— Ну, Клавдия Петровна, ну бля буду! Не мы это! — еле-еле Ник втиснул эту фразу посреди гневного спича главного “Цербера” их скромной парадки.
Вышеупомянутая Клавдия Петровна от этого покрылась красными пятнами и разразилась бранью похлеще, чем простое «бля», услышанное от Добрынина.
Так-так, сейчас самое главное — замолчать и переждать, пока эта старая буря утихнет наконец-то и пойдет к себе на первый этаж, ругаясь, что лифт опять не работает.

Очень хочется закурить, но Ник себя сдерживает. Потому что в присутствии этой склочной бабки — все равно что красной тряпкой перед быком размахивать. Однозначно хуевый пример слабоумия и отваги, особенно когда хочется, чтобы она уже поскорее закончила и съебалась.

Высшие силы слышат его молчаливые молитвы и уже через пять минут Петровна разворачивается, кидая на Ника последний недовольный взгляд, и бодренько чешет вниз, в свою квартиру. Удобно ей жить на первом, никого в парадке не пропустит, кто заходит в дом! Еще и окна прямо туда выходят, кажется.
Только вот как она, извините, упустила вчерашнюю разгульную вечеринку? Ах, да, опять же скорую вызывала, потому что давление поднялось.

Впрочем, это Ник слышал уже поздно вечером от собачника со второго этажа (в душе не ебет, как его там зовут, помнит, что по ночам любит шляться со своим пуделем). Какие-то придурки натаскали говна в их обитель, устроили на лестничной клетке посиделки и насрали от души.

“Насрали от души” Ник уже заценил только утром. Потому что вечером возвращался домой в недовольных чувствах. Свидание с Олькой определенно не удалось. Настолько, что они разбежались, кажется, окончательно. Нет, вообще-то, у Ника тоже есть работа и куча дел, и вот это все. Но она постоянно ему обещала, что они сходят куда-то там, проведут время так-то вот, но вот завтра, послезавтра, на следующей неделе… Надоело это выслушивать! Не хочет, пусть так и скажет!
Он что, знакомился с ней для того, чтобы постоянно питаться ее завтраками?! Нет, конечно, от завтраков бы он совсем не отказался, но он же не это имел в виду!

Теперь этот срач стоит у него перед глазами. Пустые бутылки, некоторые даже разбиты, пакеты из под чипсов, разлитое вино (кстати, говнище то еще, он такое пил в студенческие годы и лучше бы не пил), окурки (для кого тут, сука, банка вообще стоит? для Святого Духа?!)... Короче, полный джентльменский набор, который стабильно остается после нашествия малолетних долбоебов. Ничего нового.

Ник слышит, как внизу громко хлопает дверь — Клавдия Петровна эти широким жестом явно в последний раз выражает свое негодование, а затем качает головой и достает из кармана пачку “Chapman”.
— Пизда ушастая, — не остается в долгу, пусть даже та его и не слышит. При необходимости может постучать в ее дверь и повторить прямо в лицо, но на сегодняшнее утро хватит с него склочных бабок.
Добрынин затягивается сигаретой, предварительно открыв форточку и щелкнув зажигалкой, выпуская дым прямо в сторону питерской оживленной улицы. Не сработало, даже после такого удовольствия настроение все еще паршивое.
Хотел выгнать Олю из головы, но вместо этого заменил самой противной соседкой, и теперь оттуда не выходит, на кой хер ей все это сдалось.

После пятой затяжки слышит шаги, но не снизу, а сверху, слава богу. Оборачивается и видит перед собой Зару. Явно чем-то расстроенную, в домашнем и тоже с пачкой в руке. Вот так всегда, если они оба дома, но выходят курить одновременно, не сговариваясь. Если, конечно, кто-то кому-то не написал в телеге “Пошли покурим?”
— Привет, — кивает девушке, продолжая дымить сигаретой и садясь на широкий (пусть и не очень чистый после ночного пиздеца) подоконник прямо в домашних спортивках). — Тоже хуевое утро?