можно ухватиться, у неё нет. С одной стороны, будет трудно отыскать подходящий предлог для низвержения Повелителя Дождя, у Цзюнь У связаны руки. С другой стороны, если Юйши Хуан останется на своём месте, его положение также не пошатнётся. Поэтому, если можно не ссориться с ней, он не станет этого делать. Будет обманывать до последнего, а коли не выйдет, там решит, как поступить дальше.

[indent]Путник в простой красной рубахе и тёмных холщовых штанах, придерживая кончиками пальцев доули на голове, остановился на вершине горы, глядя оттуда вниз, на живописный вид открывающейся мирной долины. Ему осталось не так много преодолеть пути, но он колебался. Зная нрав демонов - не был уверен, что кто-нибудь ушлый не воспользовался его отсутствием, чтобы провозгласить свою власть. Из четырёх Великих Бедствий, даже считая то зелёное недоразумение, трое развеялись, а четвёртый бесследно исчез, то ли где-то обустраивает новое логово, то ли в спячку впал - немудрено, если бы на опустевшее место немедленно нашлись бы желающие. Им даже не обязательно самим становиться непревзойдёнными - достаточно иметь столько силы, чтобы обломать зубы тем, кто огрызается, и наглости, чтобы вообще посметь, ведь даже мёртвый лев остаётся львом, и кто знает, действительно ли Собиратель Цветов под кровавым дождём исчез навсегда.
[indent]Юноша выглядел совсем как обычный сельский житель, который забрёл сюда случайно. Хуа Чэн скрыл свою ауру и изменил внешность, чтобы разведать обстановку. Если на его место пришёл тиран и деспот, режущий и мучающий почём зря жителей города, он вмешается, но, если правитель ему на смену пришёл достойный - он отступит. Нужно знать, когда следует остановиться.
[indent]Он притворялся низкосортным колдуном - из тех наполовину кое-как в чём-то разобравшихся без наставников, как придётся, наполовину шарлатанов, кто промышляет сомнительными талисманами и зельями да торгует всякой всячиной, от вещей упокоившихся демонов, если они тянут на хотя бы самые слабые артефакты, до пойманными где придётся, то на поле боя, то на кладбище, огоньков неупокоенных душ. Когда-то Хуа Чэн сам попал такому в руки. Вот только в его клетках огоньки не были настоящими душами, конечно же, пленить даже ради маскировки кого-то он бы не позволил себе. Хуа Чэн сам их зажёг, точно так же, как когда притворялся одним из слуг Ци Жуна, пробираясь к нему в логово вместе с Его Высочеством - такой вот призрачный фонарик для них являлся обязательным атрибутом. Вещи у него в повозке тоже лежали самые обыкновенные, для демона его уровня не составило никакого труда нанести на них флер негативной энергии ровно в том количестве, чтобы выглядело правдоподобно.
[indent]С глаз долой - из сердца вон. Хуа Чэн, помимо прочего, хотел проверить, хранят ли его вообще в памяти демоны, присягавшие ему на верность. Люди-то, даже самые верующие, этим не отличаются, с чего бы после смерти им стать лучше? И, если даже они не нашли нового градоначальника, но вполне могут обходиться без него и наладили быт, он не станет вмешиваться. Он ведь всегда хотел, чтобы каждый из них сам выбирал за себя - что для них лучше, где они желают находиться, чем заниматься.
[indent]Хуа Чэн шёл по направлению к воротам Призрачного города - тем самым, которые не найти, если не знать, где они находятся, хотя некоторые смертные по невезению и попадали на другую сторону. Долина сменилась заброшенным, воистину мистическим лесом, таким невежды обычно приписывают самые разные свойства и населяют мириадами самых разнообразных монстров, половины которых даже в природе существовать не может. Мёртвые деревья тянули к нему ветви, будто пытаясь преградить путь. По бокам от тропы хлюпала и едва слышно чавкала грязь - в её недрах копошилась какая-то своя собственная жизнь.
[indent]Человек, которого он изображал, стоял между потусторонним и обыденным в достаточной степени, чтобы не бледнеть и терять сознание при виде опасных неупокоенных духов и причудливых созданий, но не настолько, чтобы чувствовать себя среди них комфортно и безопасно. "Торговец" коснулся этого иного мира, но ещё не стал полностью и безраздельно его частью.
[indent]Вокруг кипела обычная для Призрачного города суета. Кто-то зазывал к себе в бани, зычно вопя на всю улицу, вокруг собралась стайка демонов поменьше, высмеивая хозяина, мол, и обслуживание у него ниже, чем в самом дешёвом портовом трактире самого нищего городка мира людей, и само заведение тесновато, и вообще он страшный и лучше бы катился с глаз долой, не позорился, есть много других, получше - Хуа Чэн мысленно отметил, что при нём этих бань не было. Стайка пёстро размалёванных девиц из публичного дома щебетала и порхала от одного прохожего к другому. Какой-то великан жонглировал глазными яблоками - огромными, явно не человеческими, да и животное таких размеров Хуа Чэн не припоминал, - они мелькали так быстро, что человеческий глаз не уследил бы, а собравшаяся вокруг пусть не очень большая, но всё же какая-никакая толпа ему рукоплескала.
[indent]Хуа Чэн украдкой улыбнулся - ему нравилось, что дело его процветает даже без него. От сердца отлегло - целая груда камней тяготила его на всём пути сюда.
[indent]- Многое изменилось с тех пор, как я последний раз приходил сюда, - звучало даже как-то по-старчески, хотя и мужчина, облик которого он принял, цветущей молодостью уже не отличался.
[indent]- Наш господин Хаку очень старается, - раздался очень гордый, так, словно он и был названным "господином Хаку", проговорил кто-то у него за правым плечом. Даже не оборачиваясь, Хуа Чэн понял, что демон выше - голос звучал изрядно над головой.
[indent]- Значит, этот господин теперь стал градоначальником? А как давно? - спросил, стараясь держаться непринуждённо, а любопытство и вовсе имитировать не пришлось, Хуа Чэн и правда его испытывал.
[indent]- У нас только один градоначальник, наш господин Хуа! - возмущённо парировал демон. - И я бы тебя съел за такие слова, да, видно, ты и правда долго тут не был и всё пропустил. Градоначальник... исчез, и, пока мы его ждём, господин Хаку временно принял на себя его обязанности.
[indent]- О, вот оно как! А скажите, могу я с ним увидеться?
[indent]- Зачем тебе? Такие товары... - демон с лёгким презрением оглядел содержимое тележки. - Он подобным не интересуется.
[indent]- Мне просто любопытно на него взглянуть. Можно же?
[indent]***
[indent]Храм сиял мягким светом, таким непохожим на все остальные огни Призрачного города. Даже издалека Хуа Чэн учуял аромат благовоний. Неужели и он выглядел так, когда год за годом упрямо ожидал Его Высочество Сяньлэ? Он вздохнул, чуть покачал головой и подошёл ближе, оставив тележку на подступах к храму, но на почтительном расстоянии. Ещё не хватало вывести Хаку из себя непочтительным отношением к его чувствам.
[indent]Хуа Чэн пока что не собирался вмешиваться, для начала - лишь понаблюдать. Его удерживало многое, включая пожирающее чувство стыда - это же он не уберёг Инь Юя. Позволял тому рисковать жизнью, пока не произошло непоправимое. Хотя, может быть, если молодой дракон накричит на него и даже изобьёт - тому полегчает. Пусть Хаку выплеснет эмоции, отыскав виноватого.

[indent]Было уже далеко за полночь, когда профессор Анаксагор, гроза всех ленивых недоучек и любителей повторять за преподавателями прописные истины, отложил наконец свои записи, в которых, увы, приблизился к истине не более, чем вчера или неделю назад. Впрочем, отрицательный результат - тоже результат, но хотелось уже продвинуться хоть куда-нибудь. Не то, чтобы ему недоставало терпения, хотя Анаксагор был из тех, у кого внутри полыхает неугасимое пламя - у кого-то это любовь, у других зов справедливости, а у него стремление к истине. И это пламя пожирало его изнутри, требуя, чтобы он постоянно подпитывал его - и ответы нужны сегодня, а лучше вчера. Но... он не был дураком, что бы про него ни говорили остальные, и прекрасно понимал - нельзя получить всё и сразу, и лишь долгие годы кропотливого и порой неблагодарного труда могут окупиться.
[indent]Правда, неизвестно, есть ли у него ещё эти годы. А, рассуждая шире - есть ли они у всего Амфореуса. Чем больше он исследовал - тем глубже складка пролегала у него на лбу, а в уголках глаз - морщинки. Многие знания - многие печали, а печали весьма старят.
[indent]Он утомлённо потёр переносицу и в очередной раз сказал себе, что мебель хорошо бы поменять. А то такими темпами его спина не выдержит, и он погибнет не от чего-нибудь, не от превратностей судьбы или чёрного течения, а очень глупо и нелепо.
[indent]Анаксагор уже вышел и даже начал наслаждаться видом ночной Рощи, избавленной от постоянного шума, производимого теми бездарностями, что называли себя учёными и учениками, тихой и поэтически прекрасной - сама великолепная Мнестия бы оценила. И отошёл уже достаточно далеко, чтобы мастерская пропала из виду. Можно было, пожалуй, отправляться спать, но перед этим он решил ещё раз перечитать записи, приготовленные для завтрашних дебатов. Конечно, он во многом любил импровизировать, так как идеи приходят в процессе обсуждения, и, кроме того, не зря говорится, что "мысль изречённая есть ложь", а бумага лишает силы живое слово ещё вернее. Да и в памяти привык удерживать большие объёмы информации. Но против него будет несколько оппонентов, двоих из которых Анаксагор считал достаточно образованными, чтобы заслуживать внимания. Поэтому он составил план и исписал несколько свитков наметками.
[indent]Забрать их, однако, не получилось. Внутри кто-то уже был. Кто-то, кого не приглашали.
[indent]Тонкие, но на удивление сильные пальцы профессора сомкнулись на девичьем запястье, бережно, однако, не давая возможности легко вырваться. Он не хотел её пугать и не собирался причинять вред. От него не исходило никакой угрозы - по крайней мере пока что.
[indent]- Какая замечательная сегодня ночь, не правда ли? - улыбнулся Анаксагор, как самой дорогой гостье. - Но для чего же приходить ко мне в столь поздний час и красться, будто вор? - безмятежно продолжал он. - Если вы скажете, что же именно ищете у меня, может быть, я смогу вам помочь.
[indent]Ему хотелось послушать, как именно она будет выкручиваться из сложившейся ситуации. Кроме того, многие предметы, за обладание которыми иные мудрецы отдали бы руку, ничего не стоили для него после того, как он изучил их или извлёк всю пользу, возможную лично для него. Он запросто мог бы подарить любую из подобных вещиц. Если, конечно, она не слишком опасна для того, к кому попадёт.

[indent]Не доставлять проблем. За весь срок своей новой жизни этому Блэйд научился лучше всего. Его союзники и без того прошли через многое - слишком многое, даже по его меркам. У него по крайней мере было прошлое, нравится ему оно или нет. Он не был создан искусственным солдатом лишь для того, чтобы за короткий, мимолётный срок существования успеть уничтожить как можно больше врагов прежде, чем сгореть. А затем потерять родину, всех, кто тебя помнил и знал - Лофу всё ещё существовал, как и остатки Заоблачного Квинтета, пусть изгнанник и не хотел больше видеть и знать ничего об Альянсе, - и остаться дрейфовать без цели и смысла в открытом космосе, пока абсолютно случайно не подберут и не отдадут новые приказы.
[indent]У него были эмоции, пусть теперь от них и осталась лишь бледная тень. Когда-то он познал любовь и радость, горе и страх, взлёты и падения души. Если есть страх - есть и сомнения, колебания, работа над собой и преодоление препятствий. Блэйду по крайней мере не нужна помощь в том, чтобы познать человеческие эмоции, пусть он и отказывался вполне осознанно от большинства своих - чем меньше переживаний, особенно злости, раздражения, ненависти, тем меньше риск, что Мара поглотит его. Но, в его случае, он отказался от того, что имел. В её случае - она искала то, чем никогда не обладала.
[indent]Он тоже был непонятым гением, так и не признанным на родине. Он знал, каково это - выделяться из системы, стоять над всеми и дойти до того, что любой брошенный вызов кажется скучным. Но у него был Квинтет, были ученики, и даже в Комиссии не все смотрели свысока - он обрёл товарищей, заражённых огнём в его глазах и жаром в сердце. Она уверена, что друзья ей не нужны, пока есть возможность играть с мирозданием как с программированием игры, причём несложной. Даже на Панклорде она придумывала себе сопартийцев. Она всегда улыбается и кажется беспечной. Она совершенно одна, и, возможно, кроме их базы и их маленькой группы, ей совсем некуда пойти.
[indent]Такие разные люди, объединённые одной целью и стремящиеся к Завершению всего. У любого сценария, у любого спектакля есть запланированный конец. Элио знает, когда и как. Блэйд никогда не спрашивает подробностей - чтобы служить безотказным клинком, ему они не нужны. Кроме того, следующий приступ может выгрызть ещё кусок его личности и памяти, и тогда Кафке придётся буквально сшивать своими пульсирующими фиолетовыми нитями остатки, чтобы он помнил и осознавал хоть что-то. Он не усложняет. Он идёт, куда велено, и никого не оставляет в живых. А потом - ждёт следующего приказа, как ауруматон в режиме экономии энергии. Что бы ни сказал Элио и куда бы ни отправил их - ему без разницы.
[indent]Люди, объединённые одной целью и не имеющие ничего общего. Им даже незачем становиться друзьями, достаточно лишь хорошо выполнять свою работу. Верно?
[indent]Но почему же он, возвращаясь, чувствует себя так, будто пришёл домой? В самый настоящий дом. Дом, где ждут именно его.
[indent]Разве ему удастся и дальше притворяться, будто они ничего для него не значат? Его улыбки, нечастые и похожие на едва пробивающийся ненастным осенним утром солнечный луч, всегда настоящие. И, когда он говорит, что беспокоится, это тоже настоящее.

[indent]Он держал над ней этот дурацкий зонт, когда они стояли посреди улицы и ждали девочек, и его на самом деле беспокоило, не простудится ли она. И почему снова оделась не по погоде? Да, это пальто новое, и уже через пару дней она потеряет к нему интерес, увидев следующее, однако... что же, видимо, ему стоит задуматься о лекарствах от насморка на обратном пути.

[indent]- Вернииии мнеее мою приставкуууу! - эта девочка умела канючить как маленькая и производить шума как целая орава подростков-сорванцов.
[indent]Пользуясь своим преимуществом высокого роста, он держал приставку высоко над головой, так, чтобы она и допрыгнуть не могла.
[indent]- Нет. Поешь - верну, - безапелляционно отрезал он.

[indent]Не доставлять проблем. Стараться принести пользу. Заложено в нём глубоко, установка твёрже стали и надёжнее его клинка.
[indent]Не ему спрашивать, сколько успел вспомнить Дань Хэн.
[indent]Не ему напоминать о том, что их когда-то связывало со Стеллой, и что на Лофу была не первая их встреча.
[indent]Не ему принимать на этом поезде хоть какие-то решения или даже давать советы.
[indent]Он здесь, потому что Элио сказал, что кто-то должен "присмотреть". Пожиратель Луны должен жить. Стелла, конечно же, тоже. Элио не увидел их будущее на Амфореусе. А, раз Блэйд после недавнего инцидента уже там - пусть он и выполняет. Сомнительно, на его вкус стоило бы прислать кого-то из девочек, к ним здесь были настроены менее антагонистично.
[indent]Но Блэйд никогда не спорит с Элио.
[indent]Стелла никогда не смотрела на него так - в той, прежней жизни. Она даже привыкла к ощущению пусть немного холодной, но всё же безопасности рядом с ним, хотя не так уж часто они выполняли миссии вдвоём. Боится. Он для неё чужой. А ведь они даже не попрощались тогда нормально... так вышло. Блэйд подавляет вздох и спокойно смотрит ей в глаза:
[indent]- Если бы я был таким, как ты себе представляешь, девочка, вся команда Охотников за Стелларонами давно развалилась бы.
[indent]Если бы он постоянно терял над собой контроль и совсем не умел бы владеть собой, то либо умертвил бы остальных, либо Кафка уничтожила бы его рассудок, полностью превратив в марионетку без воли и самостоятельности. Это означало бы, что он бы даже пальцем двинуть не сумел бы без её приказа. Его тело бессмертно, но не мозг. Она очищала его мысли временно, и он постепенно восстанавливался, но могла бы и уничтожить.
[indent]Сделать так, что он больше не вернётся.
[indent]- Если тебя это успокоит - я много раз проигрывал Дань Хэну. Теперь, когда он пробудил истинную силу, и среди всего остального экипажа Звёздного Экспресса, я не представляю угрозы.
[indent]Блэйд не просил и не убеждал ему поверить. Он просто констатировал факт.