Эй, Криг, ты там держись, хорошо?

Майя не может сказать это вслух (даже если бы Криг пользовался эхо-связью) — у них сейчас радиомолчание: ребятам в лагере на дне расщелины лучше не ловить случайные переговоры и не знать, что кто-то к ним подбирается. У них сейчас тихая, секретная операция, можно только прикладывать палец к губам и говорить шепотом.
Своими мыслями к Кригу в голову она тоже не лезет. Она думает, это как грязными пальцами ковыряться в свежей кровоточащей ране: можно, только если жизненно необходимо. Ее мысли у него в голове будут чужими и острыми — будет больно. Она знает, что он боли не боится, но больно-то будет ей.

Так что не лезь и молчи, Майя.

На краю котловины, где она засела под прикрытием тени, ее окружают увесистые валуны; под ногами у нее песчаное крошево, тут и там покрытое пучками жухлой травы; над головой в вышине — пара ракков. Майя слышит их визги и как они хлопают крыльями (у них, может, начался брачный сезон и оны вытанцовывают и напевают в полете, привлекая партнера, или заприметили что-то съедобное — не ее ли?). Слышит, но не видит — взгляд прикован к другому.

Будь в порядке. Будь в порядке, пожалуйста.

Неотрывно следит за силуэтом далеко внизу, одним среди многих. Пальцы крепко сжимают шершавый корпус бинокля (достать его на Пандоре не так-то просто: Маркус предлагает купить две снайперские винтовки с хорошими прицелами и смастерить из них необходимое, обещает скидку пятьдесят процентов на третью, если возьмет оптом; Хаммерлок разводит руками — с его глазным имплантом никакие бинокли не нужны; и только Таннис достает из стиральной машинки старый потертый военный бинокль, берет с Майи обещание вернуть обратно и срезает синюю прядь волос в качестве залога).
Силуэт внизу движется неравномерно, рывками, как заплутавший в болотах путник: таких хлюпающая трясина цепко хватает за ноги, а туман им застилает глаза. Майя хочет быть для него компасом, зажечься путеводной звездой, но снизу ее не видно — хорошо спряталась в тени среди скал, яркие волосы скрыты косынкой. Даже бинокль (откуда он, кстати, у Таннис?) никому не подмигивает бликами.

«Ш-ш-ш… помогите… ш-ш-ш… помогите нам…»

Память заезженной пластинкой прокручивает недавно полученное сообщение. В нем просят о помощи, сбивчиво и захлебываясь шипением плохо настроенного канала связи. У Майи в ушах уже трещит от неоднократно прослушанного. Она жмурится, смещая бинокль на пару градусов к центру лагеря. Где-то в его глубинах скрыты пленники — напуганные, измученные, приговоренные к смерти. Со своей позиции Майя их не видит, но знает: они там. Она чувствует их просьбы шипением в ушах, покалыванием в затылке, горьким привкусе на языке.
У искателей многие просят помощи. Искателей многие ненавидят. Говорят, искателям все равно, чем заниматься, — они любят деньги (сокровища) и приключения (убийства). Если есть обещание чего-то одного, бросятся сломя голову в любую заваруху, в любое безумное путешествие.
Майю тошнит от чужих представлений о них (о ней).
Глоток воды из фляги не помогает смыть горечь.
И она теряет визуальный контакт.

«Спасите нас».
«Спасите наши души».
«Спасите наши тела».

Жалость (тошнота?) судорогой сводит горло: Майя не признает, что выбор на самом деле тут только один. Она выросла при монастыре, но отпускать грехи не умеет. Может просто отпустить, или просто спасти (или убить).
Криг тоже, ей кажется, к спасению душ отношения не имеет, но если у них все получится, спасет их, как сможет. Таков их план: он заходит, старается слиться с толпой безумцев и ублюдков в лагере (может быть сложно — он выше их всех во многих смыслах, но Майя знает, что он постарается); она наблюдает с высоты (не потому, что там безопасно — опасность ее не пугает, но для того, чтобы оставаться неприметной и не растормошить всех раньше времени); он узнаёт, в чем дело и что можно сделать, а она прикрывает, если что (она ежедневно тренируется дотягиваться своим фазлоком все дальше и дальше, а для всего остального есть снайперская винтовка и пистолет-пулемет).
У нее тут всё под контролем, но она теряет визуальный контакт.

Где ты? Где?

Взгляд, скованный ограниченностью окуляров бинокля, лихорадочно рыскает по дну котловины. Пристально всматривается в человеческие фигурки, копошащиеся в пределах лагеря: большие, маленькие, быстрые, медленные — ищет знакомый силуэт, запомнившиеся за сотнями наблюдений движения, воображает знакомый голос. Он где-то там, она знает, но не видит. Точно как с пленниками: один день — две потери.
Прикрывает глаза.
За закрытыми веками ожидание кажется пыткой. Майю с детства приучали к медитации: спокойствие, сдержанность, созерцание. Польза в ней есть, она ее признает, но не в ситуациях, когда и тело, и разум рвутся в бой. Сидеть и ждать, ждать и сидеть — настоящая мука; вместо этого хочется бежать навстречу опасности, окунуться в ворох событий.
Моргает медленно, отложив бинокль, дышит ровно: созерцание, спокойствие, сдержанность. Снова смотрит сквозь преломляющие свет линзы, в резком, рваном движении узнает знакомые жесты: они источают ожесточение. Что-то там внизу происходит, но ее вмешательства пока что не требует.

Все в порядке, Криг, я слежу за тобой.

Такодана, раннее утро.

— Раэль… Раэ-э-эль. Раэль! — вкрадчивый голос в его ушах неожиданно резко меняется на агрессивный визг, а после ему прилетает пощечина.
Аверросс с трудом открывает глаза и тут же ловит взглядом чужое осуждение. Не только, впрочем, им. Оно бьет ему по голове, осязаемое в Силе гораздо хлеще, чем кислород вокруг.
Если Маз Каната хочет наказать особо разгулявшегося постояльца за бурный вечер в ее дворце, она делает это по всей форме, никого не щадит. Даже своих любимчиков, а Раэлю хотелось бы верить, что в их число он все-таки входит, несмотря на свою привычку перебарщивать с палочками смерти.
С другой стороны, не так уж часто он здесь и бывает. Так, раз в месяца четыре… Или в три? Хорошо, порой и в два! Какая разница?

— И что я вчера натворил?.. — тихо стонет джедай, опираясь ладонью в матрас, и с трудом поднимается с кровати снимаемой им за тридцать кредитов комнате сроком на несколько дней. — Разгромил обеденный зал? С кем-то подрался? Разбил голопроектор? Маз, не томи…
Как он оказался в этой комнате после своего загула, Раэль тоже не помнит. Пару партий в сабакк — помнит, но не помнит, с кем и кто выиграл. Помнит эти палочки, а после них — вирренское выдержанное в количестве одной бутылки.
Помнит какую-то красотку-тви’лечку, которой он обещал показать звезды в ночном небе Корусанта прямо с крыши здания Сената, а она хихикала и уже была почти на все согласна.
Очевидно, что нет, раз в этой кровати он проснулся один. Точнее, разбудила Маз.

— Почти что ничего. Тебе сообщение, открой, — Маз сует ему в руки коммуникатор, который мигает красным огоньком. Несмотря ни на что, Раэль достаточно предусмотрителен, чтобы отдать хозяйке дворца каждый раз свои ценные вещи, включая световой меч. — Зайди в освежитель. От тебя смердит, как из пасти сарлакка.
Оставив ему последнее напутствие, Маз бросает на кровать сумку с его вещами, оставляет на столике бутылку с антипохмельным отваром собственного производства и удаляется из комнаты.
Раэль усмехается. Ничего, они давно уже друг к другу привыкли.

Прежде чем открыть сообщение, Аверросс все же решает воспользоваться ее «советом» и сходить в душ. Особо противного запаха он не чувствует — если от него чем-то и смердит, то лишь вопиющим нарушением Кодекса джедаев. Впрочем, в подобном вопросе Раэль достаточно аккуратен.
Пока его в подобном состоянии, а то и хуже, не застали члены Совета, в этом нет ничего страшного. Мастер Йода и мастер Винду по таким местам, к счастью, не ходят. Как и Дуку, но тот закрывал глаза на выходки Раэля, пока тот еще был его падаваном.

После душа он надевает чистую рубашку и такие же брюки. Критично осматривает длинную, до середины бедра, кожаную куртку, в которой прибыл — вроде бы не пахнет. Смотрит на себя в зеркало, проводит ладонью по лицу и ощущает легкое покалывание. Достаточно, чтобы не браться за бритву, потому что делать это ему сейчас откровенно лень.
После употребленного вчера, да еще и выпитого до кучи, ему все еще паршиво.

Раэль все еще оттягивает прослушивание сообщения, потому что минуты три со страдальческим видом смотрит на бутылку. Тяжело вздыхает и все же выпивает все залпом. Чертыхается, кашляет — ну и гадость! Каждый раз, когда Маз оставляет ему эту дрянь, Раэль обещает себе — не больше одной палочки смерти за вечер и почти не пить. Каждый раз эта миссия проваливается. Наверное, не будь он джедаем, такие дозы могли бы его убить.
Но Раэль пользуется всеми преимуществами, которые дает ему Сила. Живет один раз и пока еще не старый.

От кого, интересно, сообщение в такую рань? Ним? Он оставил свою ученицу в Храме, дал ей множество заданий на чтение и тренировки, чтобы хватило на пару-тройку дней, а сам полетел сюда — перевести дух после нудной и тяжелой миссии, которую они с Ним успешно завершили. Ей тоже не помешает, оставалось надеяться, что она не пренебрегла его советами по количеству часов медитаций в день.
Раэль дал ей четкие указания — связываться с ним, если случится что-то из ряда вон. Странно, никаких дурных предчувствий его не терзает. Даже через расстояние в пару сотен парсеков он уверен — его падаван в порядке.

Он нажимает кнопку, и перед ним появляется голограмма смутно знакомой юной девушки. Раэль вспоминает, кто она, когда Цере заговаривает.
Несмотря на свой характер, образ жизни и нарушения Кодекса, честь, ответственность и готовность помочь всегда при нем.
Значит, надо торопиться.

Собрав вещи и спустившись вниз, он прощается с Маз, а потом направляется к посадочной площадке возле дворца, надеясь, что он все-таки не пропил свой шаттл минувшей веселой ночью.
К счастью, тот на месте и уже через десять минут поднимается в небо, оставляя позади себя кроны деревьев, верхушку дворца, а потом и вовсе ныряет в гиперпространство.
До Батуу лететь половину галактики поперек.

Батуу, несколько часов спустя.

К моменту, когда он приземляется в месте назначения, большинство похмельных синдромов сходят на нет. Кружка тонизирующего чая, что Раэль держит на борту, тоже делает свое дело. Привкус отвара от Маз все еще ощущается на языке омерзительной горечью. В этот раз старушка перестаралась.

— Здравствуй, Цере, — он широко улыбается, когда переступает порог домика. Местные подсказали ему, где остановились мастер Кордова и его падаван. — Надеюсь, я не слишком задержался?
Судя по ее выражению лица, к панике она еще не близка. Хотя, их всегда учат контролировать свои эмоции.
— Дай-ка я угадаю. Совету об этом знать не нужно, верно? — улыбка Раэля становится еще шире, но во взгляде сквозит понимание. Она определенно обратилась по адресу. — Рассказывай подробнее.

[nick]Rael Averross[/nick][status]Палевный акцент[/status][icon]https://s3.gifyu.com/images/bbpWU.png[/icon][sign]

[/sign][heroinfo]РАЭЛЬ АВЕРРОСС[/heroinfo][cast]Star Wars[/cast][herolz]We don't choose the light because we want to win. We choose it because it is the light.[/herolz]

Кэл не любит тоннели. Есть в них что-то тревожное. Даже если в Силе вокруг все спокойно, ему все равно некомфортно заходить в такое темное пространство с давящими по бокам стенами. В детстве ему казалось, будто бы в них прячутся тени, готовые его схватить, едва он зазевается и ослабит бдительность. Разумеется, детские страхи быстро уходят, стоит начать обучение в Храме. Под присмотром мастера Йоды юнлинги тренируются контролировать свои эмоции, умеют их обуздать, а самые простые — развеять. Они учатся чувствовать Силу, каждую ее крохотную точку, каждый всплеск и ее течение. Тогда все детские страхи перестают иметь значение.

Но Кэлу все-таки неуютно. В этом тоннеле не так уж и темно, приглушенный свет ламп вдоль стен и потолка хотя бы позволяет видеть, куда именно они идут. Здесь все исписано граффити — Кестис уже видел такие места на Корусанте, где-то на нижних уровнях. Там, где здание сената и Храм джедаев, подобного «вандализма» не встретишь, а если спуститься ниже — видна настоящая жизнь республиканцев, которые не принадлежат к элите правящей верхушки.

Интересно, насколько сильно все изменилось при Империи? Он не был в столице с тех пор, как они улетели на «Венаторе» вместе с мастером Тапалом и батальоном клонов освобождать Бракку от сепаратистов. Возможно, там стало гораздо хуже. Больше граффити, больше разрухи, больше голодных жителей в старой и рваной одежде… Или ничего не изменилось. В том, что там нет процветания, стабильности и улучшения условий для жизни и труда, он ничуть не сомневается.

У выхода они встречают группу местных нищих, которые просят денег. Кэл замирает, тоже узнавая голос, а когда поворачивает голову, встречается со столь знакомым ему взглядом. Клоны редко снимали шлемы, но узнать их совсем не сложно. Одно и то же лицо, которое могло быть жутким, но солдаты всячески старались подчеркивать свою индивидуальность. Они хорошо ладили с юным падаваном генерала-джедая Тапала, пока… Пока их обоих не предали.

Кэл молчит, сглатывает и невольно делает шаг в сторону. Не сразу после трагедии он осознал, что нет вины солдат, выполнявших приказ и получивших ложную информацию. Они всего лишь стали винтиками в большом механизме оружия, направленного на то, чтобы сокрушить Орден. Канцлер Палпатин обманул их всех. Обманул всю Республику, Орден, сенат, а еще ходили слухи, что кто-то их всех предал. Наверняка тот человек, что скрывается под устрашающей броней. Цере мало рассказывала про то, что она пережила на Нуре, с Триллой Кэл и вовсе лишний раз не поднимает эту тему — ее внутреннее состояние в Силе все еще слишком нестабильно.
Все это было спланировано, и нельзя винить бластер в том, что кто-то нажал на его спусковой крючок.

Все равно джедай смотрит на постаревшего клона странным взглядом. Они больше не нужны Императору, который набрал себе элитное войско из штурмовиков, их гораздо больше, чем было клонов в батальонах. Жители Империи с промытым ее пропагандой сознанием и готовые положить ради кровавого режима жизнь. Бывшие дети войны теперь такие — сидят в переходах на людных планетах и просят себе денег на еду. Кэлу даже их жаль… Их производили, когда они были нужны, а потом выбросили, словно мусор. Как и джедаев.

Он тоже упускает ощущение угрозы и чуть ли не вздрагивает от неожиданности при виде двух бандитов. Катар и дурос — слишком просто выглядят, чтобы быть охотниками за головами. Скорее всего, местные банды. За пределами космопорта, кажется, власти не слишком хорошо следят за обстановкой на Дайю. Кэл чувствует нерешительность Асоки и ее колебания и понимает ее. Пока лучше попробовать решить все без оружия, но как, если они вдвоем находятся под прицелом?
— Я попробую все уладить… Почти мирно, — он шепчет, наклонившись к тогруте, а потом делает шаг вперед, разводя руками. Единственное его оружие спрятано под длинными полами пончо, и увидеть его в таком полумраке сложно, даже если случайно откроется вид на пояс, где и висит рукоять.

— Эй, парни, может быть, попробуем договориться? — джедай широко улыбается и делает несколько шагов вперед. К Силе прибегать тоже не хочется, но и слишком тушеваться не вариант. В конце концов, ему надо подобраться достаточно близко, чтобы обезоружить их обоих. Клоны не должны заметить, что бластеры из чужих ладоней выпрыгнут сами собой.

Еще шаг, еще один аккуратный шаг, и Кэл нарочно спотыкается, падая вперед, прямо на двоих бандитов, успевая ухватиться за их плечи прежде, чем они смогли сделать шаг назад.
— Простите, тут слишком темно и неровно, — все та же улыбка, он подключает свое обаяние и, вернув себе устойчивое положение, еще раз поднимает обе руки. Со стороны клонов все выглядит так, как будто бы оружие рыжий парень отобрал у этих двоих, едва в него вцепился. На самом деле, Кэл даже не прикоснулся к бластерам, пока они не оказались в его руках.
— Опасные игрушки в вашем возрасте, — невозмутимо, кидая один из бластеров прямо в руки Тано. — А теперь повторите свою просьбу еще раз, а то я не расслышал.

В течение пары следующих секунд Асока поняла несколько вещей.
Во-первых, немертвого желтокожего тви’лека звали Червь. Во-вторых, когда бывший товарищ окликнул его по имени, очевидно, пытаясь воззвать к его разуму, Червь никак на это не отреагировал. Возможно, отношения у них и раньше были не очень, но вряд ли настолько плохие, чтобы тому за хотелось совсем по-животному уцепиться противнику в горло зубами.
В-третьих, реакция у ее временного вынужденного компаньона была похвально быстрая. Он выстрелил как раз вовремя, чтобы избежать появления на потертой броне новых царапин от традиционно заточенных тви’лекских зубов.
И в-четвертых: этот выстрел окончательно прикончил Червя.

Последнее она почувствовала, неохотно погрузившись в Силу. Огонек жизни, едва теплившийся в теле тви’лека, погас. Его бывший товарищ и убийца излучал тихую скорбь и сожаление. Асока хорошо понимала эти чувства. Кому, как не ей знать, каково это — убивать тех, кто еще совсем недавно сражался с тобой бок о бок.
Но не скорбь, и не сожаление были основой заполонивших полотно Силы переплетений базовых эмоций и инстинктов.
Четче всего ощущалось всепоглощающее чувство голода, абсолютно неуместное в этой ситуации. Вряд ли парню в мандалорском шлеме после всего настолько сильно захотелось перекусить. Ей самой уж точно было не до еды.

Двигаться в направлении лаборатории было хорошей идеей, ведь там, скорее всего, находилась доктор Тарр. Но после того, как ее ведроголовый компаньон направился к выходу из складского помещения, Асока задержалась, чтобы самостоятельно осмотреть тело.
Червь, как и безымянный иктотчи, буквально восстал из мертвых, наплевав на категорически летальные повреждения. И если в случае второго она сперва подозревала наличие какой-то серьезной киберимплантации, то не могло ведь быть такого совпадения, чтобы и тви’лек тоже оказался счастливым владельцем многочисленных имплантов.

Зиявшая в голове Червя дыра с темными краями обожженной плоти невольно привлекала ее брезгливое внимание. Скрупулезно всматриваться в запеченной мозг, недавно еще бывший невероятным сосудом живого сознания, не хотелось, и все же что-то снова и снова притягивало ее взгляд.
Держа наготове бластер — на всякий случай, если Силовые чувства ее подвели, — Асока осторожно прикоснулась к его подбородку, измазанному в крови из разодранной шеи, подтолкнула, поворачивая ему голову на бок, чтобы лучше рассмотреть прожженную бластерным болтом дыру. И вдруг заметила что-то в его левой ноздре.
Кончик какого-то отростка или щупальца, совершенно нехарактерного для физиологии тви’леков.

— Крифф…
В памяти мгновенно замелькали воспоминания о жутких геонозианских мозговых червях и погибших солдатах из роты «Танго». Неужели в этой шахте каким-то образом затеселась колония геонзийцев? Или их яйца смогли каким-то образом пережить зачистку родной планеты, а потом их случайно занесли сюда? Или это вовсе не случайность?
И как тогда все это вяжется с производством наркотиков и патогеном, который находился в воздухе согласно показаниям анализатора? Неужели доктор Тарр продолжила заниматься разработкой биологического оружия?
Чтобы убедиться, что глаза ее не обманывают, Асока потрогала хвост-отросток стволом бластера. Тот не отреагировал. Смешно ли, что беднягу, ставшего носителем паразита, звали Червем.

Резко поднявшись на ноги, она поспешила следом за своим вынужденным союзником.
— Подожди, — окликнула она его, выскакивая в коридор. — Я кое-что нашла и мне кажется, дела тут еще хуже, чем нам представлялось. Ни в коем случае не разгерметизовывай и тем более не снимай шлем…
Глянув на индикатор запаса воздуха на своем скафандре, она отметила, что времени у нее осталось не так уж много, а у него наверняка и того меньше. Но для того, чтобы добраться до лаборатории и забрать доктора Тарр вместе с той другой женщиной, возможно, хватит.
Рассказать подробно о своей находке она не успела. Над головами у них что-то интенсивно прогремело, как будто кто-то стремительно несся по вентиляционному ходу.

[indent]Материнское сердце чувствует.

[indent]Материнское сердце чувствует все, — так говорят в Яви, и Морена хотела бы почувствовать момент единения с Марьей. Она бы хотела, чтобы между ними была та самая незримая красная нить, связывающая сердца — позволяющая угадывать мысли на расстоянии, чувствовать моменты бессильного отчаяния, но вместо этого ее сердце предательски молчит.

[indent]У богини ушли долгие годы, чтобы установить с названной дочерью доверительные отношения: слишком долго они притирались друг к другу и свыкались с природой как божественной, так и человеческой. Долгое время Морена была далека от человеческих переживаний: искренне не понимала экспрессивных реакций на многие незначительные события, в то время как Марье, казалось ей, сложно постичь отстраненность названных родителей. В последствии, набив приличное количество шишек, мать и дочь смогли сделать шаг навстречу друг другу, а отец — не смог.

[indent]Морена хотела бы не винить Чернобога в этом — в конце концов, он из совершенно другого теста.

[indent]Его всегда интересовали вопросы совершенно иного толка и, скрепя сердце, она закрывала на это глаза, взвешивая на свои хрупкие плечи воспитание человеческого ребенка. И, быть может, богиня мертвых была бы довольна всем; если бы любимый супруг не пытался сватать дочь Кощею, не поинтересовавшись мнением названной дочери. Покровительнице холодов казалось, что период домостроя благополучно канул в летах: нет ни блага для детей усилиями родителей, ни превалирующего мнения; но, кажется, равноправие на цыпочках не успело войти в их семью.

[indent]Единственное, что ей оставалось — смириться.

[indent]Смириться с тем, что судьбой дочери он распоряжается столь бесцеремонно. Чернобог не стал утаивать и сообщил супруге о планах заранее, но даже так — в ответ Морена замерла в немом протесте, сжимая в тонких пальцах бокал вина. Она долго обдумывала его слова — хотела отговорить, но они решили, что коль он подумал за всех и сделал вывод — ему и разбираться с последствиями.

[indent]А последствия, в теории, могут быть самыми непредсказуемыми. Марья — не среднестатистическая кисейная барышня с тонкой душевной организацией. Марья — богатырша, которая не единожды смогла пленить бессмертие. Она — из числа тех, про кого говорят: «и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет». Современные златоручки бы посчитали, что Марья дикарка, но оказались бы далеко от истины: насколько сильной она ни была, она оставалась в первую очередь девушкой и воспитывалась по всем канонам того времени.

[indent]К звонку Мара морально готовилась заранее. Она знала, что дочь не примет решение отца — будет отпираться из всех сил и, вполне возможно, попробует повлиять на отца через мать. Классический прием.

[indent]Взволнованный голос на той стороне провода застиг ее по пути в офис — женщина собиралась разобраться с документацией перед закрытием квартала и со спокойной душой забыть о существовании отчетной документации на долгие месяцы. Возражать она не стала — развернула машину и направилась к квартире Марьи, откидываясь на спинку кресла.

[indent]«Разговор будет долгим», — лаконично подметила она, заприметив Винлаб на Невском проспекте. Приятным дополнением к неприятному разговору стали три бутылки белого сухого, сырная тарелка и россыпь упаковок со снэками — от орехов до шоколада.

[indent]«Почва подготовлена».

[indent]В квартире дочери она оказывается спустя добрых полчаса — долго копается в сумке в поиске запасных ключей, стоя на лестничной клетке в парадной; чертыхается и облегченно выдыхает, когда нужная связка попадается в цепкие пальцы. Два поворота ключа в замке и, наконец, Мара заходит в квартиру, скидывая туфли. В гостиной и на кухне идеальная чистота — настолько, что невольно она задумывается, что недвижимость зря простаивает. Ни пылинки, минимальное количество личных вещей. Все на своих местах. Она довольна и горда — горда, что не воспитала гоголевского Плюшкина, который тащит любую рухлядь в дом и радостно чахнет над собранным хламом.

[indent]Содержимое брендированного пакета отправляется в холодильник, а сама она садится ждать в гостиной, понижая температуру воздуха до умеренных 19 градусов по Цельсию, [больше ради комфорта дочери, нежели своего]. Ждать, к счастью, приходится не долго — Мара успевает прочитать несколько страниц недавно купленного в Буквоеде романа. К двери она подходит почти моментально и недовольно кривит губы, когда дочь с порога вываливает недовольство.

[indent]— Не стоит об этом говорить в дверях, — на выдохе произносит, чуть ли не затаскивая богатыршу в прихожую, — иди мой руки, я пока налью вина. Расскажешь все спокойно, — лаконично и сдержанно отвечает, целуя в щеку, — давай, я жду тебя.

Город жил своей жизнью, притихая к ночи на центральных улицах, зато значительно оживляясь возле баров, таверн и других мест, где можно разжиться усладой для тела и… тела. Вот и сейчас фоновый гул завсегдатаев и случайно или неслучайно забредших промочить горло привычно ввинчивался в уши, оставаясь незамеченным, и лишь отдельные фразы, возможно достойные более пристального внимания вычленялись, отсекались от шелухи и откладывались на обдумывание на попозже. Чарльз пока всё ещё стоял за барной стойкой, разливая напитки, но Дилюк обещал отпустить его пораньше, и поэтому с привычно мрачным видом уже подпирал плечом стену, готовясь перехватить поток заказов примерно через час.
Вообще, сегодня в Доле ангелов предполагался приглашённый бард, но он что-то не спешил к месту работы. Накаркал…. Бард всё же явился, если это взъерошенное и запыхавшееся нечто с проблемами с вестибуляркой, так можно назвать.
С грацией… впрочем, неважно, взгромоздившись на условную сцену, бард выдала речь, от которой у Дилюка заныли все зубы разом, и лицо непроизвольно перекосило недовольной гримасой. Рыжая, какая-то угловато-нескладная барышня, казалось, в мгновение ока преобразилась, когда пальцы коснулись струн, и запела вполне себе приятным голосом что-то больше похожее на ярморочные частушки, чем на эпичную сагу о приключениях героя. И если что-то вдохновенно-героическое так бы и осталось мертвым грузом лежать на его памяти, то вот это вот «…вжих-вжух…» быстро разлетится по улицам города и будет слышно от каждого мальчишки, играющего в «Полуночного героя». Сдержав рвущиеся с языка ругательства, он лишь прикрыл ладонью верхнюю часть лица, чтоб глаза его не видели этого позорища. Мало ему дурацкого прозвища. Теперь вдобавок к нему будут ещё и дурацкие песенки. Не то, чтобы его и впрямь так уж сильно задевало всё это наносное. Нет, у него был долг, которому он собирался следовать вне зависимости отношения к нему других людей, но всё же такое вот навязчивое внимание несколько раздражало. Да и вероятность спалиться и быть узнанным не добавляла ни настроения, ни оптимизма. Ему и так хватало желающих как самостоятельно прыгнуть в постель к самому завидному жениху Мондштадта (а потом и под венец, ну а как же, скомпрометировал даму, будь добр женись. А то, что на той даме может пробу ставить негде, это вообще не важно и к делу не относится), так и родителей, мечтающих пристроить чадушко под надёжное, и самое главное, обеспеченное крыло некоронованного короля города. А если всплывёт то, что он един в двух лицах, потоком желающих приобщиться «к прекрасному» может и снести. Нет, он, конечно сильный и опытный воин. Но против бабского батальона с клеймором наперевес не попрёшь. И останется только спасаться крышами, и позорно прятаться за стенами винокурни. И вот даже совсем не факт, что самые настырные его и оттуда не выковырнут при большом желании. А так как жениться он не собирался вовсе, такая перспектива напрягала весьма и весьма серьёзно.
А вот то, что он не заметил наблюдателя, это минус ему. Ладно девица-бард, не представляющая особой опасности (ну как минимум физического устранения), а если бы это был кто-то не столь героически-романтично настроенный, а например один из многочисленных представителей отребья разных сортов, достаточно вольготно чувствовавших себя в городе при попустительстве неумех из Ордо Фавониус. Арбалетный болт между лопаток еще никому здоровья не добавил. И это тоже злило, даже куда больше всего остального.
Девушка допела своё так называемое творчество и зал взорвался овациями и свистом. Простым людям и песни незамысловатые по нраву куда больше, чем что-то эпически-возвышенное. Дилюк тяжело вздохнул, и сделал тактический ход, чтобы хоть на какое-то время угомонить нынешнюю звезду таверны. На вид девушка не выглядела слишком уж взрослой, поэтому он смешал ей прохладительный безалкогольный напиток, пока Чарльз обслуживал поток страждущих выпить за здоровье Полуночного героя и нового барда, сложившего такую «замечательную» песню.
- За счёт заведения. И у Вас в репертуаре нет чего-нибудь… более классического? – кинул он пробный шар. Нет, понятно, что вот это вот на бис повторить точно потребуют, но он очень рассчитывал, что прозвище героя Мондштадта будет сегодня звучать в таверне как можно реже.
Поток клиентов усилился, и не то новый бард принёс удачу, не то сегодня людям просто хотелось выпить куда больше, чем обычно, но дожидаться условленного срока Дилюк не стал, и встал за стойку рядом с Чарльзом, который уже едва справлялся с возросшим ажиотажем.

Справиться с тошнотой удалось только благодаря монпансье. Анж переняла эту привычку у бабушки: постоянно носить с собой жестяную коробочку с узорами, в которой шумно стукались о бока карамельки с разными вкусами. Сыновья не понимали её любви к обычным конфеткам, но вполне возможно, что из сладкого у них скоро только они и будут, потому что нищета маячила перед глазами. Флоримон расстроится! Кантор был ещё слишком маленьким, чтобы понимать происходящее. Один плюс, что она больше не кормила его грудью: после такого стресса молоко бы точно пропало. О господи, как она могла думать о таком, когда вся её судьба висела на волоске? Её собирались допрашивать, подумать только! А ведь она всего лишь была послушной женой своего мужа (Жоффрей не слишком посвящал её в свои дела). Нужно было хоть попробовать что-то узнать — возможно, тогда она была бы готова к этому допросу? Тревожность вновь шевельнулась в душе: нехорошо было, ох как нехорошо!
Стул в пустом кабинете был шаткий, неудобный, но Анж подозревала, что сделано это было специально, чтобы люди не ощущали комфорта, варились в соках своих переживаний и в итоге сдавались в лапы паники.

Она не хотела потерять самообладание! В конце концов, она заслужила какую-никакую толику уважения, ведь... Ведь что? Последние пять лет её жизнь нельзя было назвать выдающейся, если уже быть честной. Получить образование она не смогла, потому что Жоффрей был против. Он считал, что жена должна была заниматься домом и детьми, а не получать высшее образование. Конечно, Анж прошла многочисленные курсы, чтобы себя развлечь, когда мужа не было дома, но ни диплома, ни сертификата на руках у неё не было. По сути, всё, что у неё сейчас было — дети, долги и муж, который находился в федеральном розыске.

И никого, кто мог бы ей помочь. Родители самоустранились. Отец только сказал, что какое-то время они будут недоступны. Они беспокоились о младших, это, конечно, было понятно, но... Но она ведь тоже была их дочерью! Анжелика бы никогда не бросила своих сыновей. Ну, она на это надеялась, конечно, но в состоянии такой паники в этом уверена не была. Потому что заботы, которые сейчас были на её плечах, сводили с ума. Пришлось нанять мальчикам няню на остатки тех средств, что были на её счету (что странно, но именно его не заморозили), причём даже ночную, потому что она не была уверена, сколько доблестные защитники порядка продержат её взаперти. Хотелось бы, конечно, вырваться на свободу пораньше, но Анж не строила особых иллюзий. Жизнь с Жоффреем научила её, что бывали не только радости и чудеса, но и неприятные сюрпризы. Было больно вспоминать тот случай, когда это с ней случилось, когда она вернулась с поездки с мальчишками пораньше, потому что Кантор засопливил, и застала мужа не одного.

Он не стал оправдываться. Такие, как он, никогда ничего не просили и никогда не извинялись. Это Анж знала. Но всё равно не думала, что такая открытая измена принесёт столько боли. Сытый взгляд, красивая девушка, которая улыбалась мужу. И она, чуть раздобревшая после двух родов, уставшая и постоянно занятая детскими проблемами. Понимание, что никто не собирался её поддерживать и любить, обрушилось лавиной, погребло под собой.

Заставило задыхаться от тоски и ужаса. Она ведь успела полюбить Жоффрея. Или думала, что сделала это. Неважно. А он после только откупился, занежил её, заставил принять случившееся, потому что «для неё это будет лучше». А где лучше? Там, где вместо сердце бился кровавый ошмёток?
Это позже она поняла, что муж заигрался. Он решил, что стал всемогущим, власть затмила ему разум. Если бы они больше говорили, если бы смогли найти точки соприкосновения, если бы Жоффрей ей доверял... Ах, да какая теперь разница! Анжелика осталась одна, едва ли не под следствием, нищая и брошенная абсолютно всеми.

Ни жалости, ни тепла — ничего лишнего на не заслужила.

Поскребла ноготком краску на столешнице. Теперь можно было попрощаться с нейл-мастерами, потому что те, к кому она ходила, брали очень дорого. А волосы, а кожа!..

А лучшие садик и школа для мальчишек! Теперь всё пропало, она всё потеряла, потому что её муж оказался чёртовым бандитом. Слёзы скопились в уголках глаз, но не торопились пролиться, а Анж зло шмыгала носом. Светлое платье в зелёный горошек и красные туфли делали её похожей на фею-истеричку в припадке, но ей сначала даже нравился этот образ.

А теперь бесил. Как и всё вокруг.

Замок на двери наконец щёлкнул, и она открылась. Анж вскинула взгляд на мужчину, вошедшего в комнату, и поджала губы. Вот он, её мучитель, пришёл над ней измываться!

Чувство безопасности, дарованное воспоминаниями об успешном возвращении на корабль вместе с Одноглазым Драконом, поселило в душе блондина непривычное спокойствие. Он позволил себе отдыхать столько, сколько нужно, даже не беспокоясь о состоянии Масамунэ - человека, победившего Оду, вряд ли сможет взять парочка, пусть и крепких, ударов. Да и характер главы Датэ попросту не позволит тому покинуть этот мир до реализации всех своих замыслов. И всё же сознание постепенно возвращалось в ноющее от боли тело, заставляя уронить шумный выдох. Где-то на краю сознания Моточика слышал чужие голоса, просящиеся кого-то вернуться в постель и настаивающие на необходимости отдыха. Говорящие казались знакомыми, а значит не было необходимости вскакивать с места и выяснять, что на самом деле происходит. Возможности провалиться обратно в спасительное забытье и не чувствовать боль пирата лишило неожиданное прикосновение. Покалывающее ощущение в районе лба, а после прохлада и спокойный голос правителя Осю, заставили невольно зажмуриться и всего через несколько мгновений приоткрыть глаз и несколько раз моргнуть от яркого света.
- Очень надеюсь, что ты не добивать меня пришёл... - пробормотал, хрипло посмеиваясь и даже не думая требовать убрать ладонь. Несколько секунд потребовалось на то, чтобы сфокусировать взгляд на чужом лице. Выглядел Масамунэ не сказать, что хорошо, но был жив, очень даже в сознании и совсем не походил на свихнувшегося дикого зверя, готового разорвать любого, кто попадёт в поле зрения.
- Добро пожаловать в мой сад, братец Дракон. - Едва заметно улыбнувшись уголками губ, Моточика предпринял попытку медленно подняться и сесть на постели, и видя этот порыв лекари тут же оживились.
- Тёсокабэ-сама, вам всё ещё нужен покой! - не первый раз услышанные наставления были встречены взмахом руки.
- Отдохну на морском дне. - Привычно отмахнулся, всё же принимая вертикальное положение и легко шипя от боли в боку, пострадавшему сильнее всего. Замотанный бинтами практически от шеи до пояса, он чувствовал себя крайне неудобно и скованно, но благоразумно не предпринимал попыток от всего этого избавиться, да и в целом особо резких движений старался не делать - вновь открывшиеся раны такое себе удовольствие.
- Как себя чувствуешь, Масамунэ? - поинтересовался, разглядывая крупный синяк на чужом лбу, выглядывающий из-под тёмных волос. Что-то подсказывало Демону, что у него самого прячется под белыми прядями нечто не меньше.
- Мы забрали твои вещи с поля боя. - Немного помедлив, пират всё же сделал над собой очередное усилие и поднялся на ноги, чем вызвал беспокойство не только у лекарей, но и у пернатого спутника.
- Уже говорил со своими людьми? Сколько дней мы в пути? - поинтересовался, поправляя лёгкие короткие штаны, что всегда предпочитал слишком неудобной юкате.