CROSSFEELING |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » CROSSFEELING » PAPER TOWNS » you're always on my mind // house of the dragon
you're always on my mind
daemon x rhaenyra x lucerysI hope it gets to you on some pacific wind
Wraps itself around you and whispers in your ear
Tells you that I miss you andI wish that you were here
Отредактировано Rhaenyra Targaryen (Пн, 24 Окт 2022 21:45:06)
[indent]Огонь и сила Таргариенов, и их же погибель.
[indent]Тихим — дрогнувшим ли? — голосом Деймон сообщил королеве скорбные вести, а она, неотрывно смотря на языки пламени, сжала кулаки до побелевших костяшек и полумесяцев на ладонях, разжала обратно и провела пальцами по чешуйкам на платье.
Люцериса больше нет.
[indent]Рейнира в ужасе подняла взгляд на Деймона, не веря своим ушам. Новость била осколочным, раздавалась набатом, заседала на подкорке сознания. Она отказывалась верить в происходящее — хотела сказать ему, что кто-то определенно ошибся, отправляя ворона; но с такими вещами не ошибаются: она знала наверняка.
Люцериса действительно больше нет.
[indent]Ее любимого мальчика с понимающими глазами. Лучистого, как солнце, теплого и уютного. Мягкого и покладистого — опасающегося взвалить на себя непомерную ношу и свято преданного истинной королеве Вестероса. Ее сердца и души. Ее отдушины.
[indent]
Огонь — погибель Таргариенов.
[indent]Дом дракона был уязвимым всегда. Из-за драконов они ближе к богам, а не к людям; но ни один из них никогда не приблизится к божественному свету и не унаследует хотя бы крупицу сил одного из семерых. Они не вечны. Они не всесильны. Они не могущественны. Они смертны. Отец говорил: «оседлать дракона — это одно, но самое опасное место в стране — это железный трон». Как же горько, что ее средний сын — любимый средний сын — встретился с Неведомым верхом на драконе, приближая мать к железному трону. Как же горько, что дракон оказался таким же опасным, как и железный трон.
[indent]«Я сожгу их всех. Сожгу. За Люцериса и Висенью. Я не прощу смерть моих детей».
[indent]Если раньше Рейнира всеми силами оттягивала неизбежное, то после скорбных новостей позволила Деймону осуществить задуманное. Война развязалась молниеносно: с первыми лучами солнца супруг отправился в Харренхолл, а она осталась на Драконьем камне: ждать возвращения Джейса, оберегать детей, оставшихся под ее драконьим крылом, и бесконечно корить себя за то, что решила прислушаться к словам Джекейриса и отпустить мальчиков к вассалам в качестве посланников. Рейнира не могла простить себе, что практически собственноручно обрекла сына на погибель. Зная, что «зеленые» тоже созывают знамена, она могла бы предугадать, что высокородные посланники будут и от них. Зная, как к ее детям относятся ее сводные братья, она могла бы предугадать возможный исход событий.
[indent]Жаль, что уже случившегося не изменить; да и всего предугадать невозможно.
[indent]Цена за Железный трон становилась непомерно высокой — уже сейчас, на рассвете развязавшейся войны. Единственное, что оставалось Черной королеве — взойти на престол в память о тех, кто пожертвовал собой за нее и сохранить хрупкий мир, бережно охраняемый ее покойным отцом Визерисом Мирным.
[indent]И своего Рейнира добьется пламенем и кровью.
[indent]Едва мейстер Герардис заключил, что королева может вновь оседлать дракона и присоединиться в кровопролитной войне, Рейнира свалилась с лихорадкой. Постель, отвары и негаснущий огонь в камине стали ее постоянными спутниками: ее знобило, а тело словно ломало изнутри. Ощущалось это ничуть не лучше родов. Герардис выражал обеспокоенность состоянием королевы и настаивал на том, что об ее самочувствии должен знать король-консорт, но Таргариен строго-настрого запретила слать ворона в Харренхолл, уповая, что вскоре поправится; да только лучше не становилось. Она продолжала терпеливо принимать теплое вино со змеиным ядом, от которого немели губы, различные припарки и горчичники, отвары с драконьим перцем, надеясь, что знаний врачевателя хватит, чтобы она осталась в живых, а не предстала перед ликами семерых.
[indent]Надежды королевы оправдались.
[indent]Слабость постепенно отступала. Боль физическая ощущалась уже не так ярко, как боль душевная. Когда хворь ослабла, Джейс был первым, кому она разрешила войти в свои покои. Старшего сына — наследника Железного трона — она встретила, сидя в постели. На плечи был накинут тонкий шелковый халат, цветом подчеркивающий и без того посеревшее лицо королевы. Она расспрашивала его о положении дел — победах и поражениях армии и, глядя в глаза сыну, украдкой думала о Люке: отчетливо, словно это было вчера, вспоминала их последний разговор на стене одной из башен Драконьего камня, его клятву, пронзительный взгляд янтарных глаз. На фоне улучшающегося самочувствия боль душевная усиливалась. Королева так и не смогла смириться с гибелью среднего сына. Она могла бы обратиться с молитвами к семерым — умолять их вернуть сына, но принесло бы это свои плоды? Как бы она не желала — Люцериса не вернуть. Ей нужно двигаться дальше, но бережно хранить в памяти светлый образ сына, а затем — отомстить.
[indent]На очередном Черном совете она сообщила, что отправляется в Королевскую Гавань верхом на Сиракс — подобное решение было предложено Деймоном в очередном — как всегда лаконичном — письме. Он не раскрывал подробностей подобного решения, но у Таргариен не возникало мыслей не_доверять супругу: она прекрасно знала, что у короля-консорта есть свои осведомители как в составе Зеленого совета, так и в королевской страже. Глядя на Джейса — теперь уже полноправного члена Черного совета — она задумывалась: оставить ли его в качестве лорда Драконьего камня или забрать с собой.
[indent]«Замок сможет выдержать далеко не одну осаду», — рассуждала Рейнира, скрещивая руки на груди, — «в то время как перелет может быть опасным. Я не могу рисковать им», — так или иначе, ей приходилось вспоминать о том, что у Зеленых тоже есть драконы, самым опасным из которых была Вхагар. Таргариен хоть и находилась какое-то время в информационном вакууме, но достаточно быстро наверстывала упущенное, слушая рассказ сына и десницы Корлиса Велариона о ходе военных действий. По его словам, все было вполне себе сносно: армия, собранная под знаменем Рейниры, несла сравнительно небольшие потери — это успокаивало и позволяло думать, что сын действительно будет в безопасности и дома.
[indent]— Решено, — сказала королева, — Джекейрис остается на Драконьем камне.
[indent]Перед отправлением сердце сжималось: Рейнира полагала, что достаточно быстро остров, оставленный под контролем Джейса, может стать мишенью для ее родственников — и дело не в мнимой неопытности наследника Железного трона, а в том, что он — одно из уязвимых мест Черной королевы. Слепо уверенная в собственной неуязвимости, она беспокоилась о детях — в них ее жизнь и душа. В них — светлое будущее Вестероса.
[indent]Находясь рядом с Деймоном в стенах Красного замка, ей становилось спокойнее. Она заняла Железный трон и достаточно скоро разделалась с изменниками. И, быть может, она даже и смогла бы забыться, не прилети ворон с Драконьего камня одним утром. Сверток ей подали за завтраком: сказали, что требовали передать лично в руки, мол, информация крайней степени важности. Хмуря брови, Рейнира отставила кубок с водой и, раскрутив тонкий лист пергамента, обомлела, читая одну-единственную строчку, аккуратно выведенную мейстером.
Люцерис жив.
[indent]Буквы перед глазами расплывались: либо из-за подкатившей растерянности, либо из-за наворачивающихся на глаза слез. Под дрогнувшей рукой разлилась вода из кубка — Черная королева даже не обратила на это внимания. Поддавшись дрожи и зачастившему сердцу, она уже было хотела встать из-за стола и приказать седлать Сиракс.
[indent]— Мне нужно вернуться на Драконий камень, — коротко бросила она, обращаясь к мужу, — дело не терпит отлагательств.
Отредактировано Rhaenyra Targaryen (Вс, 30 Окт 2022 10:17:58)
Безудержность Деймона имела границы, когда дело касалось его собственной семьи.
Он не мог относиться к пасынкам с истинно отцовской любовью, это слишком сложная материя для такого, как Деймон, но делал это со всей теплотой, на которую только был способен. Ему было плевать, кто на самом деле являлся отцом мальчиков, достаточно того, что их родила Рейнира. А Деймон любил ее, по-своему, но все-таки любил.
Он никогда не видел сны и мало верил в дурные предчувствия, но накануне отправления Люцериса в Штормовый предел почувствовал что-то... эдакое. В Долине Аррен, где Деймон жил когда-то, по весне с гор сходили лавины, огромные потоки снега и льда, сносящие все на своем пути. Сейчас королю-консорту кажется, что черное семейство встало на пути у такой лавины, и все, что они могут делать, стремительно бежать вперед, надеясь спасти свои жизни.
Это вызывало глухой рокот в груди, ибо Деймон не привык бежать от чего-либо или кого-то, тем более, от кучки трусов и изменников, облаченных в изумруд. И все же он соглашается с Рейнирой, а поутру стоит на стене, провожая пасынка и его дракона взглядом сумрачным и полном тревоги. Разбившаяся надежда - самое страшное орудие. Достаточно забрать ее, и враг падет к твоим ногам.
Он мерт.
Люцерис мертв.
Пал от руки Одноглазого.
Деймон сидит у камина, мнет пальцами острый подбородок и смотрит в алые языки пламени. На войне всегда есть жертвы, но кажется, ни Рейнира, ни ее приближенные не ожидали получить первую так скоро. Где-то в коридорах заходилась рыданиями Рейна, и Деймон, как хороший отец, должен был встать и пойти, чтобы утешить ее.
Проблема в том, что Деймон не был хорошим отцом. Не в это неспокойное время. Он едва ли нашел в себе силы крепко сжать руки Рейниры, избегая ее страшных мертвых глаз. Но время для скорби еще будет, когда головы их врагов сядут на пики вокруг Красного замка, а их тела пожрут драконы. Сейчас горе должно не сломить, а объединить черных. Слезы они прольют позже, когда все закончится.
Если. Если все закончится.
Он отправляется в Харенхолл, едва небо окрашивают золотисто-розовые лучи. Круглый алый блин встречает Деймона в пути, и он вспоминает, что ветераны их вояк частенько поговаривали: красное солнце встает, коли ночью была пролита кровь. В этом Деймон видит хороший знак - по крайней мере, для себя. Ему кажется, что Темная Сестра в ножнах издает нетерпеливый гул. Она соскучилась по битве, и очень скоро Порочный Принц удовлетворит ее кровожадный нрав.
Скоро перед Деймоном и Караксесом встают черные стены замка. Люди внизу кажутся букашками, на такой высоте не слышно, но король уверен, что они вопят от ужаса, признав в блеске чешуи Красного змея. Разумеется, Косолапого хозяина замка здесь нет - он прячется в Королевской Гавани, окруженный своими шпионам, словно паучиха с большим шестилапым выводком. Караксес трижды облетел замок, издав пронзительный рев, а после, повинуясь команде, выдыхает пламя.
Башня полыхает ярко, часть ее рушится и кажется, кто-то внизу не успевает убраться с пути летящих вниз камней и бревен. Ужас терзает обитателей Харенхолла, Деймон же спускается вниз, чтобы принять капитуляцию кастеляна. Пена пузырится на губах старика, когда он падает на колени и умоляет Его Высочество пожалеть домашних.
- Величество, - машинально поправляет Деймон. - Перед тобой король-консорт.
Это не битва, сдача Харенхолла не приносит драконьему всаднику никакого удовлетворения. Он думает о том, что делать со смертью Люцериса. И кажется, у Деймона в голове созревает план.
* * *
Стены Харенхолла остаются далеко позади. Деймон, немного подумав, делает крюк - он уверен, что весть о его прибытии уже достигла столицы, и враги спешат на выручку сиру Стронгу. Внутри все кипит от жажды мести и желания немедленно уступить в бой, но сегодня Деймон благоразумен. Он знает, что его ждет Рейнира.
Красный замок ничуть не изменился, если не считать многочисленных зеленых знамен. Видимо, кто-то уже отдал распоряжения, и теперь прислуги торопливо снимает полотнища, чтобы позже заменить их на традиционную символику Таргариенов. Деймон какое-то время стоит подле Караксеса, не говоря ни слова, а после позволяет драконоблюстителям увести змея прочь. Увы, красный дракон, едва почуявший запах крови и пепла, тоже не имеет возможности полностью удовлетворить свои потребности.
Он видит ее в зале Малого совета, окруженную верными людьми, и на мгновение вспоминает ту маленькую девочку, что подавала королю вино. Визерис уже давно лежит в склепе, тело его гниет, и каким бы щедрым и добрым королем в глазах народа он не остался, Деймон будет ненавидеть его за неумение сберечь собственное наследие.
- Харенхолл наш. Ненадолго, - говорит он вместо приветствия.
Что ж, правда зачастую бывает горькой, но пусть они выиграли битву, война еще в самом разгаре. Столица у ног Рейниры, каждый, кто посмел отвернуться от нее, уже кормит червей. Или драконов. Кажется, нынче у Караксеса будет славный пир. Деймон трет вспотевший, покрытый копотью лоб. Он должен вымыться, сменить одежду и выпить. Немедленно.
* * *
Еда на тарелке едва ли тронута. Указательным пальцем Деймон скучающе катает по столу туда-сюда маленький комочек из хлебного мякиша. Рейнира необычайно бледна, под ее глазами залегли темные круги, но именно такой он и оставил ее на Драконьем камне. Эти дни выдались тяжелыми, королева потеряла сразу двух детей. О нерожденном ребенке Деймон не думал с того момента, как пламя взметнулось над крошечным тельцем, замотанным в ткань. Вряд ли мужчина сможет понять и разделить горе женщины. Но по крайней мере Деймон пытается.
- Что там?
Ее глаза лихорадочно блестят, а тело напоминает натянутую струну. Деймон отодвигает тарелку и встает, чтобы приблизиться к своей королеве. Рейнира молчит, но супруг ее ничего не требует. Лишь протягивает руку, желая получить письмо. Пергамент истрепался в пути, но Демон может легко разобрать черные буквы.
Он не знает, что чувствует. Дракон внутри поднимает голову и с шумом выдыхает жаркий воздух из огромных ноздрей.
- Не будь дурой. Это может быть ловушка. Мы все еще на войне, Рейнира.
Деймон возвращает письмо и отходит к столу, чтобы налить себе вина. Он выпивает залпом, но благородный напиток не приносит успокоения. Лишь остается терпкой кислинкой на языке. А ведь было время, когда Деймон упивался вином вдоволь, глуша боль и злость внутри. Было... но сейчас все иначе.
А вдруг. А вдруг? А вдруг?! Возможно, именно на это рассчитывают враги. Возможно, Драконий камень захвачен, возможно, Джекейрис убит. Но в замке все равно оставались верные люди, кто-то из них да послал бы весточку. До Драконьего камня меньше дня пути, если пустить драконов во всю прыть, можно добраться за считанные часы. Деймон рассуждает трезво, силясь угомонить лихорадочные мысли. Но решение только одно, оно приходит быстро.
- Опасно оставлять в такое время столицу, но ты не полетишь одна. Я отправлюсь с тобой.
[indent] Люцерис до сих пор сомневается в правильности своего поступка. Какое-то время внутри его души зреет и нарастает желание повернуть назад, на половине пути до места, что когда-то [и все ещё] считал д о м о м. Люка рвёт на части от снова испытываемых одновременно эмоций. Тоска по людям, проявивших к принцу редкую и в обычные дни, а в военное время тем более, доброту, оказавших посильную помощь в восстановлении и скрывающих принца от всех, кто мог бы быть заинтересован в смерти каждого несогласного с восходом на престол Эйгона. Правда, Веларион так и не нашёл в себе мужества признаться в благородном своём происхождении даже перед тем, как покинуть своих спасителей. Впервые в жизни он благодарен богам, что они не одарили его типично валирийской внешностью, приметами известной даже в самых глухих деревнях и сёлах. Печаль от разлуки немного разбавлена сладостным предвкушением встречей с настоящей его семьёй. Принц тешит себя надеждой, что все его ближайшие родственники живы и пребывают в здравии, несмотря на до сих пор продолжающуюся войну. Ему интересно, как изменились его младшие братья, Эйгон и Визерис. Научился ли Джоффри держать удар мечом? Как держится во всем этом хаосе королева-мать? Находится ли подле неё до сих пор Деймон? А Бейла и Рейна…втянуты ли они в это все? Словом, вопросов у Люцериса слишком много, а ответов практически нет. Каждый раз, когда парень вспоминает о ком-то из родных, в мыслях его тут же всплывает образ. В глазах начинает вместе с тем пощипывать, но слез ещё не видно. Радость от скорой встречи омрачается чувством вины. За все сразу. И за то, что заставил так долго ждать себя. За то, что прятался трусливо в стороне от всего, пока его дом лил кровь и терял людей в сражениях с войском узурпатора. Но теперь он готов быть наравне со всеми. Вернуться в бой, как только об этом попросит Ее Величество Рейнира. Люцерису и страшно. Потому что он, по сути, не знает ничего о происходящих событиях в данный момент. Те обрывки новостей, собранные благодаря случайно встреченным людям по пути, иногда настолько сильно разнились, что сложно было отличить правду от лжи. Да и вообще, часто информация менялась в зависимости от того, чьи знамена поддерживает рассказчик. Люк и сам порой врал, скрипя сердцем, о лояльности собственной. Разумеется, верность его не пошатнулась ни единого раза, но ради сохранения собственной жизни среди черни и толпы, одурманенной алкоголем или страхом, приходилось таки на словах признавать право Эйгона. Иногда ему верили сразу, иногда – нет, но во всяком случае смерти как мятежник принц до сих пор избегает успешно.
[indent] Наконец, Люцерис замечает, как посреди моря начинает выделяется остров. После появляются и растут по мере приближения к ним тёмные стены Драконьего Камня. Ему до сих пор кажется, что он снова видит сон. Просто морок или видение, порождение покалеченной все же относительно недавним прошлым психики юноши и тоской по почти забытой жизни. Веларион чувствует, как его бьёт крупной дрожью. И дело совсем не в холоде. Если он сейчас ошибается….нет, о последствиях лучше даже мысли не допускать. Парень на минуту отпускает весла, пристаёт и поднимает голову, изучая небо. Про себя произносит обращение ко всем известным ему богам и божества, чтобы те хотя бы сейчас его не оставляли. Впрочем, в их избирательности, равно как и жестокости, принц уже имел возможность убедиться на личном опыте. Желает Люк и убедиться, что над замком не парят прямо сейчас живые символы королевской династии. Драконы, а особенно парочка из них. Но, кажется, все тихо. Нет ни Солнечного Огня, ни этой старой твари Вхагар. Впрочем, если созданий не видно, это ещё ничего не значит. Люк, однако, разворачиваться не собирается. Если в родовом гнезде его семьи ждёт смерть, то он хотя бы взглянет ей в глаза. Или глаз, если этот будет рядом с братом. Хотел бы Люцерис посмотреть на младшего дядю, когда тот узнает, а он должен будет со временем узнать, что его месть не свершилась, а ненавистный бастард все ещё дышит. Вздохнув тяжело, Веларион усаживается обратно и налегает на весла.
[indent] Когда лодка садится на мель, днищем увязнув в мокром песке, Люк вздрагивает опять. Отсчитывает в обратном порядке от нуля до десяти и собираясь с силами, выбирается из своего транспорта. Принц морщится от кажущихся холодными брызг, но не даёт себе привыкнуть, сразу идёт вперёд, на ходу набрасывает капюшон на голову. С каждым его шагом сердце учащает ритм, пропуская иногда парочку ударов. Люк хмыкает, остановившись вдруг, и присев на корточки, касается рукой тёмного песка. Пытается заставить себя поверить в то, что он действительно на родной земле. В глазах снова щипет, в который раз за сутки. Разумеется, его не встречают. Ведь не ждут совсем. Но сейчас это только к лучшему. У парня есть время собраться с мыслями, продумать, какие слова он скажет, чтобы не навлечь на себя беду и получить возможность пройти внутрь замка.
[indent] Люцерис сгребает в ладонь горсть песка и тут же разжигает пальцы, выпрямляясь. Сильнее натягивает капюшон, выравнивает дыхание и снова шагает в направлении к воротам. Услышав голоса, очевидно, принадлежащий страже, останавливается. Поднимает обе руки, показывая, что гвардейцы могут опустить направленные на него мечи. Окидывает взглядом слегка напуганным стоящих напротив мужчин, замечая на доспехах таргариеновских драконов. Но лиц их он не узнает. А это уже плохо. Но отступать уже поздно. Это Веларион понимает из-за слишком уж демонстративного покашливания одного из стражников. Вздохнув полной грудью, он снимает с себя капюшон и выдерживает паузу, после, не дожидаясь вопросов решает раскрыть себя.
[indent] – Я желаю видеть того, кто властвует в Драконьем Камне. Скажите, что прибыл принц Люцерис из… – принц замечает с каким выражением смотрят на него гвардейцы, явно с трудом сдерживая смех. Разумеется, ему не верят. Едва ли они видели его здесь до войны, а после её начала – могли только слышать мол «да, был такой, но, увы, помер молодым». Люк же отвечает сомневающимся прямым взглядом, игнорирует кашель, очевидно, за которым прятали смешки. Все таки, похоже, прошло слишком много времени, чтобы в нынешнем облике принца признать того мальчишку, кем его вероятно знали и помнили. Из взгляда ушла теперь вся на вносит и открытость, лицо украшает пара неглубоких шрамов – под глазом и на подбородка, полученных в ту роковую ночь. Да и одет он совсем не так, как подобает выходцу из благородных семей. Веларион все же решает продолжить свою речь. – из дома Веларион, второй сын прин…королевы Рейниры Таргариен и сира Лейнора Велариона. Наследник Дрифтмарка и будущий Лорд Приливов. В прошлом наездник дракона Арракса. Был послан гонцом в Штормовой Предел, согласно плану принца Джекейриса и нашей матери. И если бы не Эймонд, я бы вернулся раньше. А теперь попрошу ещё раз. Отведите меня к хозяину замка. Я без оружия, бояться нечего. Если меня прикажут казнить, то пусть будет так. Итак?
[indent] Он говорит все на одном дыхании. Сам себе удивляется, когда при упоминании о событиях в замке Баратеонов голос его даже не дрогнул. Теперь остаётся только ждать и надеяться, что у гвардейцев достанет ума осознать услышанное. Веларион стоит прямо, словно натянутая тетива лука. Принц старается сохранить бесстрастное лицо, хотя по внутренним ощущениям его вот-вот стошнит от волнения. В голове становится совсем пусто. Если ему не поверят, то он знает совсем, что тогда придётся делать. Но, к счастью, ему везёт. Один из гвардейцев сдаётся и кивает, одним только жестом приказывает следовать за собой.
[indent] По коридорам они идут в полном молчании. Люцерис опускает взгляд, вслушиваясь в звук шагов своих и гвардейца. Пытается представить будущий разговор. За этими мыслями не замечает он, как входит в главный чертог Драконьего Камня. От собственного имени из чужих уст вздрагивает, поднимает взгляд, немного страшась увидеть кого-то не того. Но с удивлением смотрит на то, как там, где должна быть мать, находится Джейкерис.
[indent] – Дж…Джейс, это я! Я вернулся. Домой.
[indent] Люцерису с трудом удаётся сдержать рвущиеся наружу эмоции и слова. Ему хочется поддаться вперёд, рассказать так много и о многом спросить. Да только парня одолевают сомнения в том, что сейчас ему так просто поверят. Скорее уж примут за самозванца, желающего урвать себе немного славы и положение. Тем более, когда война все ещё идёт. Когда уж несколько месяцев его, Люцериса Велариона, весь свет считает погибшим.
[indent] Внезапно принцу становится дурно. Свет меркнет, а последнее, что он успевает услышать чей-то крик.
[indent] В себя он приходит позже. Много позже. Подскочив в постели, сразу же сев, как только слышит вдали драконий рев. Лихорадочно оглядывает комнату в поисках хоть чего-то, чем можно было попытаться защититься. Не сразу доходит до него, что сейчас он не заперт в темнице, а находится в родных покоях. Тяжело дышит из-за очередного приступа паники, прячет лицо в ладонях и пару раз позволяет себе выругаться. Не замечая, что больше не один.
[indent]Перед тем, как Деймон заберет письмо, королева несколько раз перечитает два слова, не веря своим глазам.
«Люцерис жив», — мысленно повторяет она, пробуя слова на вкус — солоноватые, как материнские слезы. Терпкие. Дарующие надежду.
Вопреки обнаруженным останкам дракона и краю ткани с камзола, она верит. Верит, что ее сын выжил и, наконец, вернулся в их родовое гнездо. Верит, что совсем скоро окажется в краю холодном и неприветливом, крепко обнимет Люка и выдохнет облегченно.
[indent]— Я… я не верю, что это ловушка, — тихо произносит Рейнира, глядя на пальцы, в которых совсем недавно был свиток с аккуратно выведенными словами, — если бы Драконий камень пал, мы бы узнали. Единственная неприятность, с которой можно будет столкнуться — самозванец. Лететь недолго: к часу летучей мыши я уже буду здесь. — переходя на высокий валирийский, продолжает, порывисто разворачиваясь лицом к супругу и опуская руку на спинку стула. От волнения речь королевы сбивчивая и прерывистая. Закусывая губу и хмуря брови, она внимательно смотрит на короля-консорта и ждет его реакции.
[indent]Деймон прав: опасно и нерационально оставлять столицу без твердой руки. Единственным — способным — справиться с возможными невзгодами, она видит только своего супруга. Доверие королевы он снискал не только за счет славы, идущей впереди него самого. Ранее преданный королю Визерису I, а сейчас — законной королеве Рейнире I, он ни разу не позволил усомниться в каждом его слове и действии на благо короны.
[indent]Однако муж непреклонен в решении сопроводить королеву на северо-восток и она сдается — соглашается с ним, нервно сцепив пальцы в замок. За наплывом эмоций Рейнира отказывается рассуждать рационально, сходу отметая, что путешествие может быть не из безопасных. Следом она отметает, что письмо может быть уловкой: «Мейстер Герардис не пошел бы на такую ложь», — продолжает она на валирийском. Лекарь бы сложил голову за Черную королеву, а не стал бы расставлять сети под диктовку облаченных в изумруд.
[indent]Каким бы аппетитным не был поданный завтрак, кусок в горло не лезет — волнение комом в горле бьется. Переводя взгляд на фрески с изображением людей с драконьими головами, Рейнира пытается унять дрожь в теле. Она не боится, что в дороге с ней что-то случится. Она страшится узнать подробности о жизни Люка с того момента, как его записали в число погибших. Пальцы смыкаются на ножке вновь наполненного водой кубка. Сделав несколько глотков, Рейнира промакивает губы салфеткой, решительно отодвигает от себя тарелку с яствами и приказывает известить членов Черного совета об отмене заседания и седлать драконов.
[indent]Под звон цепей драконоблюстители взгромождают на спину Караксеса и Сиракс седла. С момента их прибытия в Королевскую Гавань дракониха королевы все время находилась в Драконьем логове: у Рейниры не было времени на полеты, а нужды в охоте у ящероподобных не было. Драконы всегда находились на особом счету и недостатка в еде не испытывали; в особенности, когда пришло время прощаться с сынами клятвоприступников и изменниками. Закончив с подготовкой к полету, Рейнира не без труда забирается в привычное черное седло, расшитое золотом, с теплотой проводит ладонью по спине Сиракс и пристегивает себя цепями к седлу, запуская ступни в стремена.
[indent]Джекейрис и мейстер Герардис в окружении лояльных короне гвардейцев встречают королеву и короля-консорта у Башни Морского Дракона — самой ближайшей к лестнице, ведущей в замок.
— Стой, — на валирийском командует Рейнира. Сиракс, спикировав, приземляется на склон поодаль и раскатистым ревом извещает округу о своем прибытии. Выбираясь из седла и касаясь пальцами поясницы, явно отвыкшей от полетов, королева осматривается — Драконий камень, как и всегда, окутан дымом. Небо затянуто тучами, первые капли дождя разбиваются о землю. Джейс, за фигуру которого цепляется взгляд, держится хорошо — спокойный наружно. Вытянутый, словно по струне. Глядя на сына, — возмужавшего и окрепшего — она на миг заходится восхищением. Ей отрадно видеть, как ее наследник растет достойным мужчиной. Игнорируя почести и этикет, от дракона направляется прямо к сыну — интересуется у него, действительно ли в замок пожаловал Люк и, услышав утвердительный ответ, порывисто обнимает наследного принца, не сдерживая первой слезы радости. Оглядываясь на мужа, она лишь коротко кивает; и утыкается носом в макушку Джейса, судорожно втягивая воздух носом.
[indent]Дождь усиливается — Мейстер, гремя цепями, приглашает вернуться в замок. По дороге, идя вровень с королевой и королем-консортом, он подтверждает слова хозяина замка — рассказывает о расположении родинок и шрамов на теле, а Рейнира, глядя под ноги, улыбается. Ей все еще сложно поверить, что разговоры о живом Люцерисе происходят в действительности, а не кошмарном сне.
[indent]Любезно отказываясь от предложенного обеда, монарх принимает решение отправиться к сыну. Петляя по знакомым коридорам, сердце заходится в томительном ожидании встречи. Поворот, другой — и вот они оказываются у дверей в покои Люка. Рейнира нервно ногтями теребит кольцо на пальце и кивает гвардейцам, чтобы те открыли тяжелые дубовые двери.
[indent]В его покоях свежо и темно. Тусклый дневной свет практически не пробивается сквозь плотные шторы. Единственное, что нарушает тишину — это шум дождя, разбивающегося о карниз. Люк спит — и Рейнира к этому относится с пониманием, боясь представить, что ему пришлось пережить перед тем, как он вновь оказался в собственной постели. Осматриваясь в до боли знакомой комнате, она сначала мнется на пороге, но затем все же аккуратно — чуть ли не на цыпочках, чтобы не потревожить покой принца — проходит вглубь, ведя следом за собой Деймона. Опускаясь на край постели, королева тонкими пальцами скользит по лицу сына, украшенному шрамами — по контуру ласково оглаживает и губами касается лба, прикрывая глаза.
[indent]За время отсутствия Люк изменился — осунулся, повзрослел. Под глазами залегли темные круги, скулы впали. Ей невыносимо больно смотреть на наследника плавникового трона в таком состоянии. Еще невыносимее понимать, что все это время он был жив, а она — бездействовала. Поверив, что его действительно не стало, она… ничего не предпринимала, чтобы развенчать навязанный, в том числе зелеными, миф.
[indent]Тонкие пальцы оплетают кисть Люцериса.
Чувство вины наваливается наковальней, норовясь раздавить и без того ослабшую из-за войны Жемчужину королевства. Как мать, она должна была защитить свое дитя. Как мать и королева, она должна была — даже с оглядкой на лихорадку, с которой свалилась практически сразу после его «смерти» — сделать хоть что-то, чтобы он скорее вернулся домой.
Поднимая глаза к богато расшитому балдахину, королева пытается сдержать слезы. «Вина сейчас неуместна», — тщетно твердит она себе; и если бы не рев драконов за окном, она бы позволила себе увязнуть в самобичевании. Вздрагивая, королева бросает изумленный взгляд на супруга, а затем — испуганный на кричащего сына.
[indent]— Люк, — мягко касаясь его ладоней, тихо произносит, — Люк, ты меня слышишь? Посмотри на меня. Я здесь. Мама здесь.
[indent]На фоне окрепшего Джейса Люк кажется хрупким — настолько, что способен сломаться в ее ласковых объятиях. Аккуратно касаясь пальцами кудрей, Рейнира приподнимает голову сына и прямо смотрит ему в глаза, чувствуя, как сердце в груди сжимается от радости и тянущей под ложечкой тоски.
[indent]— Ты дома, Люк. Здесь Деймон. Все хорошо. — ладонью второй руки она указывает в сторону короля-консорта, отклоняясь, — ты в безопасности и тебе ничего не угрожает.
Иногда он решительно не понимает собственную жену.
Деймон, вопреки мнению многих, никогда не жаждал занять Железный трон, нет, он любил собственного брата, но страстно желал лишь место Десницы подле него. Каждый хорош там, куда указывают ему боги, и Деймон Таргариен был готов склонить голову перед мудрым решением короля. Увы, решения Визериса были какими угодно, но не мудрыми. Должности, данные ими, несли для Деймона насмешку, четкое указание - ты никогда не будешь подле меня, - и это было... больно. Деймон мог как никто другой защищать интересы брата, но вместо этого он торчал сначала в Долине, потом в столице, и только Ступени принесли ему отголосок жадного удовольствия.
А ведь он просто хотел защищать Визериса.
Рейнира сейчас королева, на своем законном месте, истинная наследница Железного трона. В первую очередь вершительница судеб, отрада и блага всего королевства, но кажется, она готова забыть об этом, если дело касается ее детей. Забыть так быстро, чтобы оставить столицу и рвануть к Люцерису (Пекло, Деймон все еще сомневается в весточке, он уверен, что Вхагар разорвала принца на части, и кости его утонули в море близ Штормового предела!), это решение кажется донельзя глупым.
У него руки чешутся схватить жену и приложить ее хорошенько головой об стол.
Каждая минута промедления дорогая. Государственные дела не терпят отлагательств, Семь Королевств еще не покорены, и Деймон смотрит мрачно, гадая, нужно ли напомнить Рейнире об Эйгоне Завоеватели, о том, как кровью и пламенем он сломил сопротивление. Хорош бы он был, коли трясся над собственной семьей. Рейнира в смятении, бледность заливает ее и без того белое, как молоко, лицо. В ее глазах безысходность пополам с надеждой, яркий аметист темнее, и Деймон сдается.
Единственное поле боя, которое становится его вечным проигрышем. Он не в силах сражаться с собственной супругой, потому что это равносильно воткнуть кинжал себе в сердце. Иногда Деймону кажется, что он дышит, ходит, говорит только благодаря Рейнире. И он сдается вновь, кланяется своей королеве прежде, чем заключить ее в объятия и оставить сердечный поцелуй где-то в районе виска. Так Деймон целовал Рейниру, когда она была еще девочкой.
Скольких бед можно было избежать, прими Визерис хотя бы одно мудрое решение и разреши свершиться браку между братом и дочерью.
- Пусть будет так, - он отпускает Рейниру, бережно убирает прядь волос с ее лица. - Но если это ловушка, мы спалим Драконий камень дотла. Вместе со всеми, кто там находится.
* * *
Караксес лениво расправляет огромные крылья, он успел подзакусить, но не успел нажраться до отвала, чтобы завалиться спать в темном каменном мешке. Драконоблюстители успевают вытащить пару стрел, застрявших в плотно чешуе, и Деймон мрачно думает о том, что обошелся с Харенхэллом слишком мягко. Возможно, стоило там камня на камне не оставить, уничтожить начисто наследие Стронгов, вместе с их проклятым родом.
Драконы взмывают в воздух. Деймон успевает переговорить с новым Малым советом, наспех просчитать возможные беды, которые свалятся, коли кто-то из оставшихся изменников решится восстать против королевы. Таких в Красном замке оставалось немало, но Миссария и ее пташки исправно несут свой дозор. Деймон уверен, что Бледная Пиявка хорошо знает свое дело, и в короткое отсутствие Рейниры ничего не произойдет.
Но... мало ли.
Свежий воздух ударяет в лицо. Есть некоторое время для того, чтобы подумать, разложить в голове неспешно барахтающиеся мысли. Политика, интриги, заговоры - все это не для Деймона. Его путь лежит на поле боя, он должен рубить головы и обагрять себя и меч кровью врагов. Он хочет слышать стоны боли и мольбу. Но сейчас нужно заняться делами семейными. А битвы подождут. Изумруд все еще сверкает ярко, но аметист делает это ярче. Когда-нибудь Красный замок вновь наполнится смехом и уважительными речами.
Пекло. Деймон не думал, что решится на это, но сейчас он может признаться себе в желании хорошенько покутить на очередной пирушке.
Две тени, два дракона спускаются вниз. Деймон зорко осматривает черный песок и серый камень, но нигде нет признаков ловушки. Хотя может враги просто ждут, когда королева и король зайдут в нерушимую крепость. Караксес недовольно поводит головой, вновь взмахивает крыльями, готовясь взлететь, и Деймону приходится прикрикнуть на него:
- Lykiri!
Змей выдыхает струю пламени, но затихает покорно и позволяет своему всаднику спешиться. Сердце пропускает удар, когда Деймон видит пасынка. Значит, все хорошо. Мейстер написал правду, Драконий Камень все еще принадлежит черным. Их враги далеко, зализывают раны и готовят новый удар. А Люцерис... Люцерис жив.
Он плохо помнит дорогу до замка, только сжимает и разжимает затекшие пальцы. Рейнира двигается скованно, это не уходит от внимания Деймона. Прошло слишком мало времени, она, побитая, но не сломленная постоянными плохими новостями, еще не набрала достаточно сил, но хорош же будет ее супруг, коли настоит на теплой потели и крепком сне. Нет, это дело Деймон оставит мейстерам. Сейчас они ступают под крепкий каменный свод, петляют в узких коридорах. Деймон с наслаждением втягивает свежий соленый воздух. С моря надвигается буря, но скорее всего она дойдет не раньше, чем к завтрашнему вечеру. Если повезет, их обоих здесь уже не будет.
Если только Рейнире не взбредет в голову остаться на Камне подольше. В конце концов, ее сын здесь.
Деймон задерживается в дверях, поймав какого-то служку и приказав привести сюда кастеляна замка. Он не сомневается в способностях Джейкериса управлять отданной ему на откуп землей, но лучше проверить все от и до. На стороне младшего принца молодость и жгучее желание стать для матери крепкой опорой. На стороне Деймона опыт и умение не доверять никому, кроме самого себя.
Люцерис мало напоминает того живого веселого мальчишку, которого запомнил Деймон. Теперь это бледная тень, слабая, хрупкая, но все-таки она здесь. Кровать кажется огромной, а может, все дело в худобе - юный принц отощал, и Деймон задается закономерным вопросом, что случилось с ним за эти долгие неприятные идеи. Он обходит кровать и садится с другой стороны, смотрит сначала на Люка, затем на Рейниру. И снова на Люка.
- Хвала богам, они даровали радость нашему дому.
Принц не понимает. Ему тяжело сейчас, и Деймон давит тяжелый вздох. Его гложет нетерпение, он хочет знать все о произошедшем близ Штормового предела. А еще Деймон жаждет мести, но понимает, что Алисента с ее приближенными уже потерпели поражение. Таргариены потеряли одного дракона, с крыльями. Но второй дракон остался жив. Это славная победа, а оставшийся счет еще обязательно сравняется.
[indent] Он не меняет своего положения, так и продолжая сидеть в не самой удобной для этого позе. Его бьет дрожь, на лбу проступает испарина, словно от лихорадки. Только Люцерис этого не замечает. Он вообще ничего не замечает сейчас. Не слышит ни единого звука, кроме учащенного ритма сердца. Воображение и память услужливо рисуют тут же картины, которые парень видел не так уж давно: огонь и острые зубы, хлынувшая в лицо теплая кровь и соленая вода. Крик сам собой срывается у него, но собственный голос Веларион не слышит тоже.
[indent] Ощущение сна оставляет его слишком резко. С чужим осторожным прикосновением. Люцерис вздрагивает, инстинктивно пытается отдернуть руку. Увеличить расстояние между собой и другим человеком, кем бы тот не окажется. То велит ему все еще инстинкт самосохранения, а не осознанное желание принца. Он уверен, что все еще находится в сне. Слишком все спокойно.
[indent] В полусне он не признает материнского голоса. Отказывается повиноваться и смотреть куда-либо. Очередное прикосновение. На этот раз к волосам. Уклониться снова не получается. Аккуратное, но тем не менее кажущиеся ему настойчивым. Приходится подчиничиться и взглянуть немного вверх.
[indent] Люк не верит своим глазам. Моргает первый раз, потом второй и третий. Опасаясь,что каждый следующий окажется последним. Ему кажется - морок вот-вот исчезнет или обернется чем-то еще. Ведь во сне бывает всякое. Но ничего не происходит. Знакомое теперь лицо все еще здесь. В нескольких сантиметрах от его собственного. Он чувствует теплое дыхание, а собственное затаивает, набирая полную грудь воздуха.
[indent] – Это правда ты? М-мама...Пожалуйста, не уходи. Я так скучаю по всем вам. Если это сон, можно я не проснусь больше никогда? Мама.– он всматривается в материнское лицо. Рейнира кажется ему до ужаса бледной, хотя может это все из-за освещения. Да и в целом, мать как будто за минувшее время стала на несколько лет старше. И именно эти изменения помогают принцу убедиться в реальности происходящего.
[indent] Он, подавляя желание броситься на шею матери, сказать ей что-то ободряющее, только сейчас обращает внимание на Деймона. Сначала опускает взгляд, словно устыдившись того, как он может выглядеть со стороны – все ещё мальчишкой. Тяжело и с шумом вздыхает, все же заставляет себя посмотреть на короля-консорта. Качает головой медленно из стороны в сторону, отвечая на повисший в воздухе вопрос. Люку не составляет труда догадаться, о чем его хотят спросить. Только этот разговор обещает быть слишком долгим. И совсем не лёгким. Для каждого, кто сейчас находится в покоях. Люцерис пока не чувствует в себе достаточно сил, чтобы вновь вернуться в тот проклятый день, разделивший его жизнь на до и после. И уж точно Веларион не уверен, что ему удастся это сделать после вновь, рассказывая все уже и для остальных Черных. Едва ли он забудет произошедшее когда-либо, но воспоминание, каждая его часть в отдельности, до сих пор отзывается болью почти физически. Принц опасается реакции Деймона. Вот уж кто точно не станет спускать это родственникам с рук. Ринется мстить, да ещё и так, что праведный огонь гнева будет слишком силен. Так, как это может сделать только дракон. Хотя Люк с удовольствием посмотрел бы на лица всех «зеленых», когда до тех долетит весть о его спасении. Если долетит. Особенно хотелось бы увидеть реакцию виновника его нынешнего состояния, Пекло его забери.
[indent] – М-мам? Прости, я подвёл вас всех. Простите. – принц пытается заставить себя улыбнуться, но выходит все равно паршиво. Слишком фальшиво. Голос выдаёт его, дрожит и постепенно переходит на шёпот. Эти слова, кажется, звучат так, словно приносят парню боль физическую и отнимают без того немногочисленные силы. После каждого приходится делать паузу. И все же, Веларион немного собой гордится. Сейчас признание в собственном промах не заставляют его чувствовать покалывание в глазах, предвещающие слезы. Взгляд темных глаз бегает с лица матери на отчима и обратно несколько раз, а после утыкается в стену. И гаснет постепенно.
[indent] Он понимает прекрасно, что своими извинениями может причинить Рейнире боль. И все же, она не так сильна, если бы парень стал бы рассказывать все о том проклятом дне в Штормовом Пределе, разделившем жизнь его на «до» и «после». Ему сложно представить, что чувствует мать, потерявшая ребёнка. Более того, второго и в течение нескольких дней после первого. Зато собственные муки Веларион помнит отлично. Как мучительно осознавать все произошедшее и после принять это. Заставлять себя жить, потеряв какую-то часть себя в бушующих водах вместе с павшим от зубов Вхагар Арраксом, вливая в себя через силу омерзительные на вкус целебные настои. Умолять Неведомого, проклинать остальных богов, все же забрать себя, когда в очередной раз тело пронзает боль при резких движениях. Терзать душу и изводить себя, не имея возможности отправить весть родным и близким о том, что все слухи о гибели посланника королевы от рук его же дяди – лишь слухи и правда Зеленых. Но сейчас…все злоключения становятся прошлым. Мать права. Он дома. В безопасности. Хотя бы какое-то время. В ответ на фразу приемного отца о милости богов с трудом сдерживает презрительное фырканье. К нему высшие силы свою милость проявляли слишком уж по-особому.
[indent] – Прости. Из меня и раньше был неважный боец...,– прерывает явно затягивающуюся паузы, пытаясь снять давящее на плечи тяжким грузом напряжение, Люк. На сей раз уже обращается он уже к Деймону, но взгляда на него не переводит. – теперь уж пользы и того меньше. Арракс...пал. А мечом я владею куда хуже, чем Джейс. И все же, я не хочу прятаться за стенами. Поучишь меня? Чтобы в следующий раз при встрече с н и м не ...опозориться.
Отредактировано Lucerys Velaryon (Сб, 14 Янв 2023 22:30:58)
[indent]— Хвала богам, они даровали радость нашему дому.
[indent]Рейнира с благодарностью смотрит на Деймона и ощущает, как сердце ее смягчается: она благодарна ему за то, что он отправился с ней на Драконий камень. Она рада, что сейчас он сидит рядом с ними на постели и вместе с ней делит поистине счастливый момент — момент воссоединения семьи. Признательность королева выражает слабо — пальцами касается внешней стороны ладони супруга и ласково улыбается; наверное, впервые после вестей о гибели Люка.
[indent]«Спасибо тебе», — она не говорит слов благодарности вслух, но ее взгляд выразительнее тысячи слов.
[indent]Без Деймона, чувствует Рейнира, ей было бы худо — не только сейчас, а вообще.
Он всегда был рядом — если не физически, то морально. Единение она чувствовала, сжимая подушечками пальцев кулон с ярчайшим рубином, подаренный опальным принцем королем еще в детстве. Он никогда не осуждал ее. Он показал ей обратную сторону жизни — ту, где женщина может получить удовольствие от близости с мужчиной; а затем — спустя долгие несколько лет — стал мужчиной, в обществе которого женщине особенно хорошо. Дал возможность подарить ему прекрасных сыновей. Взвалил на свои плечи ведение войны, и, наконец, прибыл с ней на Драконий камень, когда пришли вести о том, что ее их сын выжил. В каждом из важнейших событий король был и остается рядом — и от осознания сердце заходится. Ненамеренно, но Деймон замкнул жизнь Рейниры на себе — и она совершенно не противилась этому.
[indent]Ненароком на глаза наворачиваются слезы.
Драконий камень никогда не воспринимался домом: драконья семья бежала сюда в отчаянии после гибели Харвина Стронга. Фамильные земли встретили хмуро и туманно, холодно и неуютно. Чувство это не уходило вплоть до возвращения в Красный замок, но сейчас все изменилось — едва в стенах вновь оказался Люк. Осознавая, что под крышей родового замка собралась почти вся семья, на душе становилось радостнее — и это осознание многого стоило. Не скрывая счастливой улыбки, Рейнира бережно оглаживает плечи принца и, не сдержав эмоций, притягивает к себе. Пальцы путаются в темных кудрях. Медленно вдыхает запах, исходящий от сына и прикрывает глаза. Она готова благодарить Матерь за то, что та вернула ей сына.
[indent]— Я никуда не уйду, Люк. Мы никуда не уйдем, — на ухо тихо произносит королева, — поверить не могу... мы так скучали по тебе… — не выпуская сына из рук, она с теплотой и горечью отмечает, что он слишком сильно и быстро повзрослел. Из неуверенного в своих силах мальчишки — в сломленного и подавленного юношу, которому предстоит многое наверстать и вернуть душевное спокойствие. Сердце материнское досадой заходится — она будет еще долго корить себя за то, что не распорядилась исследовать местность и прибрежные территории вблизи Штормового Предела. «Быть может», — сокрушается, — «мы бы нашли тебя сами. Раньше. И этих ужасов не пришлось бы пережить». — несмотря на слабость, она бы сама отправилась на Сиракс к Штормовому Пределу, но лихорадка оказалась настолько сильной, что королеве стоило больших усилий просто сесть на постели. — «Вестимо, какой-то смысл в этом есть».
[indent]С другой стороны, если бы не вести о гибели принца Люцериса, неизвестно сколько бы они находились в состоянии подготовки к войне. Рейнира не хотела развязывать войну первой. Она ставила цель взойти на Железный трон без кровопролитий. Новость, хоть и фальшивая, развязала им руки и позволила Деймону развернуться во всю мощь.
[indent]«Жаль только, что такой ценой».
[indent]Воздух в покоях принца становится влажным — из окна настойчиво тянет сыростью. Под раскаты грома Рейнира морщится и распоряжается разжечь камин. Накидывает на плечи сына одеяло и, как в детстве, касается пальцами кожи рук, проверяя, не замерз ли. Кожа Люцериса теплая и чистая — и она немного успокаивается, уповая, что ребенок не захворает после долгого пути домой. Окончательно спокойствие наступает, когда поленья начинают потрескивать в камине и постепенно температура в покоях прогревается.
[indent]— Ты никого не подвел, сын, — медленно выдыхая, тихо произносит черная королева, — ты повел себя достойно. И главное, что ты жив и сейчас с нами. Поверь, большего нам и не надо. — как и любая мать, Рейнира в первую очередь беспокоится о своих детях, а потом уже обо всем остальном.
[indent]На вопрос, адресованный Деймону, Рейнира удивленно округляет глаза. Она бы хотела, чтобы Люк не ввязывался в очередные сражения, поскольку еще одну весть — возможно, в этот раз правдивую — о его гибели она не переживет, но вмешиваться в разговор короля и принца не спешит. Мужчины должны принимать решения самостоятельно — и коль уж он решил лучше овладеть мечом, то останавливать его она не станет.
[indent]«Я горжусь тобой», — тем не менее. Она уверена, что принимать свои слабые стороны и работать над ними — это маленькая победа.
[indent]Деймон — один из лучших воинов их времени. «Мне», — думает она, — «не о чем переживать, если супруг займется им».
[indent]— Ты… ты расскажешь, где ты был все это время? — голос непростительно дрожит. Рейнира не уверена, что хочет слушать рассказ о схватке с Эймондом — пусть это останется для ушей Деймона и Корлиса. Куда важнее понять где был ее сын и позаботились ли о нем в должной мере — как о наследнике Плавникового трона и принце истинной — законной — королевы.
Отредактировано Rhaenyra Targaryen (Вс, 29 Янв 2023 02:26:19)
Возвращение блудного сына - отрада для матери. Возвращение сына из мёртвых - благословение небес. На всём континенте едва ли удалось бы сыскать второго такого человека, чьё сердце и душа ликовали в унисон в этот день. Первым же была Рейнира.
Словно безучастным, ненавязчивым взглядом, подобно стороннему наблюдателю, Деймон изучал выражение на её лице. Отцу не под силу понять, что испытывает материнское сердце после потери ребёнка. А неродному отцу и подавно. Равно как и не под силу оценить степени радости, которая свалилась на плечи его многострадальной супруге.
Она заслужила этот день. Она выстрадала его, выплакала. Прочувствовала горечь утраты каждой клеточкой своего тела. И теперь была вознаграждена благословением. Теперь ей было позволено улыбаться. Не наигранно, не приторно. Но счастливо и благодушно.
Как долго он не видел столь искренней улыбки на её лице. На мгновение он словил себя на мысли, что мог бы стать тем, кто лишил бы её возможности улыбаться сегодня, будь он чуть настойчивее. Будь в его словах чуть больше жесткости и благоразумия. Но лишь на мгновение.
Оставлять Королевскую гавань без правителя и двух ключевых драконов было не самым разумным решением, в чём-то даже возможно губительным. И Деймону в пору было бы остаться там, но... Но о каком разуме может идти речь, когда дело касается его супруги? Позволить ей одной отправиться в столь рискованное путешествие было бы не менее непростительной глупостью.
О Семеро, эта женщина точно сведёт его в могилу или лишит рассудка!
От того Таргариен хмур и невесел. Вопреки такому радостному событию, его мысли далеко не о торжестве по случаю возвращения Люцериса из мёртвых. Но о том, как скажется его возвращение на дальнейшем ходе событий в войне. Как зелёные воспользуются новостью о выжившем наследнике? И воспользуются ли вообще? И узнают ли они об этом, или быть может чёрным удастся сохранить это в тайне на какое-то время. Каждый Таргариен это пластина на латном доспехе. И чем больше пластин на месте, тем меньше шанс вылететь из седла и пасть от зелёного копья в грудине.
Да, Рейнире сегодня позволено улыбаться, а Деймону - думать за них обоих.
Мужская рука невзначай опускается на одеяло, чувствуя под собой левую ногу Люцериса. Пара подбадривающих хлопков ладони о ткань и рука консорта мягко обхватывает покрывало, умещая в ладони берцовую кость пасынка. Да, мальчишка и впрямь исхудал. - мысленно отмечает Деймон и шумно втягивает воздух через нос как только разговор касается Арракса. Да, потеря такой значимой фигуры на доске, как дракон - не то чего хотелось бы в рамках противостояния. Но и не столь критично. Да, преимуществом молодого дракона была мобильность и проворность, но толку с них, когда огромная пасть смыкается на твоей шее. Мужчина ловит себя на том, что его ладонь сжала ногу мальчишки крепче положенного; подушечки пальцев настойчиво упираются в твёрдую кость, но Люцерис молчит под испытующим мужским взглядом.
Уголков губ Деймона касается лёгкая улыбка. Благодарная. И с ноткой уважения. Веки стягиваются в лёгком прищуре, придавая лицу короля какой-то задумчивости.
- Арракс пал, но ты нет. И это самое главное.
Хватка его руки заметно ослабла и вскоре вовсе сошла на нет, ладонью лишь мягко расправляя за собой ткань. Остался ли этот немой разговор с Люцерисом незаметным для глаз Рейниры - возможно. А если нет, то Деймона это не сильно заботило. Для себя он подчерпнул то, что хотел. Лёгким кивком головы он дал добро на запрос уже не мальчика, но юноши. По крайней мере, в глазах Деймона Люцерис будет выглядеть теперь именно так.
- Всенепременно. Как только будешь уверенно стоять на ногах. - он ловит на себе взгляд супруги, но не может разобраться чего же в нём больше - изумления или благодарности; об этом он потолкует с ней лично, не здесь и не сейчас, - Ну а пока, удовлетвори же материнскую пытливость.
Вы здесь » CROSSFEELING » PAPER TOWNS » you're always on my mind // house of the dragon
