| RESIDENT EVIL
  Claire Redfield
original/или на твое усмотрение
агент TerraSave, любящая младшая сестра, комсомолка, спортсменка, красавица// заявка не в пару, но на крепкий, долгий и счастливый броманс, насколько это возможно между леди и жентльменом а еще у нас общий ребенок, Клэр, я жду свои алименты на Шерри!
Клэр и Леон - персонажи, история знакомства которых берет свое зарождение с самых первых завязок всего сюжета серии Resident Evil. Они впервые встречаются и знакомятся в тот роковой день, когда Раккун-Сити был обречен умереть, похоронив под своими руинами сотни зараженных жителей города, огромный пласт корпоративных тайн и всемирных заговоров, в которые, нехотя, герои оказались втянуты. Клэр просто искала брата. Леон просто приехал на свой первый рабочий день.
Сколько раз они встречались уже после, сменив и места работы, и должности, и локации?
В своей неумолимой вере в лучшее, в желании помогать людям и отстаивать то, что правильно, Клэр - это, своего рода, символ надежды. Не милосердная сестра, конечно, но очень близко к этому, ведь если бы все люди на Земле мыслили так, как она, может быть, и не было бы никогда этого кошмара с вирусами и биотерроризмом?
Идеалы Клэр и Леона совпадают, но, как нетрудно догадаться, методы их борьбы разные, и это все-таки не мешает им сблизиться, как профессионально, так и просто по-человечески. В этой почти бесконечной череде побед, поражений, боевых заданий, похищений, путешествий по островам, травм боли и сожалений, когда последний раз они просто ходили в кино? Ели хот-доги в придорожном кафе? Обменивались фотографиями из отпуска? Когда вообще последний раз был этот самый "отпуск"? О, а жалобы на Криса, Клэр? Все эти беспокойства и переживания не только за себя, но и за близких, которыми с кем еще поделиться, если уж не с Леоном? Он, конечно, как и всегда, пошутит как-нибудь по-дурацки, но разве не станет легче?
Вместо послесловия:
Итак, если вы здесь прямо-таки ждали гиперсерьезную, мегакрутую и красивую заявку с затравками сюжетов, невероятными описаниями из моих прекрасных игр и т.д. и т.п. то этого не будет. Потому что я просто не умею писать красивых заявок-зарисовок, так, чтобы вот вы посмотрели на это все, схватились за сердце и носовой платочек, а потом агрессивно написывали в гостевую и рукоплескали этому невероятному тексту. Оттого и имеем то, что имеем, прошу понять-простить.
В моем понимании, отношения Клэр и Леона - это то, что в иных обстоятельствах могло бы превратиться в приятный роман, но этой трансформации не случилось, потому что когда ты знаешь человека слишком уж хорошо, со всеми его достоинствами и недостатками (особенно с ними), невольно задумываешься: что, жить с этим вот? Вот это терпеть? Хоспаде, да ни за что! Встречи по пятницам и средам, дни рождения, благодарения, Пасха и Рождество - вот примерно столько времени в своей жизни уместно отдать друг другу, чтобы не закатывать глаза на двенадцать часов.
Клэр и Леон - это про:
- Некрасиво.
- Мне тоже не нравится.
- Крис, еп твою мать.
- Твоя очередь навестить Шерри.
- Но я там был на прошлой неделе!
- Набери Крису, я не могу его найти.
- А чего сама не позвонишь?
- ОН МЕНЯ ОПЯТЬ ИГНОРИРУЕТ.
- Мы обязательно выживем.
- Мы понимаем друг друга с полу...
- ... сладкое, красное?
- Идеально. Послание от Джилл:
Дорогая Клэр, я тоже хочу дружить! Канон вообще не раскрыл наши взаимоотношения, не считая "Острова Смерти" (где, кстати, тоже нихера не раскрыто) и письма Криса в офисе S.T.A.R.S., найденного Леоном, где была строчка "Джилл, передай Клэр...". Это уже указывает на то, что мы давно знакомы. Мне нужна та, с которой могу делиться женскими секретами, а в мирные моменты ходить по магазинам или еще куда. Могу давать советы по отношениям с мужчинами (если тебе нужно), поддерживать морально и ругать вместе Криса, который снова не берет трубку, а его пинать "Позвони сестре, дебил!". Все обсуждаемо детально.
Хэжу то, что после первых этапов реабилитации Джилл именно Клэр схватила ее за руку и потащила в салон красоты — возвращать ее волосам приличный вид, почиллить в СПА и открыть для нее мир гель-лака. Мы, конечно, спасаем мир, а я — человек почти военный, но все-таки женщина! Да и ты тоже. Но это мы обсудим тоже. В целом, хочу теплых дружеских отношений и посиделок с вином под эгидой "Мужикам на этот девичник вход воспрещен". Жду тебя тоже)
› ваши пожелания
У меня нет особенных желаний. Главное - посты с заглавными буквами, пж, умение вести диалог словами через рот. Как видно из текста выше, у меня так себе юмор, вероятно, так себе хэды, но. Я умею слушать и обговаривать все на берегу, чего и жду от человека на роли; не стоит шишечка, не играется персонаж, рожа моя не нравится - все вполне можно обсудить, не прибегая к крайности типа "уйти по-английски". У нас есть Жилл, которая также жаждет завести приятельских отношений, у нас есть Вескер, почти не кусается и не бросается на людей. Заиграть на 100 лет вперед не клянусь, но пост раз в недельку-полторы точно обеспечу, в ответ жду, собственно, христа ради, не дольше месяца.
Объемы, количество строк и букавок - это опционально.
А еще у нас есть мемы. ну вот допустим 
› связь
бронить можно в гостевой, затем нагряну в лс, но опционально и получение ТГ, я парень общительный, мне скрывать нечего. что-то типа поста Когда Леон разглядывал фотокарточки и пригласительные открытки с живописными видами Раккун-Сити, он уже заранее знал, что город не так прост, как кажется на первый взгляд. За зелеными пейзажами и свежим горным воздухом, который, казалось, можно было вдохнуть даже через плотную бумагу, уже скрывалось достаточно тайн вроде серии загадочных убийств, заинтересованность которыми, во многом, и определила будущее место работы мистера Кеннеди.
От службы в полиции вряд ли ожидаешь простоты и комфорта. Леон, более того, наоборот хотел попасть в «самое пекло», сразу закрепиться в оперативном отделе, ломать голову над изощренными делами, очищать город от человеческого зла, продвигаясь по карьерной лестнице количеством раскрытых преступлений. Он воображал себе насыщенные, полные самоотдачи трудовые будни, в которых сможет реализовать все то, чему научился в стенах полицейской академии; в его мыслях были форма, значок, табельное оружие и тонна праведного благородства – он идет в участок, чтобы защищать интересы и жизни мирных граждан. Он выбрал правильное дело.
Еще Леону думалось, что и риск, и опасность, и смерть его не пугают. Кеннеди знал, какую стезю выбирал, он уже видел и человеческие мертвые тела, и насилие. Хотел бы забыть и не вспоминать, но помнил запакованные в плотные черные пакеты трупы собственных родителей. Эти воспоминания все больше фантомы, в памяти растворяются и голоса, и лица отца с матерью, но жив сам факт свидетельства – Леон видел, как умирают люди. И это тоже цинично, но вселяло в него определенную уверенность.
До текущего дня.
«Не так я себе представлял первый день на работе» — он отшучивается самому себе, нервно, почти истерично, когда в очередной раз зажимает спусковой крючок.
Многое Кеннеди «представлял себе не так»: заправку, закусочную, участок, вообще весь город. Его запах, цвет, свет, воздух в нем.
Раккун провонял смертью и плесенью. А еще кровью. И разложением. Сладковатый запах гнили, в который вмешиваются духота и свинец, заполняет горло и легкие. Он до того плотный и густой, что Леону иногда даже кажется, что от нее – от этой вони – закладывает и горло, и даже уши. Желудок сводит и скручивает в тугой комок. Никогда Кеннеди не был впечатлительным или брезгливым, но все равно несказанно был рад, что последний прием пищи в его жизни был более двенадцати часов назад.
Сколько времени уже прошло с въезда в город? Час? Два? Пять? Или десять? Была ночь. И все еще ночь. Леону кажется, будто бы эта темнота – бесконечна. Он снова сильнее сжимает оружие, наставляет дуло пистолета на очередного мертвеца на пути. Раздается оглушительный выстрел. С грохотом изуродованное тело падает на асфальт. Нужно бежать.
Кннеди с содроганием иногда представляет, что эта ночь не то, чтобы окажется последней в его жизни. Нет. Умирать страшно, да. Еще страшнее умереть ужасной смертью в пасти зараженного. Но больше пугает Леона вовсе не это, а то, что чертова ночь может оказаться бесконечной. Раккун-Сити тоже может оказаться бесконечным. В нем он, несостоявшийся офицер полиции, постоянно будет пытаться выжить: искать по всем углам участка, оружейных, брошенных полицейских машин патроны, гранаты, дымовые шашки. Ему придется все время скрываться и потаенно бояться каждого шороха. Всюду его будет преследовать тревога.
Леон боится того, что Раккун будет тянуться за ним в дальнейшую жизнь, сквозь кошмары и воспоминания. Его грязные, покрытые гнойными волдырями и трупными червями пальцы сильнее сожмутся на шее Кеннеди, сдавят ее до хруста, до невозможности дышать. И в этой духоте он проведет остаток своих дней, даже когда покинет проклятый город.
Он не говорит себе «если». Потому что в противном случае окончательно опустятся руки. А они должны быть твердыми, чтобы держать в них оружие.
Под ногами грязные, ржавые лужи. В этой мутной воде смешались дождь, кровь и остатки человеческих тел. За время блуждания по участку и прилегающей к нему территории подобные пейзажи постепенно становились привычными, и это тоже глубоко-глубоко в душе пугало Леона. Все, к чему привыкаешь, уже воспринимается как норма, а с подобной «нормой» он отчаянно смиряться не хотел.
Там, в бывшем здании музея, Кеннеди еще волновал вопрос относительно того, что происходит в городе. Но как только участок они с Адой покинули, куда острее стоял вопрос выживания. На открытой местности инфицированных было больше и, в отличие от узких коридоров, полицейского управления, эти массы могли скапливаться в настоящие стаи, отбиться от которых было бы нереально ввиду их числа. А еще собаки. Чертовы собаки.
Его спутница неразговорчива, – что, впрочем, вполне понятно – и излишне загадочна. Леон знает, что люди, работающие в ФБР, не отличаются доверием и открытостью. В полиции федералам все чаще не доверяют, стараются держаться от них подальше. Здесь, в условиях, когда весь город стоит в руинах, жители – полумертвые ходячие трупы, а никакой помощи все нет и нет, разумеется, не может быть никаких симпатий. Выживать в одиночку в этом месте опасно и сложно, а с учетом того, какие еще твари гуляют по местным улицам, лучше и вовсе не оставаться одному. И все-таки одна мысль не отпускает Леона все время их кратковременного сотрудничества: почему агент ФБР здесь, в Раккун-Сити, одна, да еще и именно теперь?
Он читал записки полицейских. Заражение началось внезапно. Могло ли правительство знать о нем заранее и отправить Аду сюда именно поэтому? Ее «легенда» звучит не убедительно, сколько бы раз Кеннеди не прокручивал ее в голове. Или он просто не верил в ее убедительность, ведь тогда это бы значило, что полиция с самого начала ничего не предприняла и не собиралась. И, более того, многих жертв можно было бы избежать, только если бы…
— Дальше пойдешь один, — ровный голос союзницы выводит Леона из собственных мыслей; даже будучи погруженным в себя он действует автоматически – ускоряет и замедляет шаг, старается двигаться тише, если на пути встречается зараженный подкрадывается сзади, используя нож. Он и сейчас обнаруживает себя с ним в руках. Рукоять липнет к его влажным пальцам, измазанная густой, почти черной кровью.
— Как это понимать? — он оборачивается, но невозмутимое лицо собеседницы в своем выражении не меняется. Ада смотрит на него в упор, но понять, что означает этот ее взгляд Леону удается едва ли. Та будто бы сомневается в чем-то, но в последний момент повторяет, с большим нажимом:
— Дальше. Пойдешь. Один. В оружейном магазине могли остаться припасы, нужно его проверить. Я доверяю это тебе. У меня есть еще одно дело, которое не терпит отлагательств. Мы встретимся здесь после. Запомни эту улицу.
Кеннеди слегка щурится. От подозрений, от пота и грязи. Но он уже понял одно – эта женщина едва ли будет что-либо ему объяснять. Ада похожа на кошку; те тоже уходят, когда им вздумается, приходят, когда захотят, и, закономерно, гуляют сами по себе. Леон не зол и не огорчен. Но убеждается лишний раз: с ней что-то не чисто. И все-таки у него сейчас нет других вариантов ни в поиске правды, ни в поиске спасения. Где-то в городе еще бродит Клэр, которой Леон уже успел пообещать, что они сделают все, чтобы выжить.
Обещания необходимо сдерживать.
Раккун не такой и большой город, как казалось на первый взгляд. Сориентироваться оказывается не так сложно, а, может быть, все дело бушующем в крови адреналине: Кеннеди старается двигаться как можно более незаметно, чтобы добраться до места назначения, не привлекая к себе излишне много внимания блуждающих по дороге мертвецов. В участке он уже выучил: не все, что лежит – обязательно до конца мертво. А чуть раньше, еще когда он только-только пересек встречающий знак, Леон выучил, что на открытой местности стрельба может принести к ажиотажу среди тех, кто альтернативно жив. И потому все чаще пользовался ножом.
Это отнимало много сил и времени. В полусгнивших, окровавленных телах зараженных откуда-то бралась нечеловеческая сила. Если не удавалось избежать столкновения или подкрасться сзади для удобной расстановки сил, приходилось прибегать к помощи пистолета. В дробовике, что висел за спиной, кончились патроны. В текущей обойме оставалось всего восемь. Когда он покинул участок, их было не многим больше.
Пробираясь таким образом через несколько улиц, Леон надеялся, что невероятно важные дела Ады – это тоже мероприятие длительное. Насколько он мог судить, ее ситуация с боеприпасами была ничуть не лучше его.
Вывеска «Оружейный магазин Кендо» даже во влажном, промозглом полумраке мертвых улиц виднелась издалека. Кеннеди ускоряет шаг, постепенно даже переходит на бег, стремясь как можно скорее добраться до места назначения. Минута небольшого ликования стоит дорого – он не замечает лежащего за машиной мертвеца, который удивительно быстро подскакивает на ноги, не давая Леону вовремя среагировать, чтобы в очередной раз отбиться ножом по привычной схеме. Это крупный мужчина, с лица которого давно сползла кожа, а мутные белые глаза смотрели с одним лишь желанием – точно также обглодать лицо и заблудшему офицеру.
Попытка отпихнуть его от себя успехом не увенчалась: они валятся вниз в неловкой попытке Леона увернуться от укуса. Кеннеди ощущает спиной влажный асфальт, слышат хруст чужих костей – зараженный падает менее удачно, валится ногой вниз с бордюра, и его коленная чашечка выгибается под неестественным углом. Его руки и разорванная, огромная пасть тем не менее, тянутся к Леону; тот крепко хватает полицейского за лодыжку и тянет за собой, намереваясь вцепиться зубами.
Выстрел происходит рефлекторно: первый – неудачно, пальцы скользят по спусковому крючку и дрожат руки; второй – в цель, между глазами, третий – прямиком в пасть. Тело воет, замирает и падает на асфальт трухлявым мешком. На мгновение Кеннеди испытывает что-то сродни облегчения. Но как только его мышцы расслабляются, он ощущает запах гари. Шальная пуля попадает в полупустую канистру бензина, что валяется у брошенного автомобиля – видимо, кто-то планировал на ней уехать. Огонь тонкой струйкой ползет к машине, поднимается выше.
Кеннеди инстинктивно вжимает голову в плечи, а ее саму накрывает руками; взрыв гремит почти на весь город, благо, что транспортное средство достаточно далеко от него самого, чтобы задеть осколками или оглушить. Лишь слегка закладывает уши. Машина горит и освещает черную улицу пламенем, и лежащие ранее тела начинают медленно шевелиться и подниматься, изгибаясь в крючковатых, ужасающих положениях.
— Блядство, — оценивает ситуацию Леон. Он ищет глазами выбитый нож, спешно хватает его, поднимаясь на ноги. Уже было совсем не до аккуратности – даже рядом с магазином, где раньше, казалось, никого не бродило и не валялось, постепенно собирались мертвецы. Тем же путем на место встречи с Адой ему теперь не вернуться. И не оставалось больше альтернатив, кроме как двигаться в оружейный магазин, отстреливая на пути тянущихся к двери зараженных. Еще пять патронов.
| |
